Вернувшись в усадьбу гетман велел привести к нему всех участников вчерашнего застолья и когда те заявились, усадив их перед собой, стал поочередно расспрашивать «что там, таки, було». – Картина вырисовывалась следующая. – Основательно, по их собственному выражению, «накидавшись» мужики стали «мнять» поварих, опять же как они сокрушенно повинились – « бо где пияння, там и курвання», но поварихи закапризничали, и как их не уговаривали – твердили одно: «вот сперва доуделаем отого молодого монашека, а после видно будет»
-Ну? И... - подбодрил стесняющих дворовых Ружинский
- Та шо ж ну, - меланхолично за всех ответил Петро, - уделали воны хлопца.
- Как то очень уж запросто это у них вышло – «уделать», засомневался гетман. Оно конешно не спорно – девчата они с перчинкой, а и он не не какой-нибудь мирянин - послушник!
- И что с того что послушник? Он же пьяный был, спал… - со знанием дела пояснил Иван.
-Ну и шо если пьяный? - Можно было и пьяному воспротивиться!
- Ха! Воспротивится! Воны ж и до пьяного, и до хворого добудятся, лоскотухи, - одобрительно покивал Петро. - У-делали. Он и не пробудился бедолага. Только посклиглил во сне – и! - и! - !! Ото и все сопротивление… У-де-е-лали!
-А вы что ж? Ну пока они там с иноком безобразничали, вы чем занимались?
-Мы по-своему безобразили - еще накатили и еще и не много подрались по-свойски.
-Значит пока они, - гетман указал на нахохлившихся девчат, - насиловали странника, вы продолжали пьянствовать, да к тому же и подрались.
-Та хто ж его сильничал, Евстафий Григорьич, прыснули поварихи. – В него все из портков само повывалилось, а мы только поправить хотели, а воно вже сторчить, ну и... чего ж... добру... пропадать... - Девушки опять виновато ссутулились.
-Та-ак!-Евстафий нахмурился. – А что значит "доуделать монашека"? - Поясните!
- А ... это... - девушки захихикали. - Мы ему, когда он в баньке мылся - сухова шалфею в печку сыпанули - смеху ради. - Ему от того сделалось изумление, а мы - в щелочку на его беспокойство подглядывали.
- Вот оно что, - усмехнулся Ружинский. - Так значит вы на него загодя глаз положили. А что ж не вошли в баньку то - неужто сробели?
- Мы и вошли, было, - стала вспоминать Катя, - токо, значит, мы разоблачимшись, стали с ним, учмуренным, балувацца, как тут еще какая-то то в баню прет. Мы, как есть, сробевши затаились в предбаннике, а после выскочили наружу. Сдуру выскочили - одежда-то внутри осталась. А после уж заперто было снутри. Мы потом у бани изветелись - заглядали - цикаво ж, - шо там такэ. А ничего все одно не увидели. Пришлось идти до себя голыми и одеваться в другое.
- Так вы не видели того кто после вас пришел?
- Видели, шо була то девка чи баба, шо и вона с ним балувалася - только в пару и мраке не разглядеть було хто.
- Опередили вас. значит. Ну ладно. А вы, - гетман повернулся к козакам, - тут же сидели рядом, пока они мучили этого Агафона и преспокойно продолжали вашу вакханалию.
- Ну яка така ватханалия - побойтесь Бога, пан гетман. Ну выпивают люди, ну разговаривают громко - не идти же нам было по койкам, когда все только-только началося,- раздраженно пожал плечами Иван. – И, Евстафий Григорич, - мы ж не звери какие. Говорю, как есть - было, было и такое шо мы - по свойски с Петром потолкалися, но токо до первой кровянки, а после - опьять за стол, и опьять усе чинно-благородно
-Хорошо, хорошо, - ну а что ж Данила?
- Данила –царствие ему небесное, девчатами, пока воны с калугером возился сильно интересувался. Особливо Катериной. Советувал им шо да как трэба робыть.
- И что ж не пил- не бузил вами? Вел себя как порядочный человек? - утомленно поинтересовался Евстафий.
- Не, не бузил, сидел чин-чинарем, хоча и бухал наравне со всеми. Кабы не эта дуреха Катька, нажрался бы человек, как все да и спать пошел. Так нет же! Они эти вот лоскотухи ненасытные, странничка, значит уделали, и ещё им попроказить чесалка чешецца: « А давайте вы, говорит, Данило Авдеич наденете рясу этого молодчика, а в рукава вдоль плечей проденем держак от сапки шоб он нас ничем кроме самог нужного не касаося и мы все втроем станем к речке предом, а до вас не передом и вы станете на поповский манер нам грехи отпускать. Говорят, дескать, вам только одно подавай. а нам трэба шоб було смэшно.
- И что ж остальные девчата поддержали Катерину?
- Хо! Ищё как поддэржалы! И Маринка и Груша. Воны аж взвыли от щастя наши черешенки – так им до души припала Катькина затея. Так и верещать, так и верещать: "Хотим смэшно, хотим смэшно", – Сдал собутыльниц Иван.
- Неужто наш Данила Авдеич, царствие ему небесное, на такое повелся?
-Па-ашел в баню за рясой, наш Данила Авдеич, земля да будет ему пухом, - перекрестился козак. - Не пошел – поскакал шо твой сайгак! А за ним и Катя увязалась. Она ж его, эта, как ее? Хваворитка – вона его. Була... Он когда пьяный всегда до нее стремился. Ну и она - натура известная - около начальства вертится
- А вы?
- А мы с этими козами двумя так и оставались пока они там себе ходили.
-И долго вы, с ними… тут… гм… оставались? С Мариной и Грушей? То есть, долго тиуна и Катерины не было?
-Ну мы… это… до-о-о-лговато… гм-гм .... Мы им шо только не делали этим девчатам и сиськи мняли-мняли, и под спидныци лазили-лазили – да только они нам не дались, сколько мы не старались. Подавай им "шоб було смэшно!" Ну мы и бросили это дело – раз нету курвання - давай, значит, дурака вальять.
- Песни петь, плясать, да драться… - стал перечислять незамысловатые народные развлечения Естафий. - И вам не пришло в голову пойти поискать, Авдеича и Катерину?
-Та приходило, но как-то не до того было, ну и они ж , это, не маленькие, короче! На што им наш присмотр? Да и были мы уже тяжело пьяные! Эх! Рожденный пить не ебака… – Сдулись мы короче – и я и Петро. Отож мы такие грешники, что всего то наших грехов – с голыми с девками при луне поплясать.– Ото и вся музыка...
- Евстафий Григорич, дозвольте я доложу, взмолилась Катя.
- Постой – дойдет и до тебя черед, Катерина! Мне ж разобраться надо! Такого человека не уберегли. Мне важно знать про то, кто его ухайдокал, а не про ваши эти «грехи» и «проказы» - кто кого и поскольку!
- Та что ж вы такое говорите-то! Какие ж это грехи-проказы – курам на смех: со странником по пол-разА на каждую, та й гопак с конюхАми, - возмутилась Марина.
- Не только гопак, а и коломыйка и выхылясник, - надулся Иван.
- Да ладно вам Иван Никанорыч – какие ж, однако, у вас хиппертрофированное самолюбие! – Не удержавшись улыбнулся гетман. - Так вы, значит, пили, пели, плясали, а потом утомились и спать разошлись. Так? Только довольно мне уже этих ваших подробностей! Устали и спать пошли? Так?
- И так и не так, - покрутил усами Петро. Никуда мы не пошли, а тута на ганку полягали и тут себе и закемарили.
- Так уморились паны-козаки с полу-ведра, шо там где пили там и повпадали. А мы не такие девушки, шоб людей распалить и спать завалиться. – Наперебой затараторили девчата.
– Шоб наобещать и свалить – этого за нами не водится. Мы тут еще сколько-то сидели, выпивали, разговаривали, пока не пришла Катька и не сказала что Данила Авдеич в другой раз нам грехи отпустит. Бо «воны мабуть втомылыся».
- Так ты, Катерина последней его живым видела?
- Не знаю, не знаю – покачала головой девушка, - я ж это… как договаривались - к речке передом, а к Авдеичу соблазном. Одно могу сказать пока он мне, это самое - грехи отпускал, -несдержавшись, она прыснула по девчоночьи, и добавила твердо - он был живее всех живых.
- Та ясный пень, что живой, я ж не про то интресуюся! Что же вы за люди такие - все не про то, да не про то! - не выдержал осерчал гетман. – После, после -то - чего было?
- Откуда мне знать, - поджала губы Катя. – Я как он затих, так и пошла, куда смотрела - к речке. Подмываться…
- Подмываться, да? – Испытующе посмотрел ей в глаза Ружинский.
- Вы на меня так не глядите, Евстафий Григорьич, - Да, подмываться, как матушка научила. - Она выдержала тяжелый взгляд хозяина. – Я когда надо резвая, а когда надо и покорная. Он мне на ухо тогда шепнул: мол, все, Катя, - теперь ступай, иди, мол и не оглядывайся. Я и пошла - не оглядываясь.
- Катька, да ты шо, - всплеснула руками Марина. - Ото так и пошла себе, без поцилунка, без ньэжного слова?!
- Ото ещё мне! Цилуватися со всяким встречным-поперечным. Я девушка скромная и стидливая. Тики под венцом! – Решительно закончила она. И босой ногой притопнула, выбив из половика облачко пыли. – От!
- Это ты правильно, Катя… Пра-виль-но! - Задумчиво проговорил гетман. - Ну ладно ступайте, себе. Идите, идите! – Он помахал слугам рукой, чтоб поскорее уходили.
Катя шла последней и, когда она была уже на пороге, Евстафий вдруг спросил ее:
- Кать, а Кать – ты ничего такого не приметила - Авдеич, он с тобой вчера – как обычно, или, может, что-то все таки не как всегда. - Девушка остановилась как вкопанная. Какое то время стояла молча и наконец оглянулась – бледная, напуганная:
- Сперва было все как обычно – «ни голове, ни жопе», а после он как скаженный сделался. - Вы что ж Евстафий Григорьич думаете, что…
- Ты, Катя, в следующий раз в церкву как пойдешь – на свечки не скупись, - не отвечая прямо на ее вопрос, мрачно посоветовал Ружинский. – Везучая ты все-таки, Катя!
[375x500]