• Авторизация
Дневник masyanova Лента друзей - Дневник - Полная версия


Встреча с судьбой (фрагмент книги "Сергей Дягилев,или Закулисная история русского балета") 24-09-2020 11:06 к комментариям - к полной версии - понравилось!

Это цитата сообщения Bo4kaMeda Оригинальное сообщение

Встреча с судьбой (фрагмент книги "Сергей Дягилев,или Закулисная история русского балета")

Bo4kaMeda
© Владимир Федоровский, 2003; ЭКСМО, 2003
http://www1.eksmo.ru/


Сергей Дягилев, начало 1920-х годов


Однако Дягилев, непостоянный и жадный до плотских наслаждений, все же искал верного любовника. Некоторое утешение в разочарованиях принесли Сергею объятия его личного секретаря, Алексея Марвина, но его уже влекло к себе коренастое тело восходящей звезды Императорских театров Вацлава Нижинского. Неотесанность, робость и польское происхождение сделали его неотразимым в глазах Дягилева.

Публика открыла исключительный дар этого вундеркинда танца, когда ему было всего пятнадцать лет. Маленького роста, с мускулистыми ногами, с бледным лицом и выступающими скулами, он мог бы служить прообразом одного из героев Достоевского. Это был своего рода великолепный идиот, невероятно красивый и на удивление безобразный, заложник собственных навязчивых идей.



Вацлав Фомич Нижинский


Он родился в 1889 году в Киеве, в семье характерных танцовщиков. Позже семья перебралась в Санкт-Петербург, где он и поступил в балетное училище.

Робкий и неловкий мальчик, державшийся особняком, поражал товарищей на занятиях. Феноменальная сила словно подбрасывала его в воздух. Техника Нижинского была, вне всяких сомнений, несравненной. Его отличала от других учеников совершенно особая мускулатура, а исключительная работа большого пальца ноги и подъема давали единственный в своем роде прыжок. Отталкиваясь от земли, Нижинский буквально взлетал, тяжелое лицо и приземистый силуэт этого малозаметного на улице юноши на сцене преображались: он казался гением воздуха.

Вскоре балерины начали чуть ли не драться из-за этого "отскакивающего" от пола партнера.

По окончании школы в 1907 году Вацлав был принят в Мариинский театр, где благодаря поддержке Матильды Кшесинской, особенно ценившей этого несравненного партнера, быстро стал одним из первых танцовщиков.

Нижинский часто видел Дягилева в Мариинском театре и у Кюба, в самом модном в то время ресторане русской столицы, владелец которого, француз, прежде был царским поваром Артисты ходили туда в обществе меценатов, и счета вырастали до нескольких тысяч рублей.

Что касается Дягилева, то ему прежде всего бросились в глаза суровое татарское лицо и фантастическая техника танцовщика. Вацлав был особым существом, на него наложила глубокий отпечаток болезнь старшего брата, содержавшегося в психиатрической клинике. Сестра Нижинского Бронислава, двумя годами младше Вацлава, также была принята в Мариинский театр. Но после ухода Нижинского-старшего семья вечно нуждалась в деньгах. Чтобы как-то дотянуть до конца месяца, Вацлав давал уроки танца детям богатых петербургских торговцев и аристократов.

Впрочем, эта среда сыграла решающую роль в его жизни, потому что таким образом у него появилась возможность познакомиться с другим танцовщиком, Александровым, племянником Кати Долгорукой, которая была любовницей, а затем морганатической супругой царя Александра II. Этот молодой человек принадлежал двум мирам: благодаря связям отца он был допущен в высшее общество, а мать ввела его в артистические круги. Следовательно, Александров служил двойным посредником, сводя аристократов с танцовщиками и танцовщицами.

Ученики, желавшие благодаря занятиям классическим танцем приобрести грацию и утонченность, происходили из самых различных слоев общества. Здесь были нувориши, готовые заплатить любую цену за то, чтобы дать детям дополнительное образование, которое откроет перед ними двери светских салонов, были и молодые женщины из лучшего общества, которые занимались танцем с модным преподавателем ради того, чтобы сохранить фигуру. Урок завершался чаепитием, объединявшим преподавателя, учеников и друзей. Чай подавали в роскошно убранных салонах, и это была целая церемония, в которую серебряные приборы и китайский фарфор вносили нотку утонченности. Светские разговоры, как в пьесах Чехова, переходили в споры об искусстве и обсуждение последних светских событий Санкт-Петербурга. Нижинскому совершенно не нравилось преподавать, но ему приходилось этим заниматься, поскольку, несмотря на свой успех, в театре он получал крохотное жалованье - всего пятьдесят рублей.

Ежедневные занятия и несколько часов преподавания в неделю не утоляли его жажды художественного творчества. Кроме всего прочего, обычные закулисные интриги Императорских театров приводили к тому, что его занимали в спектаклях реже, чем хотелось бы.

В Мариинском театре даже великим хореографам не удавалось делать то, что они считали нужным. Так, революционные теории Михаила Фокина встречали суровое сопротивление. Академизм не уступал своих позиций.

Личная жизнь Нижинского тоже была трудной, несмотря на то что в то время в России к однополой любви и гомосексуальным связям относились более терпимо, чем в Париже или Лондоне. Потому Александрову самым естественным образом удалось свести Нижинского с одной из наиболее заметных фигур петербургского гомосексуального кружка, с князем Павлом Львовым.

Этот импозантный человек с седыми висками и хорошо подвешенным языком, любитель танцовщиков и спортсменов высокого уровня, оказал Вацлаву материальную поддержку.

Танцовщик доверил дневнику свою версию первых гомосексуальных контактов, согласно которой однажды он встретился с русским князем, который представил его польскому графу... Тот купил ему фортепьяно. Однако Вацлав не стал заниматься с ним любовью, потому что любил князя.

Его сестра Бронислава опровергла эту версию. Она представила графа человеком строжайшей нравственности. Речь шла о некоем Тышкевиче, богатейшем польском магнате, владельце значительной части города Вильно и многочисленных поместий, где дверные ручки, как говорят, были украшены драгоценными камнями. Она еще уточнила, что фортепьяно Вацлаву купил не граф, а сам Львов.

Львов не был ревнивым любовником. И, если верить тому, что рассказывал Нижинский двадцать лет спустя, именно Львов, его покровитель и возлюбленный, устроил Нижинскому первое любовное свидание с Дягилевым после возвращения того из Венеции, куда он ездил, чтобы закрепить успех "Бориса Годунова".

Так, осенним днем 1908 года, под плывущими по серебристому петербургскому небу облаками, Дягилев познакомился с Нижинским. Если верить последнему, Львов сам представил его Дягилеву, сам толкнул его на измену, потому что думал, будто Дягилев может быть ему полезен. А представлен был ему Вацлав по телефону. Встретились они позже.



Дягилев и Нижинский


Нижинский утверждал, будто оробел в присутствии этого человека, старшего по возрасту, и намекал, что Дягилев первым начал делать ему авансы. "Я сразу его невзлюбил, потому что знал, какая у него власть... Он ею злоупотреблял. Я был беден. Я зарабатывал шестьдесят пять рублей в месяц... Этого не хватало на пропитание нам с матерью". (Трогательно, конечно, но тем не менее описание очень напоминает сочиненную задним числом мелодраму: на самом деле образ умирающего с голоду Нижинского никак не соответствовал реальности.)

Вацлав якобы "ненавидел его за слишком уверенный тон голоса", но он искал богатство и сразу же его нашел, потому что немедленно занялся с Дягилевым любовью, хотя и "дрожал, как осиновый листок".

В версии дневника, исправленной женой танцовщика Ромолой, последняя заменила "я немедленно занялся с ним любовью" на "я ему отдался", намекая на то, что Нижинский играл пассивную роль.

Можно предположить, что в реальности Вацлав приобрел уже достаточный опыт с князем Львовым, а может быть, и с другими мужчинами, равно как и с проститутками, - для того чтобы играть активную роль в гомосексуальных отношениях. Но был ли уже в то время Нижинский гомосексуалистом? Мы задаемся этим вопросом хотя бы потому, что его жена постоянно утверждала обратное.

В своих дневниках он признается, что соглашался спать с мужчинами за вознаграждение. Другими словами, он вступал в сексуальные отношения как с женщинами, так и с мужчинами: он был бисексуалом. Его мастурбационные фантазмы явно указывают как на гетеросексуальную ориентацию, так и на нарциссизм. "Мне нравилось, - признавался он, - лежа в постели, думать о женщине, но наслаждение я получал только тогда, когда решал избрать предметом желания себя самого. Я смотрел на свой пенис, и это меня возбуждало". Возбуждение, вызванное созерцанием собственного пениса в состоянии эрекции, равно как и эксгибиционизм, несомненно, были составляющими сексуальности Нижинского. Его безудержная чувственность особенно нравилась Дягилеву, однако отношения между двумя творческими людьми были непростыми. Ведь Нижинский сам повторял, что боялся Сергея до того, что "дрожал, как осиновый листок".

Основателя "Русского балета" привлекали гениальные артисты, которым он давал возможность наилучшим образом себя выразить. Однако для этого ему самому требовалось обладать своего рода гениальностью. Никогда он не обращался к женственным мужчинам и не занимал их в своих постановках. Не менее драгоценной была его дружба и для женщин, которые пользовались ею, благодаря чему их талант чудесно расцветал. Каждая, несмотря на требовательность и капризы Дягилева, сохранила к нему пламенную благодарность.

Нижинский был сбит с толку внезапным переходом от суровости школы к безудержному разгулу русского общества. На самом деле он был уверен, что в лице Дягилева встретил орудие своей судьбы. Он был им заворожен.

Вскоре после этой встречи Нижинский изменил образ жизни: снял квартиру в лучшем квартале Санкт-Петербурга, роскошно ее обставил, заполнил гардероб костюмами, заказанными в Лондоне, и бельем, выписанным из Парижа.

На удивленные вопросы Бурмана, который был в то время его лучшим другом, Вацлав отвечал, что получил от Дягилева аванс в двадцать пять тысяч рублей под будущий контракт на астрономическую сумму, который свяжет его с "Русским балетом": в первый год он должен был получить шестьдесят тысяч рублей, а затем каждый год следовала прибавка в десять тысяч... При этом речь шла только об ангажементе на четыре летних месяца, остальное время принадлежало Мариинскому театру.


[показать]
Vaslav Nijinsky, New-York, 1916


Когда мать и сестра перебрались к нему, Нижинский устроил новоселье, пригласив семью Бурмана в полном составе. Господину Бурману-старшему вся эта чрезмерная роскошь показалась ничего доброго не предвещающей. Он рано ушел домой, предоставив обоим юношам в конце вечера проводить дам.

После того как они исполнили эту обязанность, произошел эпизод, многое объясняющий в характере Нижинского. Бурман-младший, которого, как никогда, обуяла страсть к игре, потащил друга во дворец князя Юсупова, предоставленный хозяином в распоряжение артистов. Проиграв все, что при нем было, Бурман занял сто рублей у Нижинского. Тот согласился дать деньги только при условии, что выигрыш они потратят вместе по указанию танцовщика. Счастье улыбнулось игроку, Бурман выиграл пятьсот рублей. И тогда Нижинский попросил друга следовать за ним. Под аркадами кафе Андреева на Невском проспекте после полуночи собирались самые жалкие из петербургских проституток. Нижинский направился к ним, ведя за собой друга. Изучив несчастных, которые пропитыми голосами клянчили сигареты, Нижинский выбрал шесть и, - разумеется, пообещав им денег, - предложил пойти с ним. Затем он попарно усадил их на извозчиков, а сам сел вместе с Бурманом. Извозчикам было приказано везти всю компанию в ресторан, где "приглашенные" не чувствовали бы себя совсем уж не в своей тарелке. Здесь была заказана водка, Нижинский велел также принести мяса, белого хлеба, икры, фруктов и вина. Когда прибыли все эти яства, испуганным взглядам обоих мужчин предстало впечатляющее зрелище. Женщины набросились на еду, хватая куски мяса и вгрызаясь в них, словно животные. Застывшие от ужаса приятели так и не смогли ни к чему притронуться. В конце ужина Бурман оттолкнул одну из девиц, которая угрожающе направилась к нему, схватив пустую бутылку. Нижинский едва успел вырвать бутылку у нее из рук. После чего, раздав оставшиеся у них четыреста рублей, Нижинский с Бурманом поспешили уйти.

- Но какого черта ты это сделал? - спросил Бурман.

Расстроенный танцовщик ответил:

- Теперь, когда мне улыбнулась удача, я захотел подарить несколько часов счастья самым жалким созданиям и собственными глазами увидеть, насколько велики их беды. Но это оказалось слишком ужасно. Больше я такого не сделаю.

Нижинскому всегда необходимы были крайности. Может быть, это было требованием его натуры, поскольку только при метаниях из крайности в крайность самые жестокие его инстинкты, задавленные железной дисциплиной, могли претвориться в несравненные сценические творения.

Десятого октября 1908 года Нижинский подписал официальный контракт с Дягилевым. За свое участие в парижском сезоне 1909 года он должен был получить две с половиной тысячи франков. Основатель "Русского балета" намеревался "воспитать юное чудо".

Танцовщик был от природы восприимчив к музыке, но ничего не понимал ни в живописи, ни в визуальных искусствах, ни в сценических эффектах. Отныне Дягилев повсюду брал его с собой, водил в галереи, музеи, следил за его чтением, за тем, как он питается, и вообще за его благополучием.


[показать]


Этот союз "не принес детей, но изменил историю танца, музыки и живописи во всем мире и дал жизнь многочисленным шедеврам".

Дягилев вовсю приобщал Нижинского к подготовке следующего парижского сезона, ввел его в свой художественный комитет, регулярно собиравшийся в квартире на Английской набережной. Однако танцовщик даже и рта не раскрывал на собраниях, разве что повторял последние слова, произнесенные Дягилевым. Дело было не в том, что он ничего не понимал или не интересовался происходящим, просто речь не была его миром, он изъяснялся жестами, танцами и музыкой. Именно потому великие творцы, такие, как Стравинский или Пикассо, считали его гением, а любители красного словца и светские люди называли гениальным идиотом.

В этом строгом, серо-бежевом санкт-петербургском жилище висели многочисленные картины, собранные Дягилевым. В столовой, где за накрытым скатертью длинным столом обычно собирались "заговорщики", Василий подавал чай с ароматом вишни и пирожные.

Борис Кохно говорил, что Дягилев собирал вокруг себя "семьи творцов". Неизменно присутствовали художники Бенуа, Бакст и Серов, а также генерал Безобразов, покровитель петербургского балета, и Сергей Григорьев, управляющий труппой у Дягилева. Во время одного из таких совещаний будущий "балетный царь" высказал желание существенно изменить "Клеопатру" - ему не нравился финал.

"Мы сидели молча, - рассказывал Григорьев. - Фокин заговорил первым: "Но это же будет совсем новый балет!"

Свежая идея не могла не понравиться хореографу, уставшему воспроизводить ставшую традиционной в балетах стереотипную мимику. Он побуждал танцовщиков драматизировать роли, которые они исполняли, вдыхать жизнь в персонажи, выражая подлинные чувства.

Дягилев спросил: согласны ли с ним другие.

"Мы все сказали "да", - продолжал Григорьев. - Бакст немедленно принялся набрасывать видевшееся ему оформление спектакля, а Сергей сел за пианино, чтобы показать мелодию восточных танцев, которые он хотел ввести в спектакль".

Дягилев с особенным вниманием относился к сценографии. В Баксте он нашел художника, способного выразить его представления о соединении цвета и рисунка с музыкой и танцем, сделав их решающим элементом ритмической гармонии и произведя тем самым переворот в концепции искусства балета.

Матильду Кшесинскую идея отправиться в Париж вместе с труппой привела в восторг, но у Фокина она вызвала неодобрительное отношение. Он считал Кшесинскую "устаревшей" танцовщицей, непригодной для его новых проектов, и совершенно не был склонен вводить ее в свои балеты. Что касается Дягилева, у него было на этот счет другое мнение. Кшесинская должна была танцевать на гастролях любой ценой: дело было не столько в ее славе, сколько в ее влиятельности.

И потому Фокину пришлось уступить. Он нехотя ввел приму в один-единственный балет, и Дягилев считал, что она согласится: уж очень важными были парижские гастроли. Но этого не случилось. Узнав, что ей предстоит исполнить всего одну роль, Кшесинская полностью утратила интерес к проекту.

Нижинскому предстояло выступить в роли раба Армиды и исполнить партию Поэта в "Сильфидах", где его партнершей была Павлова. Анна Павлова должна была станцевать и Таор в "Клеопатре".

Но кто же будет Клеопатрой?

Фокин с некоторых пор давал частные уроки молодой и красивой светской женщине, дочери богатого купца. У нее была странная, но завораживающая красота. Загадочные, вытянутые к вискам сине-зеленые глаза и довольно сильно выступающий нос, который, однако, не только не портил лица, но придавал ему характерность. И Бакст первым увидел, как в чертах этого фантастического создания, женщины, которая не была ни актрисой, ни танцовщицей, проступает лицо Клеопатры.

Так в мире русского балета появилась Ида Рубинштейн. Многие члены "команды" были настроены против нее, но Дягилев, с его гениальным чутьем на успех, согласился с энтузиазмом, уверенный в том, что присутствие богатой элегантной женщины труппе не повредит.

Декорации "Павильона Армиды" можно было взять в Императорских театрах, но декорации "Клеопатры" и "Сильфид" надо было делать самим. Могущественный покровитель труппы великий князь Владимир добился у царя субсидии в сто тысяч рублей.

И вот к началу 1909 года проекты, над которыми Дягилев работал со свойственным ему упорством, начали осуществляться.

Но в феврале обрушился удар судьбы: умер великий князь Владимир. Позже Дягилев рассказывал о том, как явился во дворец выразить соболезнования. Когда он стоял у тела покойного, то сквозь слезы разглядел лицо выступившего из темноты человека. Это был император. Приблизившись, он прошептал: "Он вас очень любил".

Дягилев был безутешен: он не только потерял друга, но и утратил поддержку.

В самом деле, ситуация быстро ухудшилась: обещанные субсидии исчезли с повестки дня. Великий князь Андрей, родной сын покойного, ревнуя к влиянию Дягилева на отца, пожаловался царю, обличая "упадочническое искусство", которое пропагандировал создатель "Русского балета".

При чтении письма из императорского секретариата, сообщавшего об отмене субсидий, у собравшихся на Английской набережной членов организационного комитета слезы навернулись на глаза. Но Дягилев был не таким человеком, который откажется от своих планов. Он в бешенстве заявил: "Царь не может так поступить. Теперь, даже если он предложит мне деньги, я скажу ему - нет! И, поскольку Россия не хочет мне помогать, обращусь к иностранцам".

Дела обстояли все хуже. Обувной фабрикант из Риги готов был раскошелиться на нужды труппы, если Дягилеву удастся сделать его дворянином. Великая княгиня Мария Павловна, вдова великого князя, пообещала Дягилеву написать рекомендательное письмо императору Николаю II, поддерживая просьбу фабриканта, но своего обещания не выполнила.

Казалось, здание, которое Дягилеву удалось построить, рушится на глазах. Пришлось ему заняться самыми неотложными делами. Он выехал в Париж, чтобы встретиться с Астрюком. Тому удалось добиться от французских банкиров, от барона Ротшильда и, конечно, от мадам Греффюль, Эдварде, будущей Миссии Серт (которая станет одной из самых верных его подруг), и богатейшей графини де Полиньяк (американки по происхождению, дочери Исаака Зингера, изобретателя швейной машинки) субсидий в дополнение к ста тысячам франков, обещанных им самим. Дягилев вернулся на родину торжествующим.


[показать]
Мися Серт. Справа — с Сергеем Дягилевым


Тем не менее на пути его ждали другие невзгоды. Великий князь Андрей, объявив, что искусство Дягилева "порочит память его дорогого папы", добился запрета увозить в Париж декорации из Большого и Мариинского театров. А следовательно, появилась нужда в том, чтобы изменить программу опер, требовавших тяжелого оформления, и создать новые декорации для "Павильона Армиды".

Право использовать эрмитажный театр для репетиций также было отнято.

Но Дягилев все-таки не сдавался. Вместе со своим секретарем Марвиным он за один день обошел все залы Санкт-Петербурга, способные принять его артистов. Всю свою жизнь эти последние будут вспоминать живописную процессию, идущую от Эрмитажа к зданию на Екатерининском канале. Таким образом, подготовка к парижскому сезону вошла в завершающую стадию.

Прежде чем уехать в Париж, Дягилев совершил неожиданный поступок: он отправился помолиться в Троице-Сергиеву лавру под Москвой. Выехал на заре, прихватив с собой на обед несколько крутых яиц, черный хлеб и соль. Тем весенним воскресеньем он вошел через святые врата за ограду, заключавшую в себе тринадцать церквей. Синие, усеянные звездами купола Успенского собора сияли на солнце так же, как золотые купола Архангельского собора. Дягилев решил пойти к Троице, в самый древний и суровый из всех храмов.

Поступок этот оказался неожиданным для всех: Дягилев не был религиозен, не был он и верующим в общепринятом смысле этого слова. Но он всегда был восприимчив к красоте обрядов. Можно было подумать, что на этот раз ему хотелось увезти с собой во Францию всю красоту вечной Руси, исходившую от стен этого святого места, центра христианской духовности.


[показать]



az.gay.ru

.
вверх^ к полной версии понравилось! в evernote


Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Встреча с судьбой (фрагмент книги "Сергей Дягилев,или Закулисная история русского балета") | masyanova - Дневник masyanova | Лента друзей masyanova / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»