Хорошо, я признаюсь. Я люблю мимозы в марте. Впрочем, кроме как в марте у нас их и не продают. И нет, чтобы просто так продавали – нет, эти пресловутые дрянные желтые цветы продают у нас только к одному празднику – всеобщей гинекологии. Потому что я не знаю, как еще назвать этот день, когда все поздравляют тебя исключительно потому, что у тебя есть грудь. И не только. И вообще.



Нет, я все помню, что изначально там были женщины, которые боролись за то, чтобы другие женщины могли работать. Очень здорово, конечно. Одна, значит, поборолась, а я вот тут вкалываю на полставки уборщицей в студенческом кафе. А могла бы сидеть у окна, кушать зефир и ждать, пока муж принесет с охоты мамонта.



В общем, я старательно готовилась в очередной раз ненавидеть день Восьмого марта. Потому что невозможно, просто никак нельзя любить этот день, глядя на все эти хрупкие цыплячьи кружочки на зеленых лапках, которые проносят мимо тебя, и никто-никто не собирается дарить. В глубине души – ну, раз уж я решила разоткровенничаться – я и против праздника-то не была. Ну, подарят тебе гвоздичку в честь твоего пола, плохо, что ли. И опять же, ощущение праздника в марте, когда все вокруг такое серое, грязное и не очень весеннее, конечно, не помешает. Однако мало того, что в этот день никто не подарит тебе мимозы, так все еще и норовят спросить, как ты относишься к Восьмому марта. И вот, вместо того, чтобы жалобно блеять что-то про то, какой это прекрасный день, не имея за душой ни единой открыточки, ни одного, даже самого дохлого цветочка, я выработала стратегию противления злу насилием и сарказмом.





Конечно, масла в огонь еще подливают всякие родители и прочие родственники. Бабушка Аделаида совершенно случайно четыре раза подряд рассказала, как ей в этот день только триста лет тому назад подарили огромный букет лилий.

- … правда, внучка, выяснилось, что лилии были не сами по себе, а с открытия памятника Анатолию Генриховичу Штейнман-Колоскову, но, согласись, жест был все равно прелестный.

- А что, - спросила мама, - у вас разве не будет чаепития?

Моя мама работает учительницей в школе. У них там чаепития к празднику – дело принудительное. Маме твердой рукой приходится распределять между школьниками, кто приносит кекс, а кто – заварку, а потом еще и долго рассылать смски всем своим мальчикам-шестиклассникам, чтобы те не забыли купить девочкам хотя бы по одной помятой гвоздике.
Иногда я завидую этим девочкам.

***

У нас в группе мальчиков всего полтора. Мы еще не определились, считать ли за полноценного мальчика Вадика, которого в техникум отвозит мама, а забирает бабушка, но в любом случае, даже с Вадиком в качестве полноправной боевой единицы, надежды всей нашей группы на гвоздику и чаепитие были ничтожно малы. Однако Лялька, наша староста, на собственном примере доказала, что Восьмое марта – день сильных женщин. Вообще, Лялька хотела выйти замуж. Чем скорее, тем лучше, потому что она уже присмотрела себе платье в салоне. Конечно, если бы можно было жениться без жениха, с одним платьем, Лялька бы так и сделала, но, к сожалению, жених на свадьбах – какой-то очень нужный аксессуар.

Но Лелька, жуткая тряпичница, так исстрадалась по этому платью – «Бельгийское кружево, и фестоны, фестоны вот так!» - что была готова на всё. Поэтому 6 числа она пришла на последнюю лекцию с планом действий.

- Завтра, девочки, - сурово сказала Лёлька, игнорируя Мишу и уж тем более не принимая в расчет Вадика, за которым уже все равно пришла бабушка, - мы все идем на вечеринку к ресторанному бизнесу. Мальчики там, - Лёлька покосилась на Мишу, - так вот, мальчики там – есть.

Отделение ресторанного бизнеса было самым многочисленным в нашем техникуме – и самым мажорным. Молодые люди там брали если не качеством, то хотя бы количеством. Попасть на вечеринку к «рестораторам», думаю, мечтала бы даже Пэрис Хилтон, только ее никто туда не звал. Ходили слухи о творящихся там страшных оргиях. О реках шампанского. Океанах пива. Полуголых блондинках из соседнего литинститута. Скотстве и разврате.
Конечно, мы все хотели пойти.

***

Как водится, слухи оказались сильно преувеличены. Все блондинки были одеты и украшены, а на шампанское пришлось скидываться. Скотством я бы назвала только отсутствие нормальной еды – это на вечеринке-то у людей, занимающихся ресторанным бизнесом. Хотя, еда в ресторанах редко бывает нормальной.

Впрочем, обо всем этом я позабыла, стоило мне только увидеть его. Человека, которого я безуспешно старалась отыскать с января – чтобы отдать ему денег и признаться в любви. Тогда я подрабатывала репортером на катке, разбила жутко дорогой диктофон, а этот парень просто так взял и подарил мне пять тысяч рублей. Найти его я честно пыталась – писала в «Большой город», оставляла сообщения в ЖЖ-сообществах и даже разговаривала с девушкой, которая помогала тогда организовывать мероприятие. Всё бесполезно. Парня, который изображал из себя певца Диму Роя, а на деле оказался простым помощником в монтажной бригаде, и след простыл.

И вот я вижу его тут – вот же он, стоит и болтает себе с какими-то рестораторами. Держится уверенно, прямо как тогда, когда он изображал из себя певца Роя, только непонятно, сейчас он изображает или сам по себе.

Я быстро схватила за руку какого-то проходящего мимо мальчика и наставила на него свои глаза и все остальное, накрашенное под Анжелину Джоли.

- Вон того парня знаешь?

- Н-нет, - как-то неуверенно ответил парень, но я продолжала крепко сжимать его руку, не позволяя вырваться. – Вроде бы его наш староста притащил, по-моему, у его отца ресторан где-то в центре. Какое-то полезное знакомство.

Ресторан? У человека, которого я в последний раз видела в костюме монтажника? Что-то тут нечисто. Я немедленно ломанулась на абордаж.

- Привет! – говорю я этому Диме, бесцеремонно оторвав его от какой-то блондинки. – Помнишь меня?

- Что-то нет, - говорит он, всем своим видом предпочитая блондинку.

- Мы на катке познакомились, помнишь? – напираю я. – Я диктофон сломала, а ты мне денег дал.

Тут этот Дима меняется в лице, хватает меня за всякое и тащит в темный и полный интима угол.

- Молчи! – шепчет он и делает ВОТ такие глаза. – Я же тут столичную ресторанную богему изображаю.

- Зачем? – шепчу я в ответ, тоже с ВОТ такими глазами. – Мог бы остановиться на образе певца.

- Им не певцы нужны, - вздыхает он, - а полезные знакомства. А мне – поесть на халяву. Я сейчас без работы. И вообще, куда интереснее быть столичной богемой, чем механиком из Бибирева.

Я едва удержалась, чтобы не сказать ему, что в образе механика из Бибирева он практически покорил мое сердце. Но все-таки не сказала. Кто знает, вдруг механик из Бибирева – тоже его очередная личина, а на самом деле он дояр из Молодей.

- Слушай, - тут говорит мне дояр, то есть, механик Дима. – Давай уж веселиться, раз тут оказались.

И мы идем танцевать.

- Люблю этот праздник, - говорит Дима, - везде цветов столько, девчонки все как клумбы просто.

Я вспоминаю о противлении злу сарказмом и отвечаю:

- Да уж, раз в год можно поцвести. Такое ощущение, что о женщинах вспоминают только раз в году и выдают им цветы как паспорта – о, вот тебе розочка, проверено: женщина. И до следующего года.

- Так ты что, - огорченно говорит Дима, - не любишь этот праздник?

И тут я открываю рот и выдаю ему все, нажитое непосильной работой мозга. И про то, что не понимаю, как можно отмечать праздник имени груди, и про цветы, и про неполиткорректность, и что я выше всего этого, и готова смеяться в лицо всякому, кто посмеет подарить мне букет.

- Цветы же живые! - патетически восклицаю я напоследок. – Они плачут, когда им подрезают ножки и худеют от аспирина.
А сама о мимозах мечтаю, конечно. Но уж от этого мимоз не дождешься – если только он решит где-нибудь изобразить сына цветочного короля.

***

Из интернет-дневника Димы П., обычного сына самого обычного олигарха.

«Учеба в театральном институте подарила мне совершенно новый взгляд на жизнь. Вот только этюды уже слегка поднадоели. Я уже был бомжем и курьером, рабочим и тусовщиком, и, судя по тому, что попался всего один раз – да и то по чистой случайности – получается у меня хорошо. Кстати, о чистой случайности. Вчера познакомился с интересной девушкой, которая не упала в обморок от того, что раньше встречала меня в образ монтажника. Она приятная, правда, танцует ужасно. :) Думал пригласить ее куда-нибудь посидеть, в честь Восьмого марта, но, оказывается, она терпеть не может этот праздник. Так много говорила по этому поводу – забавная была фраза про цветы, который плачут, когда им подрезают ножки, надо будет использовать в каком-нибудь этюде. Так вот, совсем ненавидит этот праздник. Никаких цветов и всё такое. Так что лучше, наверное, не лезть с цветами и приглашениями.
Жаль, а я так люблю дарить в этот день мимозы».