Вчера ехал в маршрутке по городским окраинам. Суровое темное поле, огни, просыпавшиеся к вечеру, высотные дома в шашечках темных и светлых клеток и ясный, обжигающе чистый закат среди новостроек. Бродили всякие мысли о том, что в красоте важнее всего не форма, а тайное дыхание вещей, какой-то легкий внутренний строй жизни, пронизывающий все насквозь и предающий всему смысл, то, что Вячеслав Иванов называл «прозрачностью», а Хармс – чистотой порядка. Маршрутка неслась быстро, в наушниках играла оратория Гайдна, и хотя немецкий язык обычно тяжеловат для музыки, тут он был как раз кстати: бодрящий, полный радости и силы, как энергичный дирижер, он управляли сразу всем – пейзажем, мыслями, поездкой. Угасавшая заря постепенно растворялась в сумерках, сливалась с лиловыми тучами, обступавшими город как мрачные холмы, и только окна в домах становились все ярче, как будто это были не дома, а чистые столбы света, на которые натянули темные чехлы в бесчисленных квадратных дырочках. Когда по небу поплыли стволы заводских труб – три кельнских короля в алых венцах из габаритных искр, – я даже пожалел, что у меня нет с собой камеры: при такой натуре и под такую музыку мог бы получиться красивый фильм.