– Итак, паны-козаки, а тако же… гетман, на мгновенье замялся затрудняясь, как называть Агафона – монах не монах, козак-не козак, - м-м-м- наш общий друг многоуважаемый страстотерпец Агафон. - Все четверо расположились в затененной тиши гетманского кабинета. - Дело, видите ли, слишком необычное, чтобы в него, могло быть вовлечено много народу, но вот вас сочли нужным позвать, или, что вернее послать. Я то в сущности просто ждал вас, с нетерпением, признаюсь – даже гонца, - гетман кивнул в сторону Агафона, - посылал, да только быстрее, чем дОлжно не вышло все равно. Три причины по которым вы здесь – отцовское весло, тугой бахчисарайский лук, и булатный нож. Вы хозяева этих вещей, а они хозяева вашей судьбы – и поэтому вы здесь. Никто не приходит сюда случайно и никто не уходит по доброй воле. Опять же никто не остался навечно, хотя многие, без сомнения, ничего сильнее не желали, чем остаться тут как можно дольше. Почему так? - Придет время и все прояснится: вы сделаете то, что вам положено, когда пробьет ваш час.... А теперь посмотрите сюда – все что вы видете найдено здесь пока строилась усадьба, - Евстафий указал на развешанных по стенам редкости. - Тут вам и перначи, и мечи, и сабли, и гвизармы – полно всего. И на всем можете видеть знак: сплетение ланцетовидных и дубовых листьев. Все кто приходил сюда – приходили сюда с оружием в руке, украшенным этим узором, поражал своего предшественника, оставался здесь сколько ему было отведено судьбой, а после наступал и его черед пасть сраженным силой руки очередного пришельца. Взять хотя бы этот – акинак, он ведь дедушка всего, что в наше время на войне рубит, режет и колет. Откован из небесного железа – выплавлять сталь из руды толком-то тогда не знали, и меч стоил, должно быть, невероятно дорого – буквально на вес золота. Да-а - один к одному. В те далекие времена такое не продавали и не покупали – ведь такой меч-акинак был судьбой воина. Герой и его меч навсегда повязаны совершенными подвигами, пусть теперь и забытыми. Что ж, все и вся когда-нибудь канут в лету, - гетман недовольно хмыкнул. Видно было - не сомневаясь в том, что все обстоит именно так, он тем не менее недоволен таким положением вещей. - Ну ладно... Надо думать, этот акинак имел совершенно неоспоримые преимущества над всякой несерьезной дрянью, ковавшейся во мрачные времена Аттилы. Ну и соответственно листочки – дуб и ясень.
- Все времена, мрачнЫ, если народ лишен Благодати Божией, - басом прогудел из своего угла Агафон - и, хотя он был прав, козаки заулыбались.
-Коротенький какой-то, - разочарованно протянул Семен, склоняясь над акинаком.
- Не хватило на больший-то кузнецу небесского булату, а мешать с земным не схотел - высказал предположение Самийло.
- Победы осваиваются не искусством кузнечным, но твердостью духа и силой веры, - опять подал голос Агафон и все посмотрели на него, как на заговорившую человеческим голосом лошадь.
- Короткий, неказистый это верно, а ведь его совершенствование сделало бесполезным и кольчугу и броню и таким образом открыло дорогу сабле. – Ружинский любовно погладил древнюю сталь.
- И как его ржа не съела, за столько-то лет! - задумчиво проронил Корж.
- Чобан его нашел в размыве водороя, полностью закатанным в смолу – рядом скелет - Не гуляя из рук в руки, ушел под землю вместе с хозяином.
- Напился крови и утихомирился – зря его из под земли извлекли, он верно служил одному хозяину, а теперь - будет переходить из рук в руки как забава... Теперь бою-то от него проку-то мало – тяжелый, короткий... - буркнул Самийло
- Правда твоя козак, - мало пользы ратнику, а черному человеку и того меньше – от того и сменял чобан на пару сапог и мешок жита –хворост рубить тяжело, свинью колоть не с руки... – Разве что бурьяны скотине шинковать... – Какое унижение для оружия! - Гетман со вздохом вернул акинак на место и двумя руками снял со стены другой меч – в отличие от акинака длинный, с суровым, завораживающим своей изысканностью орнаментом рукояти – ствол дерева, животные, птицы.
-Что скажете? – он почтительно протянул к свету оружие. – Настоящий «ULFBERTH» - клинке пайка золотой проволокой: «PUBETS ENSIS SANYINE ARABUM» -навершие комель Всемирного Древа - перекрестье небесный свод. Отличная ковка – не Дюррандаль, конечно, но и не какой-нибудь мужлан в барском кафтане, - Гетман щелкнул ногтем по клинку и сталь отозвалась протяжным чистым звоном. Нам еще предстоит увидеть Всемирное Древо при других обстоятельствах – Евстафий заметил как недовольно зашевелился Агафон при упоминании поганского символа и усмехнулся:
- Не всегда путь человека был освещен светом истинной веры, не так ли брат во Христе?
-Не всегда, -хмуро согласился инок,- но это – он с отвращением покосился на рукоять меча – судя по надписи, отковали во времена войн за Святую Землю и аморально, защищая Гроб Господен, касаться рукой кощунственных языческих символов.
- Надпись могли напаять на клинок позже - пожал плечами Корж, а дерево и зверей оставили красоты для.
- Друзья мои, - вижу мне удалось вас заинтересовать! – Улыбнулся Евстафий. Не угодно ли теперь оценить сарацинскую саблю. Лезвие и тут коротковато по нашим меркам, - не для поединка она, он поиграл оружие меняя позицию кисти из терции в кварту и назад из кварты в терцию, – но для ближнего боя – песня! Легкая, удобная, острая – одно слово «дамка-шемширка». И листики на клинке насечены – все как положено. Есть желающие испробовать?
- Я желаю! – Вызвался Корж и принял из рук Евстафия «дамку». Подумав, он вынул из-за рукава кунтуша непервой свежести, но вполне щегольскую хустку и подбросив к потолку рассек в полете шелковую ткань.
- Оружие себя показало, не правда ли пан Белый?
- Показало, в крепкой руке...
- Ну да, ну да... Вот еще кое- что для крепких рук, - гетман протянул козакам отличный, русского булата засапожник – ох и нож, я вам скажу - всем ножам нож ! - Режет кольчуги как кожаные ремешки. И опять же листья на рукояти – ланцетовидные ясеня и резные дубовые.Не угодно ли удостовериться – чудо как хорош нож! Ага, вот! Евстафий, порывшись в фиоке стола, извлек оттуда четырехгранный корабельный гвоздь и с усилием резанул по одной из граней. Тонкая металлическая чешуйка упала на столешницу рядом с лоскутами рассеченного платка. Козаки уважительно прокашлялись, а Ружинский воодушевленный произведенным эффектом с видом ярмарочного фокусника выложил перед гостями изогнутый как серп молодого месяца нож. – Теперь, друзья мои мы переходим к другим ножам и к другим делам... - Он озабоченно вздохнул.
- Начнем пожалуй с вот этого – вкрадчивым движением Ружинский придвинул его поближе к гостям. - Он и сам по себе весьма занимателен - гетман приподнял тяжелую бархатную штору, впуская в комнату солнечный свет, заигравший – голубым и оранжевым в удивительной геометрии долах. А еще и надпись особая - читать знаете, пане сотнику? – деликатно поинтересовался, гетман, почему-то обращаясь к одному Самийле, и получив в ответ утвердительный кивок, протянул Коржу увеличительное стекло. Сотник склонился над оружием и по слогам разобрал, выбитые на одной из стеночек дола буковки кирилицей «Будет надёжей-хранителем Тебе и Твоим всем», на другой,– «Себя сбережешь Чюжих не желая». Корж задумчиво полюбовался через лупу узором многослойной ковки :
- Сказал бы что нож дамасский, если бы не надпись, - кто бы в Сирии такое-то стал чеканить! - он передал лупу Белому, и тот, непривычно горбясь над хонжаром, в свою очередь прочитал выбитое. По слогам, но прочитал - показал гетману, что не лыком шит - знает грамоте.
- Э! Тут то и загадка – Самийло Савватеевич не скромничайте покажите нам и свое сокровище - я же вижу, что вы уже приметили: эти два мои и ваш нож – они же близнецы братья – так ведь? - Самийло кивнул, извлек свой кинжал – положил рядом с гетманским – - Вот!
- А!Похожи? – Гетман торжествовал. - Не то слово! Мой поновее и только. В остальном точь-в-точь старший брат - линок-баделер, рукоять-дерево... - Посмотрите его нож – гетман кивнул в строну Самийлы - близне-е-е-ц! А надпись-то, надпись то арабская! – Козаки снова по очереди склонились над столом – на этот раз они ничего не прочитали и Евстафий прочитал для всех:
- Ла таштаги мульк райрак летахфрад нафек. Это одна надпись, и вторая: « Саадзимука ваакрибаак биакман» - скорее всего я что-то переврал, друзья, но в переводе то же что и на первом ноже! Подумайте только – на твоем, Корж, по арабски, то же самое, что на моем! Впрочем я не удивлен - Савватеич, ведь его ведь не на ярманке сменял, - чтой-то эдакое сотворил, соответствуешь, так сказать, хе-хе...
-Попал он ко мне необычно, или обычно - как посмотреть. - Пояснил Корж. - Я его отнял. Отнял у одного козака. Давно было это - еще во время Трапзондского похода. Мы город уже спалили, мещан, кто сбежать сумел - порезали, чайки наворованным спаковали - уже как бы и дел не осталось – так, сидим, бузим, ждем попутного ветра... Кто спит, кто – турчанок для смеху сношает, кто вообще слоняется без дела - дитишков сирот голодных свиным салом кормит - смех, стон, гам... Короче, все как обычно... И тут ведут козаки муллу, и несут значит этот самый нож - и он чего-то там лопочет, рвется из рук, о великой миссии хонжара лопочет – самашедший да и только!.
-Козаки привели пленного и шутки ради: – а вот мы твоим же ножиком тебя же и отрешимот лица земли.
-Ну а он? – заинтересоваля историей Агафон.
- Он не поверил, что его вот так просто жизни решат. Сказал, что его имам заговорил от стали, воды и огня, что у него другое предназначение и он его исполнит..
- Предназначение муллы - служить темным силам, препятствующим распространению истиной веры – заявил Агафон и насупился.
- Так никто и не утверждает обратное – чего ты Агафоша вспылил-то? –удивился Корж
- А что, - еще больше расстроился инок – то тебе мечи поганские, то ножи исмаилитские!
- Так я ж об этом и толкую – значительно прихлопнул ладонью по столешнице гетман - не одни мы Непру-реку любим – от того и оружия столько по ее берегам пораскидано. Странный ты все-таки Агафон – надо бы мне с преподобным Тихоном о тебе побеседовать – немирен ты, как-то не по иночески несдержан.
- Ну а что козаки? - подал голос Семен, – они этого турецкого попа убить хотели навроде – так что ж они взаправду убить хотели или так, просто, глумились? Ты, Сема никогда не рассказывал мне, про это!
- Нехорошая история от того и не рассказывал. Убить хотели, ясное дело, - вздохнул Корж, ну и попугать, понятно,– перед смертью-то, поглумиться над муллой хотелось – со скуки.
- И что же – получилось напугать? Убить у любого получится, - нахмурился Евстафий.
- Получилось - и убить и напугать получилось – в свиную кожу завернули его и повесили вниз головой, он сколько-то повисел да и помер. – Неохотно дорассказал про муллу Корж.
- Охальники!–Перекрестился Агафон.
- Охальники, а то кто же! – легко согласился Корж.
- Вот сговорятся поляки с московитами да турками и за такие ваши проделки изведут под корень вольности низовые.
- Ходют и такие разговоры меж людями, - развел руками Корж - одна колдовка, после того, как над ней целым куренём глумление сотворили, напророчила погибель Кошу от бабы – так и сказала: – Зараз вы надо мной понадругалися, - смеётеся! Смешной зараз вам мой мучительный позор - а придет время изведет ваши вольности Царь-Кат Железна Узда Серебряна Коса! Будете вы, охальники, не вольные козаки, а подневольные люди.
- Да нехорошо вышло и с муллой, и с колдовкой. И что было вам над беззащитными глумиться, - пожурил друга Семен.
-Удивляюся я на тебя Сеня, - покачал головой Корж, - что ж с того что безоружного?! По твоему вооружить надо было, муллу этого, что ли?! Пычак ему дать, к примеру? Чтоб он помахал им перед кончиной - так что ли, по твоему, выходит? Что б он раной козака какого поранил? С каких пор ты о пленных печалится стал, Белый? А ведьма та весь курень дурной болезнью позаразила и они потом смерти всем куренем шукали! Да ты ж сам все знаешь! – Корж раздосадовано махнул рукой
- Я не о пленном запечалился, - возмутился Белый , и всем сразу стало ясно – он и впрямь мулле не сочувствует. - Я о тех дурбалаях, что со смертию в шутки играются. Про них я печалюсь – не по людски это как-то! А чего он такое плел этот мула – какое еще такое предназначение? Я не припоминаю ...
- Говорил, дескать: - Непра меня призывают к себе.
-Недозвалась – значит?
- Не дозвалися... – Где Трапзонд, а где Непра! Сам знаешь - козаки у нас пленных не это... Не жалуют, короче... – пошевелил усами Корж. – А мулла этот нож завещал тому, кто споймал. Такая была, значит, его предсмертная воля.
- Так это ты его, Савватиеч, словил?
- Нет, не я - козак один. Я нож мне посл уже от этого козака, попал.
- И что ж козак этот – вот так взял и отдал? – удивился Агафон.
- Не, - бились мы с ним, - задирист он был сверх всякой меры, задирал меня - пришлось поучить. - Порубал я его, но не до смерти, - неохотно пояснил Самийло, - давно это было... Не знаю жив ли он теперь – оставили мы его тогда у жидовских армян, когда возвращались – я дал им сколько положено, чтоб ходили за ним - вот выздоровел ли... – он с сомнением покачал головой. - Я его тогда легко одолел, и все бы ничего, да я ему с куражу ухи отсек, вот он от этих пустяшных ран возьми да разболейся - пришлось оставить его на лимане, на Хаджи Бее. Он правильный был козак – принципиальный. Раз твоя сейчас сила взяла, говорит, возьми, говорит этот нож, а я после тебя по этому ножу узнаю, хоть бы тебе и сто лет было – признаю говорит тебя по ножу и убью.
- Тю! – Возмутился Белый. Не, ты Самийла Савватеич, точно со своей головой не товарищ – он тебе угрожает, а ты об нем печешься - лечение, издержание у людей оплатил. Не, я этого не понимаю. Да прикончил бы ты его да и все за эти угрозы его голимые.
- А после меня б мои братья козаки вместе с ним в одну яму и зарыли. – Отмахнулся Самийло. – Не кипешуй Сеня – мне ж не завтра сто лет, да и он каков убивец будет к тому времени - старый, да дряхлый.
- Он не сказал: « В сто лет» - он сказал «хоть и в сто лет», - это значит в любую минуту. Ну вот что ему ты на то ответил?
- Что ответил? – Самийла задумался, припоминая. – Ответил: приходи когда схочешь я. Тебе ухи я отсек и нос тоже отрежу.