[362x271]
Расседланные кони разбрелись по разнотравью, козаки подняв шум и хлопая ножнами по терновым кустам, всполошили выводок глупых дроф, Одну, ещё невзматеревшую и от того вдвойне бестолковую, падая и гогоча отловили как курицу на подворье, и свернув голову, не ощипывая, просто закатали в глину да и испекли в несильном пламени охотничьего костерка. После в тени, опрокинув по чарке, неспешно разодрали неаппетитно выглядевшую, но весьма кстати пришедшуюся птицу, и пообглодав все до последней косточки, прилягли под грушей преждать зной.
- Ты, Гапон нюх, гляди не теряй: наши кони - правильные, козацкие, а твоя бестолочь татарская, забредет ещё где, а там ей тарпаны жизни дадут, - назидательно промолвил Самийло пристраивая на чепрак бритый затылок.
- Это уж как пить дать – за ними не заржавеет, - подмигнул товарищу Семен, - они ей покажут небо в алмазах, тарпаны эти.
- И ничего Елга не тупая, она по-нашему просто ещё не научилась, - вступиля за свою лошадку инок.
- Ну вот и ступай поучи её по-нашему. О-хо-хо!..– сладко потягнулся, прикрывая глаза Семен, а Самийло ничего не посоветовал, он уже спал.
- Слышь, Белый, а Белый - тронул за плечо засыпающего Семена инок, - можно я лук твой возьму посмотреть.
- Возьми, возьми, несносный ты человек, дай только вздремнуть. - отмахнулся козак, - и гляди там за лошадьми, а то и вправду не ровен час какая хрень нос сунет. - Острожно ступая, стараясь не тревожить, спящих, Агафон снял с дерева сагайдак и извлёк гнутый корсунский лук. Никогда ему не приходилось держать в руках столь безупречно сработанной вещи. Лук был составной и мнгослойный. Семен гордился этим взятым с бою оружием – поговаривали что он сработан самим Девлет Гиреем, - даже клеймо имелось ханское: две буковки одна как парусная лодочка, а другая крожок-капелька. ДГ!- Семен не верил в такое – но луком своим, который "на спис" взял всё равно гордился. Сколько ни глядел Агафон не мог понять - как удалось мастеру столь причудливо выгнути плечи, так надежно укрепить роговыми пластинами кибать и каков секрет уникального навоя – непостижимым образом расплавленные и вновь затвердевшие конские сухожилия буквально вросли в тело оружия. Рога лука покрывал такой же узор как и на отцовском весле. Агафон хотел поделиться этим открытием с Семеном, но поостерегся его будить. Покосившись на спящего хозяина лука - извлек из колчана неожиданно невесомо легкую стрелу, наложил на витую тетиву её оперенный хвостик и, подражая Семену, резко повернувшись на месте, натянул лук и выпустил стрелу навстречу ударившему в глаза свету. Холодея от воссторга он успел увидеть, как опережающим движением тетива толкнула ожившую стрелу и та, выгнувшись и вновь выпрямившись, змеиным броском ушла в просвет между стволами. И зачарованно любуясь ее полетом, глядя стреле вослед, не веря гдазам своим, увидел монах, как она с ходу прошила несущегося на него волка.


– Заскулив по собачьи зверь, перекувыркнулся в воздухе, проелозив по траве, юлой завертеля на месте кусая воткнувшуюся в грудь стрелу.
- Что, что ?!- подхватился враз проснувшийся Самийло, выдернул из седельных кобур килеврины, вытянув перед собой руки, защелкал колесчатыми замками, но они оба дали осечку и волк, перекусив стрелу, ушел в терновники.
- И чего это вам не спится, люди? Ну только-только сны пошли веселые... – разочарованно подал голос Семен. Он тоже поснулся и позевывая потягивался в тенёчке, как будто нападение волка среди белого дня было делом совешенно обыденным. – Коней-то хоть не просрал - табунщик?
- Кони все целы – волк к нам подкрадался, - пояснил Агафон.
- Ну ясный день - на хрен ему кони, когда тут в балке столько безгрешной плоти нагишом вештается, - продолжил подначивать инока, недоспавший Семен.
- Ты его Сеня не кори, он эту тварь на ходу прошил с первой стрелы.
- То- то, что с первой, - проворчал Белый – вторая-то вон где ... – он показал на покачивающийся на груше сагайдак. С десяти шагов да на встречном- то ходе - как было не прошить, - Семену не хотелось признавать очевидное : выстрел был великолепен!
- Та я случайно, Самийло Савватеевич, - признался инок, - само получилось.
- Вот и славно, что так вышло, - заулыбался Корж, приобнял монаха, - ты не скромничай, Гапон – Белый по-нарошку возмущается - в волчару ты хорошо погодил, хоть и то сказать - крепкий на рану зверюга оказался.
- Да говорю я вам - оборотень это! – недовольно махнул рукой Белый, как будто бы если его послушали с самого начала все пошло бы по-другому.
- Оборотень или нет, но верещал он не по-нарошке, когда Гапон в него стрелу всадил, - рассмеялся довольный ходом событий Корж. Ты, чудак- человек, запомни – случайно волка не подсрелишь, рука у тебя верная хоть и седой ты как лунь и кацавейка на тебе зеленая, - он принял из рук инока лук, и всмотрелся в его гнутое тело, буд-то пытался найти объясненние великолепному выстрелу в самом луке, и не найдя такового, пожал плечами и снова заулыбался. И Агафон заулыбался, долвольный похвалой старшего товарища, только хмурый спросонья Белый не разделял общего воодушевления:
- Корж, а Корж! А самопалы-то твои - говно! Говорил я тебе: колесчатые курки ненадежные, а ты « золинген», «золиген» - надул тебя жид, - впарил негожее.
- Тебя Сеня послушать, так заувек только от фитиля стрелять-то и надо. Не в курках дело – хлопцы с васильков - синий порох затерли, а он легкий как пушинка- его и выдуло с полочки пока я целился. Это ж хитро устроено – кремень, затравочна дырка, курок, полочка – ого-го!..
- Так что ж из твоих килеврин только в шинке по безветрию в босяков палить? - Поддел друга Семен.
- Я, Сеня, в шинке, вот этим обойдуся, - миролюбиво произнес Самийло, плотно сжал кулак, полюбовался на грозно побелевшие костяшки или вот так – он взял килеврину за ствол и отмахнул ею как шестопером. А вот если где-нибудь осаду держать, отбиваться с нескольких шагов одному от чамбулы - он мечтательно смежил очи, как будто речь шла, о гулянии на свадьбе, - тогда всякое лыко в строку! К ним приловчиться надо,Сеня - к килевринам этим.
- Ну приловчайся, Самийло Иваныч, приловчайся. Пока, гляди, тебя татарин пычаком не достанет из-за колесиков этих самых твоих. Будет тебе тада ого!
- Савватеевич я, Сеня! - Подморгнул Агафону Корж, - давайте седлаться, что ли...