Да-да, процитированный в заголовке затасканный донельзя анекдот теперь имеет самое прямое отношение и ко мне: я вплотную занята сбором документов для оформления собственной французской визы. Муторное, я Вам скажу, занятие - there is nothing to be done, государство требовательное, сразу видно - Шенген. И вот сегодня меня заставило серьёзно задуматься одно из требований к необходимым документам. А именно - к фотографии.
А именно - в качестве одного из необходимых (но недостаточных! - просыпаясь во мне, а точнее - на мгновения выйдя из глубочайшей комы, истошно завопил математик) условий приемлемости снимка для визы были заявлены открытые уши.
В первый раз эти слова прозвучали для меня неудачной шуткой.
Во второй - напомнили рассуждения Чака Паланика в "Удушье" - мол, знали бы женщины, какие помыслы будят в мужчинах вид их ушей, и ничто бы не заставило их при каких-либо обстоятельствах хоть на минуточку их приоткрыть (эту версию, cependant, я отмела, придя в ужас при одной мысли о том, в чём же в таком случае я подозреваю работников французского посольства).
В третий - почему-то вызвали из глубин подсознания на поверхность кадры из американских боевиков с их неизменным "лицом-к-стене-руки-за-голову" (но задержанных заставляют производить эти нехитрые действия исключительно из опасений, что они воспользуются оружием - так неужели, неужели ухо тоже может оказаться в этом настолько полезным, что его потенциальную опасность оценивают без промедления? интересно, сколько способов использования уха в этом качестве сможет изобрести воспалённое воображение человека, которому больше откровенно нечего делать?)
Итак, я терялась в догадках три дня: зачем, чёрт побери, зачем французам мои уши? Этим ценителям прекрасного недостаточно глаз, носа, волос и всего, что можно вообще узреть на человеческом лице? А вдруг всё проще? Вдруг они - всего-навсего фетишисты? А стоит ли вообще ехать в эту удивительную страну?
Я не спала три ночи и выпила семь чашек кофе. Уши не давали мне покоя.
...Но всё проходит, и в конце концов этот вопрос перестал занимать меня. Я добралась до фотоателье, по требованию фотографа покорно шагнула под прицел объектива и ровно через четверть часа получила отменного качества фото.
Никогда ещё сборы перед походом в фотоателье не были такими долгими.
Я причёсывалась.
Чтобы открыть уши.
***
Как только mia madre вернулась наконец из офиса, я с воплем счастья сунула ей под нос фотографию и вопросила: "Ну как - уши достаточно открыты?"
"Достаточно", - ответила она. - "А если и нет, имей в виду, у Саркози кто-то еврей. То ли мама, то ли жена..."
"То ли сидорова коза," - усмехнулась я.
"Не смейся, я правду говорю," - обиделась мама. - "Кстати, его сын принял гиюр".
"МА-МА." - терпеливо, с расстановкой, стараясь не раздражаться, произнесла я." - Гиюр - это ПРОЦЕСС. Его не ПРИНИМАЮТ. Его ПРОХОДЯТ. И если СЫН Саркози его ПРОШЁЛ - значит, его МАТЬ точно НЕ еврейка. И вообще, конечно, то факт, что у Саркози кто-то еврей, окажет мне - студентке кафедры иудаики - бесценную помощь в получении Шенгенской визы!" - в последнее предложение я постаралась вложить весь заряд сарказма, на который я способна в принципе.
"Мда?" - переспросила мама и надолго задумалась. Пока она размышляла, я глядела в окно: в первый день зимы снега на улице наблюдалось не слишком-то много, но ночь стояла ясная, и, судя по термометру, на улице подмораживало...
"А у тебя точно достаточно открыты уши на этом снимке?" - вдруг очнулась мама...