[525x700]
Выросшему в лоцманской слободе Агафону и впрямь не впервые было проходить Пороги. Высокие июньские воды мощно влекли лодку по гранитным коридорам. На одном дыхании прошёл он подтопленные Сурской и Лоханской пороги. Проплывая мимо Лоханской Стрелицы, как в детстве засмотрелся он на устремленную в вечернее небо каменную колонну.Не грёб, а просто стоял и смотрел пока течение не снесло его к Стрелицкой Заборе. Там он вышел на берег и вскарабкавшись на почитаемую всеми днепровскими лоцманами скалу, и, отыскал на верху пятипалый контур. Углубление в камне в точности походило на растопыренную кисть мужской руки. Благоговейно прижал он руку к шершавой поверхности камня - прижал и как всегда оказался не готов к жесткому покалыванию, пробившему руку аж до локтя плеча – отпрянул. - Ишь как штрыкает! В второй раз приложил и уже удержался, не дернулся. Терпел аж пока по одежде и волосам не побежали с сухим потрескиванием голубые огоньки; - тогда покалывание стало совсем уж нестерпимым. - Ну хватит! Он убрал руку и благодарно приник лбом к граниту прощаясь. Затем, спрыгнув вниз, пятясь и кланяясь глыбе до земли вернулся к лодке.
Нужно было спешить. - Агафон выбрался на стремнину и в надвигающихся сумерках преодолел гигантский водяной вихрь, образованный Тягинской Заборой. По старинному лоцманскому поверью, здесь нужно было задобрить живущего в Смоляре водяного, и Агафон, бросил в воду щепотку соли, испытывая при этом угрызения совести за свой суеверный поступок. А впереди, между тем, был самое опасно место на Порогах - Ненасытец. Его девять пусть и залитых сейчас водой лав, создавали множество хаотично переплетающихся быстриков, а огромная скорость течения в сужающемся русле и далеко выдающийся в реку скалистый мыс Настырный требовали от лоцмана умения читать тайные знаки реки, указывающие верный путь или предупреждающие об опасности.
Прислушиваясь к нарастающему реву порога, Агафон трижды перекрестился и поцеловав нательный крест, занял место на корме полулёжа, опираясь на воду надёжным ясеневым правилом.
Как вольный сапсан жарким июньским днём ловит над розоватыми днепровскими скалами восходящие токи пахнущего чабрецом ветра, и едва шевеля крыльями опирается на изменчивые воздушные вихри, так, перебрасывая долблёнку из быстрика в быстрик, забирая всё левее и левее, - Агафон счастливо уклонился от встречи с хищными глыбами мыса Настырки, удеражался на струе. Течение огибающее мыс подбросив корм вверх, потащило лодку по наклонной бугру аспидно черной воды и, забросав пеной, ввергло челнок в Пекло, так кормчие называли мрачный, затенённый нависающими скалами, залив, в в водах которого в нескончаемом печальном хороводе кружили распухшие утопленники.
Стараясь не смотреть в их строну, гонец шепча молитву «за упокой», вычерпал горстями воду и снова погнал, погнал думбасик дальше, торопясь до мрака пройти Вовниги.
Лавируя между возвышающихся прямо на течении грозных камней, он несся по течению уворачиваясь от их, буравящих воду, лбов. Не подвела лоцманская чуйка - всякий раз он верно находилеужное направление между островами, островками, валунами и заборами, пока не достиг Вовнигского Рога. Здесь, следуя за течением резко поворотившим вправо, уже при свете восходящей луны гонец выплыл к Вовнигскому порогу. Почувствовав одуряющую усталость он, негнущимися пальцами расшнуровал расшитую красным торбочку и рассыпая на лицо и шею ее содержимое вытряхнул в пересохшее разом горло все разом и, похлебав из реки, пустился опять то махать, то рулить своим неутомим веслом. Пока удача сопутствовала ему - легкий северный ветер тянул над водой, добавляя скорости лодке и без того, как на крыльях несущейся по течению.
Окончательно стемнело - и уже не зрению вверяясь, а больше благосклонности судьбы и крепким рукам своим, не ощутив испуга, а только еще больше ожесточаясь, он в последнее мгновение избежал удара о скалу Гроза, на которую его, обессиленного борьбой с двумя кипящими лавами, вынесли в темноте коварно переплетенные быстрики Деда.
Русло Днепра от Вовниг до Будилы забито мелкими островками и там и сям торчащими из воды скалами, но река пошире, течения послабже. И месяц взошел - аж до татарского берега все видно. - Ага! это вот туточки скеля скалы Саврань, а вон там и Курчина Забора. Можно и подсократить путь по высокой водео - риск не велик туму кто знает. - Агафон направил лодку в проход между коварными мелководьями заборы, и выйдя к Будиловскому порогу, сходу прошел его лавы. Явственно ощущая бодрящее действие зёрен, подаренных гетманом, он тем не менее, пустив лодку плавом, переводил дух пока течение сносило его вдоль Таволжанского острова к Перуновой Рени. Среди лоцманов и рыбаков бытовало твердое мнение, что на островах этих нечисто. Даже татары, считавших Таволжанскую переправу самой удобной на Днепре, избегали задерживаться на этих почти вплотную расположенных островах. На их высоченные их кручи рисковали карабкаться только самые бесшабашные из днепровских лоцманов, - да и что там делать?! Среди этих "безбашенных" однажды оказался и Агафон. Видел он своими глазами на а самом на верхотуре вызывающе сторчащий перстом идол Перуна и поразительный, вырубленный в скале вертикальный колодец колодец с идеально отполированными стенами на которых, тончайшей вязью желобков пестрели нечитаемые печенежские руны.
На дне правильной квадратной формы штольни, всхлипывая мерно поднималась и опускалась фиолетовая вода, в которой даже днём отражались холодные косматые звёзды. Оттуда в лицо с постоянной силой даже жарким летом дул ледяной ветер. А зимой рассказывали - дескать, наоборот: и в самые лютые морозы над этим местом клубился пар, а вокруг зеленеет трава, Но кому в голову придет проверять - зимой-то! Др что там зимой - и летом, самому дурному да смелому не пришло в голову спуститься в гранитное жерло и разгадать тайну этого исполненного тревоги места.
Слегка шевеля правилом и глядя на сумрачные очертания царящего над округой горба Перунового острова, отдыхая плыл по течению усталый гонец, вспоминая детские годы и тот странный никому не нужный на безлюдном острове колодец, - и, тут, как бы в ответ на его размышления, прямо с места где находилась бесполезная, сожравшая уйму людского труда и потому в двойне загадочная в своей дурацкой непостижимости, прямоугольная дыра в скале – свечой вверх взмыл сияющий ярче полной луны, четко очерченный диск. Набрав высоту он стал описывать над Днепром правильную спираль и, завернув её улиткой, точно в зените, стал переворачиваться на ребро, последовательно преображаясь из диска в овал, из овала в полумесяц, затем - в едва видимую узенькую полосочку и, наконец, растаял в ночном небе, как будто беззвучно лопнул в небе огромный мыльный пузырь. От места его исчезновения стал распостранятся, ширясь, светящийся ореол, как в морозную ночь вокруг луны, только не было в этом круге ночного светила – луна скромно висела над Кичкасом, а здесь в пределах нимба померкли звезды и черная ночная вода обрела прозрачность. На дне стали видны обросшие тиной камни и светлые песочны прогалины, на которых нежились обросшие ракушками сомы.
Матерь Божья Святая Заступница! – ахнул, пораженный увиденным гонец, бешено загребая веслом он бросился уносить ноги подальше от облудного места и уже не прекращая грести проследовал проходом порога Лишнего, который с трудом разглядел в неверном, перемешанном свете луны и светящего с небес сверхъестественным светом круга.