Он шел, пошатываясь, и орал свою победную песню:
«Пора-пора-порадуемся на своем веку
Красавице и кубку, счастливому клинку...»
Болела рана на шее; он волочил раненную ногу. Поединок был тяжелый; и противник достойный.
Они хорошо подрались! Досталось обоим, но все-таки победил он! Сейчас эта рыженькая, выглядывавшая с балкона, строившая глазки обоим и подстрекавшая на поединок, будет принадлежать ему!
Она ясно дала понять, что будет благосклонна только к победителю. А победитель – он. Противник еле уполз с места схватки. На него, поверженного, не глянула и вторая – беленькая красавица, выглядывавшая из-за колонны, всматриваясь в сражающихся.
Да, женщины любят сильных и смелых; женщины любят победителей! Вот он немного отдохнет, залечит раны, а затем предъявит свои права на рыженькую... О-о-о, что за штучка эта рыженькая! Это видно с первого взгляда!
Он все еще продолжал петь, но постепенно пение переходило в хрипение, бормотание и отрывистые всхлипы. Каждый шаг давался все с большим трудом. Уже почти ползком он поднялся по лестнице; всем телом надавил на дверь, открывая ее; ввалился в комнату; прополз по ковру, оставляя на нем следы крови и грязи, еще несколько метров по направлению к камину; удовлетворенно вздохнул и, наконец, потерял сознание.
Сидевшие у камина мужчина и женщина переглянулись. После долгого молчания женщина медленно и печально произнесла: «Да. Все-таки ты прав. ЭТО нужно сделать.» И мужчина ответил: «Непременно.»
Он медленно просыпался. Дернул хвостом, повел ушами... Отчаянно болела раненная шея; болела задняя лапа ... но болело и что-то еще, непонятное и неопределенное.
Собрав все силы, он подпол к миске с водой, напился и начал вспоминать. Отчаянный поединок с достойным противником, который чуть не перегрыз ему шею и пытался откусить заднюю лапу...
Это было. Но и противнику досталось немало: ухо у него отныне всю жизнь будет висеть клочьями; на левую переднюю лапу он сможет встать нескоро; и на морде у него осталось немало отметин...
Рыженькая сейчас на него не взглянет, а уж белая – аристократическая красавица – и тем более!
Но почему-то сознание этого вовсе не грело душу. Победителю не хотелось бежать ни к рыженькой, ни к беленькой...
А зачем, собственно говоря? Что его привлекало в них? Что заставляло драться с противниками, отстаивая свое право на благосклонность этих рыжих и белых, черных и пятнистых кошечек? Что заставляло рычать, драться, катаясь в пыли, стараясь перегрызть горло противнику, посмевшему встать на его пути, войти в его владения?... Он не знал, не помнил. Чего-то не хватало. Какая-то пустота внутри, безразличие и непонятная боль где-то там, внизу...
Боль прошла. Безразличие осталось. Он теперь много спит; много и часто ест. Холеная шкура лоснится; он стал полнеть. Из окна он поглядывает иногда на былых соперников, решающих все те же проблемы; на рыженькую, беленькую и появившихся новых разноцветных кошечек. Он думает: «Зачем?» Зачем сражаться, зачем стремиться за рыжей, за белой, ...когда полная миска корма – вот она, всегда рядом. И так уютно на окошке, и некуда идти, и не за что сражаться...
Дворянин из Гаскони или Беарна(...или из других каких-то мест) просыпаясь, попытался шевельнуть хвостом. Не получилось: хвоста не было. Болела раненная шея, нога и что-то еще... Перед глазами поплыли печальные лица мужчины и женщины из сна. Отчаянно закричав, дворянин схватился уже не за хвост; за другое место – спереди. Здесь, хвала Господу, было все на месте.
Он отчаянно затряс головой, пытаясь проснуться окончательно и вспомнить – кто же он такой?
Поздно уже, а изображения загружаются долго. Окончание этой истории - здесь.