Надо признать, что люди в огромном большинстве своем слабы, сильная воля – это особый дар избранничества. Слабый духом человек не может сравниться с сильным. Его возможности способны колебаться в небольших пределах, но им никогда не сравнится с мощью силача. Требовать от него это неразумно, наказывать за это – преступно. Слабовольный алкоголик может устоять перед искушением сегодня или завтра, но он не сможет бросить пить совсем. Слабовольный сладострастник может воздерживаться неделю или месяц, но он не в силах стать аскетом. Однако общество судит не по внутренним возможностям человека, а по факту его поступков. Трусливый виноват в том, что он труслив, глупый – что он глуп, безобразный – что некрасив. О несправедливости природы, недостатках воспитания, влиянии среды вопрос не ставится, достаточно наличного существования факта, который обсуждается – и осуждается – сам по себе. Как ни странно, философы и богословы – те, кто, казалось бы, должен смотреть в корень вещей, – придерживаются того же принципа. Ответ всегда один – человек свободен, значит, он несет полную и заслуженную ответственность за свои поступки. Но где мы видим действительно свободных людей? Кто взвесил меру их свободы? По Канту, акт свободы – это момент разрыва причинно-следственной связи; в момент свободного выбора, принятия свободного решения человек выпадает из детерминированного мира и, подобно Богу, действует из ничем несвязанной и неограниченной воли. На этом держится извечная и до сих пор повсеместно применяемая доктрина – высокомерие сильных людей, неумолимых к тем, кто не дотягивает до их суровой нормы. А кто заступится за слабых, за подлых, за трусливых? Полубессознательные или бессознательные действия в расчет не принимаются, воспитание и среда отбрасываются в сторону, наследственность тоже, и все ради одного – не лишить человека ответственности за его поступки. Человеческой ответственности отрицать нельзя, но можно отрицать ее безусловность. Можно честно признать, что многим полная моральная ответственность просто не под силу. Эти слабые, пугливые, дрожащие люди, не имеющие своего голоса и всегда пытающиеся прилепиться к чужому идеалу, который неизменно превосходит их возможности; эти хрупкие существа, бесполезно вздрагивающие от каждого строгого нравственного требования и призыва, никому не интересные и никем не слышимые – потому что все и всюду, даже в христианстве, замечают только яркость и успех, – не рассчитывающие на себя, не способные сопротивляться, не имеющие мужества и героизма, никогда не бывающие ни для кого примером, малодушные перед испытаниями, нестойкие перед страданием, преисполненные страха; люди, для кого самая легкая ноша тяжела, кто с трудом переносит эту жизнь и общение с другими, кому и «посильные» испытания кажутся непосильными, кто ясно сознает свою жалкость, но ни от кого не получает жалости, даже от христиан, – эти люди не имеют своего представительства ни в одном учении, ни в одной религии, ни в одном обществе. Христос говорил о том, что готов утешить и принять их всех. Но кто из «малых сих» в силах выполнить условия, которыми оговаривается это обещание? Кто может уверовать полностью и без сомнений, полностью перемениться, претерпеть все, бросить все, вынести любые трудности, любые муки, любые испытания, как того требует христианство? Только сильнейшие из сильнейших. А они, эта слабая и жалкая масса, так и останутся невидимой и ненужной где-то далеко внизу.