***


С памятного зимнего дня того совсем выделил из дворни Лефорт Алексашку. Освободил от труда подневольного. Когда это было, чтобы бегал юноша по поручение дворовых да быстрее, да спешнее. Давно это было. Весны через пришел. И стали сбываться лихие выкрики юродивого да только сам он давно уж в небесный край подался. Не выдержал дыбы, встряски да терзания кнутом.
Совсем тревожно в граде стало.
А то как войско собранное под началом Василия Васильивича Голицына проводили - покатилась народная молва, снова загудели на Посаде как улей жители. Купцы потуже кушак затягивали да руками разводили - жалко им вложений, без барышей остались. Казна поди пуста. Опять подати увеличат, обложат торговых людей - а куда больше-то?
А вся баба на царствии. Разве ж Господу Богу угодно такое? От и гневается он, - позабыли люди веру православну. Кукишем крестятся. Пугают люд проповеды веры старой, диаволом пугают. "И сойдет диавол в страшной ярости", - говорят. - "И спасение токмо лишь в вере старой, истинной". Многие, речам внямши, на север подались - к раскольникам на житье. Все лучше чем тут от голоду загибаться.
Лихое время грядет, нехорошее. Тьма над дворцом нависла. Бояре все больше мрачные по лавкам сидят; прошли времена, когда она часами целыми меж собой скалились - у кого род древнее. Не до того было. Думу надо думать, - а как тут думать-рассудить, если Васька Голицын совсем стыд потерял - турков воевать решил? Война - оно дело хорошее, богоугодное, если с толком ко всему подходить. Ежели наспех воевать - что ж путного получится?
Волнуются бояре. А тут слухи по темным закоулкам и лестницам поползли - царь Петр подрос.. все с немцами дружбу водит, учат они его, лютеране проклятые.
Кому верить жизнь свою, - думают бояре. И с одной стороны плохо, и с другой - не слаще. Верно говорят - диавол меж народу бродит. И смущает речам и делами своими. Лихое время, страшное.

В такое время только большой политик и водить - думает Лефорт. Думает так и Алексашка. Больше "мин херра" в это верует, и  рад способствовать, да только Франц останавливает.
- Слишком спорый ты, шебутной. В политик таких негоже допускать - всю стратегии испортишь. Где хитростью надобно, а где - молчанием. Тактика эта наука зовется.
Кивает Алексашка, а сам что ртуть подвижен. Не терпится ему поскорее к делу приступить. Сколько раз запрет Лефорта нарушал и к берегам Яузы тайно вылазки делал - смотрел на старый, почерневший от весенних дождей дворец - Преображенское. Хотел царя увидеть, самому узреть как подрос царь с той поры, как Алексашка учил его через щеку иглу с нитью протаскивать. Верит и не верит Алексашка что этот юноша длинный с голосом петушиным - их с Лефортом цель. На царя нисколечко не похож. Бегает с дворовыми - потехи устраивает. Чудно это Алексашке. Дивится он на такое поведение царя.
Еще больше дивился Алексашка, когда Лефорт привез царя юного на Немецкую слободу. Недолго побыл у них царь. Только прискакали за ним слуги и чуть ли не силком в Преображенское увезли. Смеялся Лефорт после этого, - сидел он на кровати в спальне Алексашки, грыз яства марципановые да расспрашивал.
- А скажи, Алексашка, как тебе царь? Только правду говори, смотри мне!

А и как Алексашке царь взаправду? Дивный царь будущий. Но вот боится его юноша. Петр всегда сердитый, как брови нахмурит да заусенец кусает - и подойти страх берет. Что-то там у него на уме, - царь все ж. Пускай Софья на троне, да и он власть имеет. Он как войска потешные казну разоряют. То потешных набор объявит, то мушкетов от Оружейного приказа стребует. И ослушаться его не смеют бояре. А тут Алексашка, сын Меншиков, бывший пирожков торговец. Как же царя - и не боятся?
- Боязно мне, мин херр, когда царь рядом. Что-то он там про нас думает? Молчалив, суров, - никак думы его не прознать. Все больше лоб хмурит да заусенец грызет. Какой с ним политик вершить?
Улыбается Лефорт, будто тот ответ и ожидал от Алексашки.
- Отведай чё там царевны жрали?! - предлагает. А сам разсуждать берется. Внимает словам Франца Алексашка. И сразу ясно ему все делается.
- Петер нас тоже боится. Никогда прежде не видывал он столько диковин и чудес заморских как на Кукее. Поразили мы его мысли. Сказочным градом Кукуй ему теперь чудится. Сие для нас выгода хорошая. Надобно нам царя приучать к таким безделицам да забавам.
- Так я слетаю завтре за ним, - оживляется Алексашка. - Мигом - одна нога тут, другая там. Чего уж проще-та.
- Ох Алексашка, ну и трудно с тобой дела иметь, - разочарованно качает головой швейцарец. - Петер сам должон до этого в думах дойти. Ежели сам придет вскоре - значится можно и дальше политик разсуждать. Многое царь подумать должон. И тогда уж буде он тут гостем желанным.

Силится юноша науку постигать большой политик творить. Трудно ученье это, куда грамоте труднее. Смирился Лефорт с тем и больше не мучает Алексашку уроками. Лишь вечерами неурочными читает книги ему из гистории политик. Да сказания о временах былых, кои сам на досуге любит. Вот и все учение.
Алексашке такое больше по нраву. Присядет бывало около камина на шкуры медвижьи и внимает. Блестят глаза ясно-голубые, рот чуть приоткрыт от восхищения. И грезит Алексашка что попал в те гистории, что Лефорт ему читает. Нравятся Алексашке вечера такие. Отзываются сказания в груди болью сладостной - как и он также скакать верхом в гуще сражения будет! И хоромы у него будут - не чета старому Преображенскому да полутемным палатам боярским. Тщеславен Алексашка в думах своих. Знает про этот грех свой. Знает про то и Лефорт. Не по нраву ему это - но ничего изменить не может полковник.

Понравится Алексашка Петеру - уже большое событие. А возьмет к себе, пускай на службу мелкую, - оценит преданность Алексашкину, бесшабашность, веселость. Через него будет Франц все знать - что в Преображенском и думах царя Петера творится. А Петеру как раз такой нужен человек как Алексашка. Он и рассмешить сумеет в нужный час и покручиниться вместе с царем.
- Мин херр. Ежели надо что исполнить, справить там, -  решительно молвит Алексашка, выводя пальцами узоры на плече Лефорта, - я могу, мин херр, не сумневайтесь.
Франц прячет улыбку и приобнимает юношу. Мыслить одной думой, стать как один человек, - кажется вышло у них такое дело с этим отроком. Справное дело. Алексашка нетерпеливо ерзает на покрывале цвета осеннего заката и заглядывает Лефорту в глаза. Смотрит преданно что пес, но знает Франц что на уме у Алексашки. Спорый, нетерпеливый он сделался для забав ночных. Ждет времени долгожданного, чуть ли не часы считает до того, как Лефорт его в покои позовет. Пылает тело молодое, сгорает от страсти запретной. Неустанно готов он хозяину своему приятственность делать. Порой и не рад Франц такому повороту, - трудно будет Алексашку в объятьях другого представлять да от себя отрывать. Привязался швейцарец к отроку, что к брату младшему. Трудно большой политик водить, на уступки идти надобно, - а как их творить, ежели сердце иное молвит?