По учению Церкви, единственное, за что человек отвечает перед Богом, это решения его свободной воли. Только в этой точке Господь добровольно ограничил Свое всемогущество и дал человеку право абсолютной независимости, а значит, и ответственности за самого себя. Все, что лежит за ее пределами, включая человеческие поступки, находится в ведении Бога и под Его контролем – то есть либо прямо направляется, либо только одобряется, либо терпится и попускается ради неизвестных целей Провидения. Казалось бы, при таких условиях понятие свободы воли должно было стать одной из главных тем в христианской литературе; ее смысл, происхождение и проявление во всех возможных видах, возрастах и состояниях, ее взаимоотношения с природой и средой, обстоятельствами рождения и жизни, воспитанием, характером, наследственностью, ее динамика или, наоборот, неизменность во времени, ее отношение к благодати и Божьей помощи, без которой, как известно, человек не может спастись своими силами, но которая при этом не должна влиять на его свободную волю, – все это должно было быть подробно разобрано и обосновано церковными отцами и учителями. Ничего подобного, однако, не произошло. Вопреки реальному опыту и здравому смыслу, вопреки всему, что известно нам о мире, жизни и человеке, с чем сталкиваются повседневно и очевидность чего невозможно отрицать, свобода воли рассматривается как нечто абсолютно ясное, простое, цельное и неизменное, как нечто безусловно существующее и постоянно, в равной степени и в любое время предоставленное к нашим услугам. Свобода воли полагается за аксиому, о ней говорят мимоходом, случайно или в виде исключения, как о чем-то само собой разумеющемся или о чем-то таком, о чем вовсе не следует спрашивать. Никто, например, не взялся объяснить, откуда и в какой именно момент появляется свободная воля у младенца (а если она у него уже есть, то как и каким образом проявляется и если не проявляется, то почему), и как так получается, что несколько первых лет, проведенных человеком в растительно-животном состоянии и весьма существенных для его формирования, нисколько не воздействуют на эту новорожденную волю. Неизвестно также, как впоследствии удается ей, этой свободной воле, неуязвимой и незапятнанной пройти среди столь многих теснящих ее отовсюду сил, притом, что детский разум некрепок, душа подвержена влияниям, а воля малосильна; и как быть с идиотами и уродами, искривленно видящими мир, – неужели и у них воля пряма и чиста? – и с тем, кого, подобно цепному псу, с ранних лет намеренно воспитывали в неверии и злобе, вдалеке от самого имени Христа; и то, свободна ли наша воля во сне, свободна ли она постоянно или только иногда, всегда в полную силу или порой только наполовину или, может быть, на треть; каждое ли мгновение человек делает выбор (и воздействуют ли, в таком случае, предыдущие мгновения на последующие, то есть влияет ли выбор, сделанный мгновение, час, год назад, на выбор, делаемый в настоящую минуту) или он должен только однажды, но уже раз и навсегда, обратиться к Богу и Христу; и то, что означает невмешательство Господа в человеческую волю: подталкивает ли Он ее, направляет, помогая намеками или прямыми указаниями, дабы я выбрал верный путь, и если да, то делает ли Он это для всех в равной степени, то есть всякому человеку ясно и очевидно указывает  истинную дорогу, укрепляя при этом его дух (без чего тот будет слишком слаб, чтобы даже при самых ясных указаниях спастись самостоятельно), и где при такой помощи лежит граница между косвенным воздействием и прямым вмешательством в свободу воли; короче говоря, свободна ли на самом деле свободная воля.