Сегодня искусство рассматривается не как искусство, а как один из феноменов современной жизни. Основная часть людей к нему безразлична, у любителей классики оно вызывает отвращение, молодежь оно веселит и возбуждает, как абсурдное шоу со множеством «приколов». Наиболее добросовестные и вдумчивые стараются разглядеть в нем характерные симптомы времени, но это скорее диагносты, чем критики: искусство для них – прикладной материал для исследования. Искусство больше не любят, им не интересуются, о нем не спорят, его не воспринимают всерьез. К нему приглядываются, его изучают, в него втягиваются, чтобы разобраться, что происходит в головах у современников; за ним следят, как врач следит за развитием болезни у пациента, а приматолог – за поведением обезьян. Идет новая, еще более высокая волна «эпатажа», «скандальности», «вызова общественной морали», которая за последние сто лет уже столько раз обрушивалась на растерянных «филистеров». В атмосфере полной дезориентации и неразберихи, когда не осталось никаких критериев, отличающих хорошее от дурного, проще всего отстраниться от агрессивных и назойливых соседей и вести себя так, как принято в приличном обществе, где основным правилом являются правила хорошего тона. Искусство в своей неутомимой радикализации уже давно вышло за рамки здравого смысла. Когда в театре трое голых мужчин поливают куриным соусом первые ряды публики; когда на стену музея под видом экспонатов вешают выпотрошенные в морге трупы; когда на экране два часа подряд показывают человека, натягивающего презервативы на электрические лампочки, что это – искусство? Нет, но симптом. Впрочем, псевдодуховность умеет защищать саму себя: говорить о конце, о гибели искусства глупо и неполиткорректно. По мнению столичных снобов, это уровень какого-нибудь провинциального городка, где неопрятно одетые бородачи в этнических костюмах кликушествуют о конце культуры.