Вечером на песке, у самой воды за поздним ужином оббивая рукояткой ножа глину с запеченных в жару крякв, Ружинский с сомнением поглядывал на защитников своего родового гнезда. Выходило их тринадцать – аккурат чертова дюжина: Ружинский, двое запорожцев, Агафон, Тихон – шесть дедов- « пердунов», как их с подачи гетмана уже все, кроме, разумеется, самого преподобного (человека годов весьма преклонных) называли. Кроме того - бой-девка, которую вслед за гетманом стали называть Касаткой, и «крестник» гетманский – Бонык Безухий, прискакавший поздно вечером из Августиновки с вестью, которая не явилась ни для кого новостью: татры, числом в Солхатовская тьма и с ними еще и две сотни ногайцев переправились через Днепр у Таволжанского острова и движутся в направлении Суры, сжигая попадающие им на пути хутора и зимовники.

Велев подбросить в огонь хворосту, Ружинский прутиком на песке еще раз начертил схему обороны и переспросил всех имеющихся в его распоряжении людей: не попутали ли кому и где положено завтра умирать, оплачивая ценой своей жизни спасение уходящего в чащи Самотканного Леса населения Правого берега Днепра.
- Вы ж понимаете братья-козаки, братья монахи и... ты сестрица – гетман сделал жест в сторону девушки-убийцы. - Помощи нам ждать неоткуда - С Низу, с Микитинго Рогу - пока поймут, что к чему, пока доскачут... Короче выходит, что здесь нам надо стоять, стоять крепко, - пока хуторяне со детишками, и пожитками до Самотканных дебрей доберутся. За них я спокойный - с ними браты бунчужные, и вся моя гетманская стража. От чамбул они отобьются, а тьму Солхат-мурзы нам с вами придется держать. Татары будут думать что нас много и мы отбиваемся из-за частокола, спасая свои жизни, а мы их убивать будем, отсюдова не себя, братов наших выручая, - это большая разница, друзья мои! Наш бой последний, бой жертвенный – все вы получите от преподобного отпущение грехов. Тут что стар что млад, - так уж, видно, угодно было Господу, чтобы мы ... Чтобы нас... Чтобы мы справились, друзья мои! Все вы знаете – кто, что и где - добавить мне нечего. Сейчас поспите... – гетман прикинул – сколько нужно времени Солхат-мурзе, чтобы добраться до Сурского Рога - ... а до первых петухов, поспите, а после уж если придется заснуть то ... – Ружинский махнул рукой, не договорил – всем и так было понятно - о чем это он. – Преподобный сотвори моления доброе, чтоб люди поспали, - попросил он игумена и позвал девушку:
- А иди ко мне красивая, поговорим что ли – встречалися мы с тобой, - образ мне твой знакомый, как зовут тебя, касатка? – Девушка поднялась подошла к гетману, и собрав в пучок волосы устало усмехнувшись спросила: А вот так? Узнал? - И видя что гетман узнал, не мог не узнать в ней давнего ночного знакомца, уже без улыбки добавила:
- Как зовут? – Так и зовут – Касатка, - Сати, Кася... Сесть-то можно?
- Садись, конечно Кася, - растерянно покивал головой Евстафий – какое же странное однако у тебя имя!
- Ну уж и странное! - Не согласилась Кася-Сати, - было бы странное ты бы его не угадали бы так легко.
- Это-то и странно, что имя странное, а я его угадал... пробормотал Ружинский, - и стал устраиваться поудобнее не спать - отдыхать, думать...- Знал уже что не уснет, но караулить должен кто-нибудь – отчего же тогда не тот кому не спится? Хотя многим не спалось. Кто слушал умиротворяющее бормотание монаха - кто дремал, а кто - из тех что помоложе - недоумевал: как это такое возможно - звезды на небе будут, река будет гудеть в пробежьях, рыба будет играть, а его самого татры завтра - возьмут да и убьют, пожалуй.
Гетман уже заговорил вполголоса со своей гостьей, когда из темноты со стороны ивняка, донеслись дрожащие от обиды голоса беспокойных покойников - Безухого Боняка и брата Никодима:
- А нам чего делать-то завтра?
- Да!Нас забыли...
- Отец, - надо нам и этих к делу приставить завтра, - гетман через огонь окликнул преподобного и тот кивнув, понял мол, - продолжил стоя на коленях взывать к Пресвятой Богородице, Чудотворному Спасу, покровителю воинства христианского Святому Георгию Победоносцу. Гетман же про себя прибавил: «пусть уж будут вместе - не жильцы они, по свойству своему... Дай Бог первый штурм переживут, - второй вряд ли, а третий для всех будет последним» - Подумал так и погладив Сати по щеке спросил со вздохом: - Так это ты тогда надо мной посмеялась? – А я все, знаешь ли тебя вспоминал, все силился понять... – и еще, и еще про замученного бедолагу-тиуна, про кинжал тот с надписью. – Про Иггдрасиль и сейчас не сказал Гетман, ни слова – никак не связал хонжары со своей тайной.
А преподобный молился и силился понять - отчего так неслыханно повезло этим старым запорожцам, - не понятно ему было за какие-такие заслуги Господь обласкал своим вниманием этих придурковатых пьяниц, почему такими разными путями идя по жизни, и он и паства его в итоге на равных поощрены таким замечательным образом. Сменяющие одна другую молитвы не мешали его размышлениям, а размышления не помешали ему переговорить за ночь со всеми заступниками христианского воинства. Причем взывал-то преподобный к ним, а обращался взором к небу, к звездАм, к вскипающему молоком небесных коз, Млечному Пути.


-Так это ты тогда надо мной так посмеялась? – Гетман продолжил прерванный разговор! От чего днем не пришла, не раньше не позже? От чего не открылась? Под выстрелом ведь была... Зачем терпела-то столько лет? Почему раньше не бежала – и чего меня боялась? Я ж его и чуял – Кажана этого... Эх, как же я так!... Не добрался я тогда до него – а? И сейчас недоказнил... И еще что-то сбивчиво, путано.... Дивчина же слушала его, подбрасывала время от времени в костерок обточенного Днепром плавника – слушала и все покусывала в сомнении нежно-розовые уста – то ли срывала усмешку, то ли знала что-то, да все сказать не решалась Потом и она забылась сладким предутренним сном на бархате гетманского кунтуша. Теперь только двое не спали – гетман и преподобный. Гетман тревожно вздрагивая ноздрями всматривался в даль, - как буд то видел - за буграми опережая утреннюю зарю все ближе и ближе в зареве пылающих правобережных хуторов - приближался к Суре Солхатова тьма, а во главе тьмы стремя в стремя с Солхат Мурзой, замотав по-татарски лицо, так что был виден один лишь свеже вытатуированный крылатым синим волком лоб, скачет, стремительно приближаясь к нему, его возлюбленная желанная Глаша.




Так он и просидел всю ночь подбрасывая плавник в костер. – Подбрасывал, не делая резких движений – у него на бедре рассыпав светлые волосы по черному шелку шаровар тревожным сном спала предавшая своего покровителя-Кажана беглянка. Евстафий все глядел на нее и все удивлялся природе человеческой почему так : застыл на месте человеке, а ему бы идти надо, - куда угодно лишь бы с места, где он не ко времени задержался. Или же наоборот – притихни, затаись, прикинься пеньком трухлявым – глядишь пронесет! Но нет - и стоим не ко времени, и бежим не в ту степь! - Гетман подбросил в огонь сучьев и прислушался – от Днепра донесся глубокий низкий звук-дых. И Тихон услыхал – встал с колен всмотрелся в нависающие над Сурой скалы:
- Слыхал, Григорьич?
- Слышал я , - кивнул гетман, - волк это! Поживу чует серый, загодя явился. – В подтверждение его слов с вершины скалы прозвучал торжествующий вой волка-одинца. – Козаки заворочались, закряхтели – стали отряхиваясь подниматься с песка.
- Что ж это он надрывается, волчара – весь сон погубил.
- Кровь чует!
- Да нет – что ему сейчас летом, кровь людская! – Зайчат, и дрофей как грязи по байракам – не голодный он.
Волк вновь подал голос теперь уже совсем близко со стороны опустевшей усадьбы и, устремив взоры туда, где надсадно вибрировал голос зверя – люди увидели и его самого. Черный силуэт виднелся в проеме распахнутых ворот.
- Это ж твой крестник, Афоня! Видишь задние ноги ему по-человечьи – коленями вперед. - А ну-ка пусти в него стрелой! - Самийла, Самийла - дай Афоньке лук! - Очнулся от сонной одури Семен, а Тихон сорвав с шеи свой патриарший крест грозно замахнулся на оборотня - сотворить крестное знамение. –Оборотень, никак не выказав испуга неподвижно стоял в проеме ворот.
- Погодите вы - а если и вправду Петро?! Он то нам чего нам дурного-т сделал?! – перехватив в воздухе руку монаха, урезонил товарищей Агафон.
- Хули тут рассуждать?! – Взвился Белый. - Кто на нас в балке Домачинке напал? Кто девок собачьими нежностями портил?
- Не девок, - набычился инок, - ты это... ты не обобщай, Сеня!
- Да, будет вам! Набушуетесь еще сегодня! Стойте где стоите. Я к нему подойду – потолкую с нелюдем, - Евстафий, сделав успокаивающий жест, и достав из-за голенищ ножи-саморезы поднялся на косогор. Там, перед воротами крепости он воткнул их в землю и вернулся к товарищам. Волк, как буд-то только того и ждал перекувыркнулся через хонжары и тотчас обратился в бывшего тиуна гетманского Петра Григорьевича Серко.
- Льу-у-у-ди! - Воззвал он к защитникам крепости, протягивая к ним свою кошлатую, но все же вполне человечью руку, второй рукой прикрывая обнажившийся на собачий манер срам. - Люди!Ту-у-мены м у-у- орзы уже близко-оу-у-у! Ко ору-у-ужию, лю-о-у- уди-и-иу-у-у!


- Петро Григорьевич! – крикнул гетман – иди откуда пришел – не тревожь козаков - им сегодня помирать, а ты им спать мешаешь, воешь не по-людски –не по-волчьи!
- У-у-хожу-у у-уже, - обиженно завыл тиун-оборотень и вдруг по собачьи затявкал – А В-ваню, Ваню мово, гля-гля-гля-дите не убейте – лю-у-у-уди! Я вам пригож-у-у-усья-ау-у!
- Все, иди домой, спать!– Не бзди – не тронем твоего Ваньку! - Махнул шапкой: Прыгай мол давай через ножи и иди куда знаешь - Утро скоро – не до тебя, Кириакович! Петро-тиун видя что уж больше ничего ему не скажут – перекувыркнулся обратно через хонжары и потрусил в терновники спать – как и было ему велено, а гетман , уже позабыв про оборотня, будил козаков - звал готовиться к штурму.

И побежал, засуетился люд – Агафон, Белый, и Корж еще раз проверить подъемный механизм забрала детинца – все ли блоки там вертятся, все ли канаты скользят как того требует придирчивый гетман. Агафону и Никодиму было велено слазить на скалы - подпилить столбы дозорную вышки, и тщательно вымести опилки. Ружинский на галереи убедиться что все стволы направлены куда следует, что весь двор простреливается и стволов достаточно для залпов по узловым точкам, где нападающие будут особенно активны и многочисленны. Собственноручно перетрогал все, чего только следовало потрогать и проверить, а когда уже все попроверил дедам-пердунам, велел по нескольку фитилей зажечь и следить чтоб ни один не погас, чтоб все тлели – «пусть даже разверзнутся хляби небесные». - Но ничего такого не предвиделось – на небе уже догорели последние звездочки и только Венера все еше светила нехорошим своим светом. - Согласитесь со мной, мой друг - свет звезды с таким названием несет в себе что-то нехорошее, венерическое! То ли дело Сириус, Орион – холодны, далеки, бесстрастны – и в этом ихнее перед Венерой бесспорное преимущество.