Автор: Сергей Николаевич

…Я знал, что её там нет, но все равно пошел.  В списке самых знаменитых покойников кладбища Пер-Лашез её имя значится в первой десятке наряду с Эдит Пиаф, Сарой Бернар и Оскаром Уайльдом. Но у тех пышные надгробия, а у неё где-то в полутемном колумбарии одна маленькая мраморная доска, которую ещё надо долго искать. А главное – общеизвестно, что урну с прахом Марии Каллас похитили чуть ли не на следующий день после захоронения. Объявили розыск. Думали, что похитители затребуют выкуп. Но очень скоро урну обнаружили на одной из кладбищенских скамеек. А дальше она уже обратно не вернулась на своё место в колумбарий.

Греческое правительство предложило развеять прах Каллас в Эгейском море. Мол, всё-таки она была по рождению гречанка. В 60-ые получила греческое гражданство. Хотя в самой Греции она почти и не жила, если не считать короткий и очень грустный период во время войны, и позднее, когда у неё начался бурный роман с Аристотелем Онассисом и она подолгу гостила у него на его личном острове Скорпиос.

Греки и сейчас не забывают добавлять к имени Каллас «греческая певица», не просто желая подчеркнуть своё родство с ней, но и приобщая её к сонму главных греческих мифов. Мария Каллас – конечно, больше чем певица. Она – богиня, миф, звезда навсегда, чей столетний юбилей стал национальным праздником Греции. И тем не менее до сих пор сохранившаяся беломраморная плита в колумбарии Пер-Лашез безмолвно свидетельствовала о том, как всё таинственно и странно было в судьбе Марии Анны Софии Кекилии Калогеропулу. Два места захоронений, две даты рождения (по одним данным второе, по другим четвертое декабря 1923 года), и ни одного близкого человека, которого бы она сама назначила своим наследником. Ни мужа, ни детей. Ни одного друга за всю жизнь. Только великий голос и… великое одиночество навсегда.

 

НЕЛЮБИМАЯ  ДОЧЬ

Она не была желанным ребенком. Родители, греческие эмигранты Евангелия и Джордж Калогеропулос, хотели мальчика. И даже атласные ленты и ползунки были заказаны голубого цвета. Всё дело в том, что накануне рождения Марии от тифа умер её маленький брат Василий,  которого обожали родители. Девочка у них уже была. Послушная и хорошенькая Джеки, вечная её соперница за родительскую любовь и внимание. По иронии судьбы, так будут звать и другую её соперницу, ставшую женой того, кого она любила больше жизни и готова была всем ради него пожертвовать.

Таких странных рифм и совпадений потом в её жизни будет немало. Но пока она всего лишь нескладная и некрасивая девочка, которой стесняется собственная мать. Говорят, что Евангелия была так расстроена, когда узнала, что у неё родилась дочь, что в течение четырёх дней отказывалась на неё даже смотреть. Не то что взять на руки или кормить! Она и дальше едва выносила Марию. На всех фотографиях Евангелия выглядит властной и неприступной дамой, похожей скорее на классную учительницу, которой важно показать, кто здесь главный. Она третировала безвольного и неверного мужа, бесконечно бранила обеих дочерей. Была сварливой, требовательной и всегда всем недовольной. Во всяком случае именно такой она предстаёт в мемуарах и интервью своей младшей дочери. Мария не любила мать. Точнее, та была для неё всегда источником неприятностей и боли. Она постоянно чувствовала, что ею недовольны, что она не устраивает своих родителей, что в ней нет обаяния и ласковой  покладистости Джеки. Она всё время старалась сохранить неприкосновенной свою личную территорию, никогда близко к себе никого не подпускала. Была недоверчивой, скрытной. Тяжело переживала то, что с раннего детства ей приходилось носить очки с сильной диоптрией от близорукости и донашивать старые платья Джеки. Лишь иногда она удостаивалась комплиментов за идеальный слух, который обнаружился у неё очень рано.

 

 

ФЛОРИЯ ТОСКА НАЧИНАЕТ И ВЫИГРЫВАЕТ

Уже в десять лет она знала наизусть и могла напеть все заглавные партии из оперы «Кармен» Бизе. И вообще она могла легко воспроизвести любую песенку, однажды услышанную по радио. Казалось, карьера поющего вундеркинда ей была обеспечена после первого же успеха в Национальном радиоконкурсе певцов-любителей, проходившем в Нью-Йоркском Radio City. Тогда Мария завоевала почётное второе место, получив в подарок наручные часы. Но что-то помешало ей влиться в ряды юных соискателей счастья. То ли она была слишком стеснительной, то ли слишком угрюмой? Когда она пела, то совсем не старалась понравиться. Очень сильный, резкий голос вызывал не столько восторг, сколько оторопь, а временами даже наводил страх. Как будто эта толстая, серьёзная, неулыбчивая девочка в очках знала что-то такое, чего в её возрасте знать не полагается. Какой контраст со всеобщей американской любимицей юной Ширли Темпл, не сходившей тогда с голливудских экранов! Какой контраст с извечным американским белозубым оптимизмом и непременной уверенностью, что everything is fine! 

До сих пор биографы Каллас спорят, почему Евангелия уехала и увезла с собой в Афины обеих дочерей. Официальная версия, что мать хотела дать Марии и Джеки серьезное музыкальное образование. Более правдивый вариант – она устала от бесконечных измен мужа, а в 1937 году они решили расстаться, не обременяя себя сложным и дорогостоящим разводом. Тогда они просто разъехались в надежде обрести новое счастье. И неизвестно, как бы сложилась судьба будущей великой оперной дивы, если бы в Афинах она не познакомилась с бывшей оперной певицей и превосходным педагогом по вокалу Эльвирой де Гидальго, которая впоследствии заменила ей и мать, и близких подруг.

Эльвира была уютной, сдобной, звонкой хохотушкой. Никогда не унывала. Всегда с сигареткой. Всегда чуть навеселе. Женщина-шампанское. Она не только научила Марию правильно петь, первой распознав возможности ее уникального голоса. Она научила её всем премудростям бельканто, а вместе с ними  - способности получать удовольствие от самого присутствия на сцене. Это Эльвира разбудила в ней дикую тигрицу сцены. Это она внушила ей, что главное в опере не дирижер со своей палочкой и не примадонна с её верхним «до», а музыка, в которую надо вслушиваться  всем своим существом, нервами, душой. Так Каллас потом и пела, никогда не теряя контроля над собой, но при этом отдаваясь музыке безоглядно.

Начала она рано. Ей не было 17, когда она вышла на сцену Афинской Национальной оперы. Пела под замену – одна из ведущих певиц неожиданно заболела, и Марии предложили главную партию в опере Пуччини «Тоска». Она уже стояла за кулисами в костюме Флории Тоски, когда услышала, как один из работников сцены громко произнес: «Разве такой слонихе под силу будет спеть Тоску?» 

Реакция Марии была мгновенной. Никто и опомниться не успел, как на разорванную рубашку обидчика уже хлестала кровь из его же собственного носа.

 

ТИГРИЦА

Таких историй потом в жизни Марии будет немало. Странно, но если поверить её воспоминаниям, именно она, может быть, даже чаще других знаменитых премьерш, становилась объектом злых шуток, насмешек, розыгрышей, пародий… Марию или обожали, или люто ненавидели. Её без устали превозносили поклонники - и одновременно всегда находились те, кто готов был смешать её с грязью. С самого начала, с этих первых шагов на провинциальной сцене Афинской оперы её преследовал рок. Ей не давали петь, ей подбрасывали во время спектакля дохлых крыс, её время от времени пытались освистать. Сцена была для неё Землей обетованной, куда она всегда стремилась, и одновременно её Голгофой. И так всегда. Что-то в ней было такое, что возбуждало и в зале, и за кулисами некую опасную энергию. Женщина-молния, женщина-комета на ночном небе… Вспыхнула, озарила, сгорела, исчезла. Это и есть судьба Марии Каллас. По оперным меркам она продержалась не слишком долго – всего двадцать пять лет, с перерывом на войну. И выпало ей петь в одно и то же время с самыми выдающимися дивами. 

Тем не менее, когда мы говорим об опере ХХ века, имя Марии Каллас возникает первым, её неповторимый голос напрочь заглушает все изысканные фиоритуры её великих соперниц. Почему?

В этом нам еще предстоит разобраться, а пока впереди у неё еще пять мучительных военных лет:  нищета, голод, пение в офицерском клубе в Афинах, чтобы хоть как-то заработать и выжить. Греция, как известно, воевала на стороне нацистской Германии. В дальнейшем контакты Марии с немцами тщательно скрывались. Да и вряд ли там было что-то серьёзное. Тем не менее после войны она попала в список лиц, сотрудничавших с немецкими властями и подлежавших немедленному увольнению с государственной службы, каковой считалась Афинская опера.

Впрочем, официального увольнения Мария дожидаться не стала. И при первой же возможности поспешила вернуться в Нью-Йорк к отцу в надежде начать серьезную оперную карьеру. В Метрополитен её не взяли. Тосканини отказал ей в прослушивании. Два года она мыкалась по американской провинции в ожидании ангажемента, пока не познакомилась с итальянским антрепренером Джованни Зенателло, предложившим ей партию Джоконды в одноименной опере Амилькаре Понкьелли. Премьера должна была состояться в Арене ди Верона 2 августа 1947 года. Это был её первый грандиозный успех. Сохранились её фотографии тех лет. Ничего общего с каноническим обликом Каллас, к которому мы все привыкли. Крупная, величественная женщина, затянутая в полнивший её бархат, с уложенными на голове тяжелыми косами. Весила она тогда под 100 кг. Но голос… Голос был невероятный. Его нельзя было назвать идеально-красивым. Но он волновал. Это было одновременно колоратурное, лирическое и драматическое сопрано, способное охватить оперный репертуар сразу трех с половиной столетий. От Перселла до Вагнера, и от Генделя до Пуччини. Не случайно, что голос Каллас узнается с первых же звуков даже в тех партиях, которые не относятся к традиционному репертуару бельканто.   

 

ПЕРВАЯ И ЕДИНСТВЕННАЯ

А дальше появился он!  Нет, он не был прекрасным принцем. Это был пожилой бизнесмен из Вероны Джованни Батиста Менегини. Старше её на 28 лет. Никогда не был женат. Жил с мамой. Обожал оперу. На каждый спектакль посылал Марии по роскошному букету.  Затем последовали совместные выходы в свет и объяснение в любви. Семья Марию не приняла. Более того, когда речь зашла о свадьбе, сестры и мать Менегини поставили непременное условие, что семейный строительный бизнес должен быть продан, а деньги от продажи поделены между всеми членами клана. Джованни Батиста пошел и на это, чтобы заполучить в жены Марию. Отныне он становится ключевой фигурой в её артистической и личной судьбе. Он решает все финансовые вопросы. Более того, берет на себя все переговоры с театрами и даже дирижёрами. Сохранилась его переписка с известным дирижером Туллио Серафином, где он уговаривает маэстро взять под своё покровительство супругу. Сулит ему золотые горы и обещает со своей стороны железный контроль.

Впрочем, последнее было вовсе необязательно. Мария была сверхточным и очень организованным человеком. Настоящим трудоголиком, не позволявшим себе ни малейшей поблажки.

Всего за два сезона она при поддержке мужа делает невероятный профессиональный рывок, сменив второстепенные европейские сцены на подмостки «Ковент-Гарден», «Ла Скала» и «Метрополитен-опера». Теперь о ней говорят и пишут как об одной из лучших певиц мира. Но Каллас этого мало. Ей надо быть первой и единственной.

Ей было недостаточно потрясать своим голосом, невероятным по диапазону и силе. Ей не терпится избавиться от облика матроны, классической оперной примадонны в тюле и бархате. В 1952 году она увидит на экране «Римские каникулы» с Одри Хепберн. Это будет для нее шоком. Именно такой девочкой-тростинкой с глазами оленёнка Бемби она хотела быть. Но и это была еще недостаточная мотивация. Ей предстояла совместная работа с великим Лукино Висконти, выдающимся кинорежиссером, которого пригласили в Ла Скала поставить «Аиду», а потом «Травиату». Он ей сказал без всяких церемоний, прямо глядя в глаза: «Если хочешь петь у меня, то должна сбросить 20 кг». 

Мария села на беспрецедентную диету, в результате которой похудела на 35 кг. Когда она пришла на первые репетиции, Висконти её не узнал. Это было хрупкое, изящное существо с магнетической улыбкой. Считается, что Мария проглотила солитёр, чтобы избавиться от лишнего веса. Но её биографы придерживаются другой версии: она влюбилась в Висконти. И готова была на всё, чтобы ему угодить.

 

В этой непокорной, конфликтной артистке, которую боялись и трепетали все директора и дирижёры, жила кроткая гаремная жена, которая хотела только одного: чтобы ей повелевали, любили, защищали от житейских бурь и несчастий. Здесь кроется разгадка и её неравного брака с Менегини, и её отношений с Висконти, и её будущего романа с Аристотелем Онассисом. Совершенно неукротимая на сцене, требовательный и жёсткий профессионал во всём, что касалось её искусства, в обычной жизни Мария подсознательно стремилась спрятаться за мужскую спину, быть ведомой, слабой, нежной.

Может, потому она и стала самой гениальной Виолеттой в «Травиате», что режиссура Висконти в сочетании с музыкой Верди позволили ей пережить опыт великой любви, которого, на самом деле, у неё не было в жизни.

 

ЭТО БЫЛА ЛЮБОВЬ! 

По злосчастному совпадению она всегда влюблялась в тех, кто не в состоянии был ей ответить взаимностью: Менегини был слишком стар, Висконти предпочитал мужчин, как, впрочем, и Пазолини, с которым она попыталась закрутить роман на съёмках фильма «Медея». Ну и, конечно, Аристотель Онассис - главная любовь её жизни, мужчина, разрушивший её брак, карьеру и жизнь.

Они познакомились в сентябре 1957 года на балу в Венеции. А два года спустя миллиардер пригласил её вместе с мужем в круиз на яхте «Кристина». По своему мужскому типу Онассис был типичный пират, готовый взять на абордаж всё, что двигалось или могло представлять для него практическую пользу. Будь то танкеры или очередная кинозвезда. Он любил деньги. А ещё больше - славу. Женщины значились на третьем месте. Но именно благодаря им он станет всесветно знаменит. Его брак с Тиной Ливанос, подарившей ему двух детей, к моменту его знакомства с Каллас был уже грустной формальностью. Супруги старались проводить как можно меньше времени вместе.

Сама Каллас переживала довольно сложный период в своей карьере и в отношениях с мужем. Несколько скандальных отмен спектаклей из-за проблем с голосом, а также отказ петь второй акт «Нормы» в Римской опере, когда там присутствовал Президент республики, поставили её репутацию под серьёзный удар.

Она по-прежнему считалась великой, но «нестабильной». К тому же для Менегини жена давно стала чем-то вроде прибыльного бизнес-проекта. Он привык распоряжаться ею как своей собственностью. Требовал повышенные гонорары, выставлял заведомо невыполнимые условия, тем самым настраивая против неё руководителей крупнейших театров и продюсеров звукозаписывающих компаний. Сама Мария зачастую была не в курсе этих переговоров, а потом очень расстраивалась и обижалась, когда не встречала должного энтузиазма у своих коллег. Но она была слишком гордой, чтобы выяснить истинные причины такого к себе отношения. И слишком наивной, чтобы искусно лавировать и побеждать в закулисных баталиях. У неё на всё про всё была только одна защита – её голос. Когда голос стал сдавать, ей понадобились ещё более сильные аргументы, чтобы убедить всех в своей исключительности и праве быть дивой. Онассис с его миллионами и харизмой  безусловно был сильным ходом в борьбе за место на глянцевых обложках и первых полосах всех СМИ. Но драма Каллас заключалась в том, что с её стороны это не был пиар. Это была любовь!

Она плохо рассталась с Менегини, который собирал пресс-конференции, где зачитывал журналистам её давние любовные письма к нему. Она порвала со своей матерью, когда та обвиняла её в скупости и грозила покончить с собой. Она растеряла многих друзей. А главное – у неё угас всякий интерес к опере. Теперь она хотела только одного - стать мадам Онассис.

Но тут на её пути встали итальянские законы: разводы в Италии тогда были запрещены, - а также родня самого грека. Её возненавидели дети Онассиса, не без основания считавшие её главной виновницей в конфликте родителей. Марию терпеть не могли его сестры, к которым он был очень привязан. И хотя Онассис развёлся с Тиной, тем не менее связать себя новыми матримониальными узами не спешил. 

Более того, когда в 1966 году Мария забеременела, реакция Онассиса была резкой и однозначной. Под угрозой разрыва он потребовал, чтобы она сделала аборт. Потрясённая Мария долго не могла решиться. Но страх потерять Онассиса оказался сильнее желания иметь ребёнка. В конце концов она прервала беременность. За это получила в подарок от миллиардера роскошную соболью шубу.

А ещё через некоторое время она узнает из газет, что Онассис женился на вдове 35-го президента США, самой знаменитой женщине в мире Жаклин Кеннеди. По легенде именно тогда Мария прокляла Онассиса и весь его род какими-то самыми страшными клятвами, которые стали сбываться с фатальной неизбежностью.

 

21 января 1973 года в авиакатастрофе погибает сын Онассиса и наследник всей его бизнес-империи, Александр. Сам миллиардер умер 15 марта 1975 года от дыхательной недостаточности. А в 1988 году в возрасте 36 лет от передозировки наркотиков при загадочных обстоятельствах умерла его дочь Кристина.

Впрочем, сама Мария об этом уже не узнает. После смерти Онассиса она вела жизнь затворницы. Её попытки снова петь ни к чему не привели. Голос к ней так и не вернулся. Концертный тур с тенором Ди Стефано, хотя и прошёл при аншлагах, но был уничтожен критикой. Она и сама знала, что лучше ей больше не выходить на сцену. Последние месяцы своей жизни она безвылазно провела в своей парижской квартире, которую когда-то для неё купил Онассис рядом с Булонскоим лесом на авеню Жорж Мандель, 36. Единственный человеком, который был вхож к ней, была греческая пианистка Васса Деветци.

 

ВЕРСИЯ ФРАНКО ДЗЕФФИРЕЛЛИ

Так никто и не знает, что произошло 16 сентября 1977 года. Остались свидетельства её слуг. Утром проснулась, как обычно. Пошла в ванную. Там стало плохо. Попросила приготовить кофе. Служанка принесла кофе. Пока она суетилась на кухне, хозяйка потеряла сознание. Вызвали врача. Скорая приехала быстро. Но всё равно было поздно… Смерть Марии Каллас официально констатировали в 14.00.

Итальянский режиссер Франко Дзеффирелли считал, что это была умышленная смерть. Он так об этом мне и сказал в интервью в феврале 1998 года. Мы сидели с маэстро в его римской вилле, что на Аппиевой дороге. Ещё не был снят фильм «Каллас навсегда», но в голове у него  был готовый вариант сценария, который он поспешил мне рассказать. Фильм потом получился совсем другой. И про другое. Но текст остался. Воспроизвожу его впервые так, как записал тогда.  

- Вассо Деветци была проклятием Марии. Я как её увидел, то сразу понял, типичный starfucker…. Тихая, услужливая, а глаза чёрные, чёрные, ненавидящие. Смотрит внимательно. Бойся людей с чёрными глазами! Они самые опасные… От них можно ждать чего угодно. Вассо была профессиональной музыкантшей, пианисткой. Училась у Маргарит Лонг. Выступала в Москве на конкурсе Чайковского. И даже что-то там завоевала. Не проверял, не знаю. Но знаю точно, что у неё были связи с греческой компартией. Мне до сих пор непонятно, как эта Вассо со своим травяным чаем и тихим шелестящим голосом забрала над Марией такую власть? На все письма к Марии отвечала она, телефонную трубку всегда брала она, все контакты только через неё, все лекарства из её рук… Последние годы Мария употребляла их горстями. Было понятно, что пока Вассо рядом, ни о чем с Марией договориться нельзя. Полгода после смерти Онассиса она вообще прожила при задёрнутых шторах. Что она там делала, неизвестно. Мне говорили, что сутками напролёт рыдала и слушала свои записи ранних лет. А потом вдруг взяла и умерла. От чего? Инфаркт. Но вскрытия делать опять же не стали. Так решила премудрая Вассо. Другой родни не было. И похороны были устроены наспех. Из бывших друзей с Марией успела попрощаться только принцесса Монако Грейс. Быстренько кремировали. Почему? Зачем? Не давала она таких распоряжений. Да, она не была сильно набожной, скорее суеверной. Тем не менее она заранее выбрала и оплатила себе место на Пер-Лашез. Потом были найдены эти кладбищенские документы. Зачем было её сжигать? А в день, когда собрались захоронить прах, выяснилось, что урна пропала. Подозревали, что с целью выкупа. Или какой-нибудь маньяк постарался? Газеты подняли большой шум. Тёмная история. Потом, правда, урну подбросили. Но был ли это прах Марии? Who knows? И что там в конце концов греки высыпали в Эгейское море, никто не знает. С ней всегда всё было так - ужасно и до ужаса неправдоподобно. Такая женщина, такая судьба!

Всё, что не смогла после её смерти прибрать к рукам подруга Вассо, по закону досталось матери Марии и её бывшему мужу Джованни Батиста Менегини - самым ненавидимым людям в её жизни. С матерью она не общалась последние двадцать пять лет. По количеству грязи, которую та вылила на собственную дочь, с ней мог состязаться только бывший муж Марии. Под конец он совсем сошёл с ума, только и твердил, что Мария на самом деле любила его одного. Рудольф Бинг, директор Метрополитен Опера рассказывал, как Менегини выбивал деньги из всех импресарио и директоров театров за её выступления. Только кэш. Вся сумма сразу, иначе Мария не выйдет на сцену. А поскольку с МЕТА он хотел содрать двойную сумму, то Бинг был особенно на него зол. В конце концов он сдался, но велел бухгалтеру отсчитать гонорары самыми мелкими, мятыми и засаленными купюрами. Перед Менегини поставили бумажный мешок из супермаркета. И он долго пересчитывал эти деньги грязными пальцами торгаша. И при этом буквально в нескольких метрах от этого мешка Мария готовилась выйти на сцену, чтобы спеть Норму, или Баттерфляй, или Тоску. Она и к Онассису ушла в том числе и потому, что смертельно устала быть постоянным предметом этого торга и манипуляций. И от оперной сцены она тоже к тому времени порядком устала.

Устала от всей этой любви-ненависти, которую она, сама того не желая, возбуждала одним своим появлением, одним звуком своего голоса, в котором было столько обжигающего горя и непереносимого жгучего страдания, что выдержать это было далеко не всем по силам. И тем не менее никто никогда не сможет сравниться с Марией. Это знали её обожатели, это знали её враги и завистники. Это знали все, кроме… Вассо Деветци. Она же мнила себя великой пианисткой и рассчитывала, что станет по крайней мере аккомпаниатором Марии. Будет с нею всюду разъезжать, концертировать, собирать букеты. Но Мария решила, что нет, две немолодых женщины смотрятся на сцене как-то не очень. Она ведь была весьма традиционных взглядов. За роялем должен быть мужчина во фраке. Так она была приучена. И артистка должна быть одна. Для Вассо это был страшный удар. Крушение всех надежд. Из милости Мария разрешила аккомпанировать ей только во время своих студийных записей. Но после провального тура с Ди Стефано стало ясно, что петь Мария больше не сможет. Что остаётся? Смотреть с ней телевизор, слушать её старые диски, терпеть её капризы? Возможно, тогда в этой безумной дремучей греческой голове и родился злодейский план… Только вот воспользоваться его результатами Вассо не удалось. Знаю, что она получила хорошие деньги на создание Фонда имени Каллас. Но ничем этот фонд не прославился, кроме того, что всем всё запрещал и из всех старался вытянуть деньги. Через десять лет Вассо умерла. И знаете, кому больше всех повезло в этой истории? Сыну последней экономки Менегини! Именно ему достались после смерти Джованни Батисты права на аудиозаписи Каллас. Говорят, потом он очень неплохо жил на эти роялти. Да, кажется, и сейчас живёт… 

*  *  *

Maria Callas sings Puccini: Tosca - 'Vissi d'Arte' at Covent Garden 1964