Мы не располагаем данными, позволяющими точно назвать время возникновения в Тюмени проституции, т.е. оказания услуг сексуального характера на платной основе. Можно предположить, что это явление в той или иной форме присутствовало уже в начале XVII в., т.е. в ближайшие десятилетия после основания города и появления постоянного населения. Так в знаменитой Мангазее в эти годы существовало не менее шести публичных домов[3]. Известно, что моральный облик первых тюменцев был далёк от христианских идеалов верности и целомудрия, отличаясь крайней распущенностью, в т.ч. сексуального характера.

Первый сибирский архиепископ Киприан приводит многочисленные примеры такого рода в своей грамоте от 10 сентября 1621 г., адресованной царю Михаилу Фёдоровичу. По словам преосвященного, обычным делом у сибиряков того времени были сексуальные связи с инородками, близкими родственниками, отдача жён в заклад и т.д.[4] Моральный ограничитель в виде увещеваний православной церкви фактически бездействовал, поскольку местные попы, по словам того же источника, «воры и бражники, да и быть им нельзя, только быть им по великой нужде, потому что переменить некем»[5].

В стандартную формулировку присяги, принимаемой воеводой при назначении его в Сибирь, было обязательство «не воровати, корчмы и блядни не держати, и зернью не играти»[6]. Нарушение остальных обещаний было делом обычным и вряд ли проституция стала исключением из этого правила. Примечательно, что и два века спустя этот перечень наиболее распространённых правонарушений остался почти неизменным. Так в декабре 1763 г. сотский Верхнего стана Василий Кузнецов сообщал в Тюменскую воеводскую канцелярию, что в его стане «драк, блядки и корчемства не имелось»[7].

Можно предположить, что возникновение и распространение данной формы девиантного поведения в Тюмени того времени было связано со значительным гендерным дисбалансом (преобладанием мужчин) и маргинальностью значительной части населения, в особенности различного рода беглых, ссыльных и каторжан. В значительной степени распространению проституции должно было способствовать появление в Тюмени в 1651-1652 гг. такой формы мужского досуга как кабак[8]. Во всяком случае, современники утверждали, что «в корчемницех пьяницы без блудниц никако же бывают»[9]. Англичанин же Ричард Джеймс описывает целую улицу публичных домов в Холмогорах, откуда прибыла значительная часть сибирских переселенцев[10]. Внимательное изучение массовых источников XVI-XVIII вв. позволит определить формы и масштабы проституции в г. Тюмени, оценить социальную принадлежность и мотивацию лиц, с ней связанных.

Вероятно, значительная часть этих источников будет связана с репрессивными мерами, принимаемыми в отношении самих проституток, их нанимателей и клиентов. Во всяком случае, вплоть до 1863 г. все эти категории лиц считались уголовными преступниками и подлежали наказанию. Определённая либерализация общественных отношений, наметившаяся в период реформ Александра II, вероятно, способствовала легализации проституции, интеграции этого института в сложившуюся систему социальных связей. Фактически проституция была признана одной из профессией, пусть и порицаемых, но терпимых. Официально зарегистрированные проститутки проходили медицинское освидетельствование, получали билеты на право трудовой деятельности и делились частью доходов с государством.

Судя по сообщениям тюменской прессы кон. XIX – нач. ХХ вв. услуги оказывались в публичных домах, принадлежавших хозяйкам, на частных квартирах проституток-одиночек, а также в гостиницах и других случайных местах. Правила требовали, чтобы дом терпимости располагался на расстоянии не менее 150 саженей (228 метров) от церквей, школ или училищ и был должным образом оборудован. Последнее означало, что каждая проститутка должна иметь для работы отдельную комнату площадью не менее 3 кв.м., с зашторенным окном, обоями и крашеным полом. В Тюмени того времени было полтора десятка церквей, два монастыря и с десяток учебных заведений, поэтому публичные дома фактически выдавливались на окраины города. Наибольшую известность в этом отношении получил Потаскуй.

Эта окраина Тюмени, предположительно ограниченная улицами Успенской (ныне – Хохрякова), Всехсвятской (Свердлова), Ильинской (25-го Октября) и Садовой (Дзержинского) сформировалась, вероятно, в конце XVIII в. и первоначально называлась несколько иначе – Потоскуй. Наиболее раннее из известных нам упоминаний этого района относится к марту 1787 г.[11] Тюменский краевед Сергей Кубочкин полагает, что первоначально район получил своё имя от слова «тоска», изменив его лишь после открытия здесь многочисленных публичных домов. Первая часть данной версии выглядит вполне убедительно, ведь, по словам Н.М. Чукмалдина, ещё в первой половине XIX в. название этого района было символом тоски и безысходности, им даже пугали детей: «Вот отвезём тебя в Потоскуй!»[12].

Гораздо меньше доверия внушает предположение о связи последующих метаморфоз с развитием в этом районе проституции. Во-первых, в той же Тобольской губернии на 1868 г. была ещё, по меньшей мере, одна деревня с таким же названием[13] и вряд ли её жителей можно заподозрить в поголовном разврате. Были подобные деревни и на Урале. И уж совсем вне подозрений речка Потаскуй, что и сегодня течёт по землям Алтайского края. Во-вторых, совершенно непонятно, как столь неприличное слово могло войти в официальные документы того времени и даже в название Потаскуйского народного училища? Наверное, есть другое объяснение, но какое? Эту загадку предстоит решить историкам и, возможно, филологам.

Первая известная нам попытка локализовать в этом предместье публичные дома Тюмени относится к апрелю 1908 г., когда тюменский уездный начальник предложил городской управе определить удалённый от центра города район, где «более всего было бы удобнее разрешить открытие квартир для проституток-одиночек, а также и домов терпимости»[14]. Поводом к данному обращению послужили жалобы жителей Тобольской, Ишимской и Малоразъездной улиц на беспокойство от находящихся там публичных домов. В итоге для занятия проституцией были выделены следующие районы Тюмени: два квартала и вся правая сторона ул. Новой; один квартал по старому Тобольскому тракту, за кузницами; один квартал в конце 2-й Монастырской улицы; по два квартала по ул. Татарской и 2-й Заозёрной[15]. Таким образом, центром тюменской проституции стала ул. Новая (Профсоюзная), отделявшая Потаскуй от других окраин – Сараев, Тычковки и Кузниц.

По-видимому, выделение под занятие проституцией отдельных районов города не было уникальной практикой. Во всяком случае, в Томске в кон. XIX – нач. ХХ в. существовал район Мухин бугор, где работало большинство публичных домов города и проживало 82 % (137 чел.) томских проституток[16]. К. Голодников в своих автобиографических очерках упоминает о некой Запольной улице в Ялуторовске, которая в 1830-е годы имела репутацию «известной Кунавинской слободки в Нижнем». По его словам, на Запольную улицу заглядывал «под весёлую руку» ялуторовский окружной судья Б., имевший жену и троих детей[17].

В Потаскуе действительно сложились наиболее благоприятные условия для занятий проституцией. Соседство с вышеназванными индустриально-криминальными предместьями, а также солдатскими казармами на ул. Солдатской (Немцова), старым Тобольским и Московским трактами обеспечивали стабильную клиентскую базу. Неподалёку находилась и огромная Базарная площадь, куда регулярно съезжались на торги купцы и крестьяне из окрестных деревень, имевшие деньги и жаждавшие «городских» развлечений. О досуге участников тюменской ярмарки можно судить по словам чиновника В.В. Струве, принявшего сперва прибывших сюда иркутских купцов за холостяков или вдовцов. Позднее он сильно удивился, узнав, что «полнейшую разнузданность во всех отношениях» проявляли почтенные отцы семейств, уважаемые горожане[18]. К тому же здесь, вдали от внимания полиции и любознательных горожан и проститутки и их клиенты чувствовали себя более спокойно и раскованно.

Поблизости находилась и вся необходимая для этого рода занятий инфраструктура. На пересечении Московского и старого Тобольского трактов в 1872 г. открылось Владимирское сиропитательно-ремесленное заведение, куда поступали незапланированные, но неизбежные последствия этой деятельности в виде незаконорожденных младенцев. Возле Всехсвятского кладбища располагалась городская больница, где производилось регулярное медицинское обследование. Прасковья Андреевна Кузнецова, бабушка тюменского краеведа В.И. Иванова, работавшая в нач. ХХ в. фельдшером в этой больнице, вспоминала, как ей приходилось ставить труженицам тюменских улиц уколы от профессиональных заболеваний и с какой признательностью те отвечали на её заботу.

В итоге ул. Новая действительно превратилась в улицу красных фонарей, горевших у входа в каждый публичный дом. Тюменский старожил Н.В. Калугин вспоминал позднее: «Так их было много, что вечером казалось, что улица горит в иллюминациях»[19]. Этот факт подтверждается и воспоминаниями другого старожила, Н.С. Захваткина: «Эта улица была освещена в шести местах красными керосиновыми фонарями или такой же красной электролампочкой»[20]. Вероятно, это производило довольно яркое впечатление, особенно на контрасте с другими улицами города, которые, по словам автора, «совсем не освещались».

 Пожалуй, этим упоминанием и ограничиваются наши современные познания об устройстве самих заведений – их архитектуре, интерьере и экстерьере, гигиенических условиях труда и т.п. Судя по сохранившейся до недавнего времени старой застройке ул. Профсоюзной, это были обычные деревянные дома, зачастую одноэтажные. На сегодня нам известно лишь одно здание, где, по словам всё той же П.А. Кузнецовой, в нач. ХХ в. располагался публичный дом – это деревянный двухэтажный дом с двумя отдельными входами по ул. Советская, 102 (ныне – ЗАГС г. Тюмени).

Сбор и систематизация статистических данных о развитии проституции в Тюмени также являются делом будущего. Пока нам известно лишь, что на 1889 г. в городе было зарегистрировано 6 домов терпимости, в которых трудились 46 проституток. В 1897 г. в Тюмени было зарегистрировано 36 проституток-одиночек[21], к 1905 г. общее количество проституток в городе возросло до 52. Стоит отметить, что городская дума признала это число «не особенно большим»[22].

Как это часто бывает, общественное мнение, выражавшееся в периодической печати, придерживалось иной точки зрения. В 1904 г. утверждалось, что «проституция в Тюмени настолько широко поставлена и так глубоко пустила корни, что на неё не принято даже смотреть как на общественную язву, разъедающую нравственные устои… Проституцией здесь занимаются к стыду и старый и малый и из промысла и из удовольствия». Автор статьи также утверждал, что большие масштабы приняла тайная проституция, очагами которой стали «малые домишки, фруктовые лавочки, бывшие пивные и т.п. притоны». По его оценкам на одну зарегистрированную проститутку приходилось три работавших нелегально[23].

Обоснованность этих заявлений подтверждают упоминания о находке проституток в пивной Фидерицкого во время полицейской облавы в 1898 г. и убийстве клиентом проститутки в «одном из вертепов – гостиниц нашего город»[24]. В одном из фельетонов приехавший в Тюмень господин безуспешно пытается попасть в гостиницу, все номера в которой заняты «парочками». Вероятно, номера сдавались с почасовой оплатой, поскольку администратор предложил гостю подождать минут пять, многозначительно при этом хихикая[25].

В 1897 г. в одной из газет заявлялось, что «часов в 6 по Царской улице нет возможности пройти ни одному мужчине, который не был бы остановлен гуляющими по этой улице «девицами», делающими различные предложения». По словам автора, проститутки вели себя столь нагло лишь потому, что были уверены в покровительстве коррумпированной полиции. При этом утверждалось, что они производят впечатление «сытых, весёлых, нарядных женщин», ведут себя шумно и развязно, а полицейские относятся к ним с уважением[26]. Эти слова косвенно подтверждаются сообщением о пьяном дебоше, устроенном в 1907 г. в публичном заведении Карташёвой на ул. Новой помощником начальника тюрьмы Шагановым[27]. В записках тюменского старожила А.А. Иванова, продававшего мальчишкой газеты в районе пристани, Потаскуя, Сараев и Тычковки, прямо говорится, что владельцы заведений, расположенных на ул. Новой: «Цивинский, Обогрелов, Ранчь, Машенька были знакомы всем мотам-купцам, жуликам, приставам, околоточным надзирателям, полицейским и разной дряни»[28].

Примечательно, что уже в конце XIX в. была предпринята попытка извлечь из неизбежного зла, каковым признавалась проституция, общественную пользу. Так в январе 1873 г. был представлен проект устройства в Тюмени больницы для бедных. При этом в качестве источника финансирования предлагалось использовать «сбор в пользу думы с публичных домов». В итоге в марте 1873 г. состоялось открытие амбулатории, проработавшей пять лет[29].

Социальный портрет клиента тюменских проституток того времени, вероятно, будет слишком размыт, поскольку их услугами пользовалась значительная часть мужского населения города. К их числу относились работники промышленных предприятий и представители криминального мира, совместно проживавшие в Сараях, Тычковке и Кузницах. Здесь «клубничка» была таким же элементом мужского досуга, как употребление спиртного и игра в карты[30]. В купеческом разгуле, которым славились тюменские предприниматели, проститутки были таким же обязательным атрибутом как лихачество, пьянство и вандализм.

Подтверждением этих слов может служить фрагмент воспоминаний А.А. Иванова, описывающего последствия одного из таких оргий в публичном доме на ул. Новой: «Вот открывается дверь с красным фонарём. Среди разбитой посуды и опорожненных бутылок вина и пива, растянувшись в кресле, полулежит жирный как свинья купец. Он откупил этот вечер один и все должны служить только ему, он здесь сегодня хозяин, что хочет, то и делает, он всех купил. И этих молодых девушек, что лежат обнажёнными под его ногами после пьяной оргии, которая длилась целую ночь. Пол усыпан шелухой семечек и орехов, и в лужах пролитого вина растрёпанные лежат они в разных позах»[31]. Даже принимая во внимание некоторую экзальтированность автора, явно стремившегося произвести впечатление на читателя, это описание можно признать вполне характерным и достоверным.

Редкое по ценности свидетельство оставил Андрей Степанович Аржиловский (1885-1937) – краевед, один из сотрудников П.А. Городцова. Этот одинокий в свои 28 лет, низкооплачиваемый писарь Червишевского волостного правления ежегодно вырывался в Тюмень, чтобы отправиться к проституткам и там «почувствовать себя свободным». Мотивация его была предельно проста: «Проститутка – единственная в мире женщина, которая не брезгует мной». По словам Аржиловского, дамы просили за свои услуги 2-3 руб., но он отдавал им всё что имел (8-10 руб.), оставляя себе лишь несколько копеек на извозчика. Из этого же источника мы узнаём, что тюменские проститутки на еженедельном освидетельствовании у врача платили ему «за труды» по 50 коп., что, вероятно, делало его более снисходительным к соблюдению медицинских требований и ограничений[32]. Примечательно, что со временем Андрей Степанович обзавёлся семьей и стал отцом, по меньшей мере, пяти детей[33].

Косвенным свидетельством наличия среди посетителей публичных домов людей если не образованных, то хотя бы грамотных могут служить всё те же воспоминания Н.С. Захваткина. В детстве он, как и многие мальчишки из бедных семей, подрабатывал продажей газет вразнос. «И когда газеты оставались не распроданными, то Марасану (автор говорит о себе в третьем лице, используя дворовое прозвище. – С.Б.) ничего не стоило возле такого «дома с красным фонарём» крикнуть. Все «гости» этих домов, которые ещё не захмелели и не увлеклись «красотками», то выходили и покупали. Даже содержатели этих домов нередко пользовались услугами газетчиков»[34].

Гораздо сложнее составить портрет самой тюменской проститутки. Можно предположить, что они происходили преимущественно из низших слоёв общества, для которых альтернативой проституции была непрестижная, низкооплачиваемая работа – прислуга, неквалифицированные работницы и т.п. Отчасти это подтверждается свидетельством очевидца, утверждавшего, что в Тюмени «в 11 ч. ночи нельзя пройти по Царской, горничные и кухарки одолеют своими предложениями и просьбами»[35]. Из того же источника узнаём, что в качестве оплаты уличные проститутки порой предлагали ужин, а местом оказания услуг мог быть даже берег Туры.

В равной степени загадкой остаётся и социальный состав содержателей публичных домов. Все известные нам лица принадлежали к крестьянскому, либо мещанскому сословиям. Уровень доходов от подобных предприятий, режим работы, среднее количество занятых, уровень конкуренции, размеры официальных и негласных отчислений – на эти и многие другие вопросы, связанные с экономической стороной этой деятельности, ответы ещё не найдены.

С установлением в Тюмени советской власти возникла противоречивая ситуация. Казалось, отрицание религиозной морали и традиционных ценностей «старого мира» способствовали сексуальному раскрепощению, отмеченному современниками. Однако по отношении к проституции новая власть заняла позицию полного отрицания, сделав ставку на уничтожение этого «наследия царского режима» репрессивными мерами. Наиболее ярко это противоречие прослеживается на примере Александры Коллонтай, идеолога женского движения. Заявляя, что в новом обществе вступить в половую связь будет «так же просто как выпить стакан воды», она в то же время утверждала, что «мужчина, купивший ласки женщины, уже перестаёт видеть в ней равноправного товарища»[36].

С 1922 г. содержание борделей (но не само занятие проституцией) стало уголовным преступлением. Однако на деле проституция в Тюмени сохранилась, оставаясь элементом повседневной жизни города. Так в 1922 г. в тюменской газете сообщалось, что «проституция развивается гигантскими шагами. Она охватывает всё большее и большее число пролетарок… самое страшное то, что увеличивается число проституток-девочек». Автор советовала улучшить положение женщин путём усиления охраны женского труда на предприятиях, защиты женщин от сокращений, создания трудовых артелей для безработных женщин и т.д.[37]

В том же 1922 г. при Тюменском губсоюзе была создана межведомственная комиссия по борьбе с нищенством и проституцией. В качестве первоочередных мероприятий планировалось создать бесплатную столовую и распределитель, который будет направлять больных проституток на лечение, а здоровых – в трудовые колонии для возвращения «дезертиров труда» к трудовой жизни[38]. Деятельность этой комиссии также требует изучения. Велась работа и по формированию отрицательного настроя в обществе по отношению к проституции.

Так в январе 1924 г. в клубе войск и окротдела ГПУ состоялась инсценировка суда над проституткой с участием врача-эксперта, пояснившего, что проституция – «родная сестра сифилиса». Примечательно, что в итоге «суд» признал проститутку Забирову виновной, но, учитывая все обстоятельства, решил отправить её на лечение с последующим трудоустройством (по другой специальности). А вот её клиент, красноармеец Крестьянинов был наказан, как пособник развития проституции[39]. В октябре 1925 г. коммунальницы Тюмени на специальном собрании осудили проституцию и пообещали «искоренять это зло из своих пролетарских рядов»[40]. В октябре 1928 г. в Доме санпросвета состоялась лекция доктора И.И. Туревского «Проституция как общественное зло», сопровождавшаяся демонстрацией световых картин. Вход был свободным, дети до 16 лет не допускались[41].

Милиция периодически проводила облавы, в ходе которых ликвидировались тайные публичные дома. Однако репрессивные меры, судя по всему, не возымели большого успеха. Во всяком случае, в 1923 г. в любой тюменской столовой посетителю могли предложить выпить самогонки с «барышней», у которой болит голова «со вчерашнего». По свидетельству современника, такие «барышни» сидели в каждой харчевне города[42]. В октябре 1925 г. был ликвидирован притон в Копыловских сараях, его содержательница была осуждена к трём годам лишения свободы[43]. В январе 1927 г. закрыли притон по ул. Туринской, 6, содержавшийся Домрачевым и Кухтериной[44], а в августе того же года угрозыск раскрыл сразу девять публичных домов, располагавшихся преимущественно в районе Потаскуя (Гоголевская, 4; Хохряковская, 49; Новая, 18; Громовская, 15; Ялуторовская, 11)[45].

Преемником межведомственной комиссии стал совет по борьбе с проституцией при окрздравотделе, однако, по свидетельству современников, «работа этого совета давно умерла» и за весь 1928 г. не было проведено ни одного совещания. В 1930-е гг. общественное обсуждение этой проблемы сворачивается, официальная пропаганда утверждает, что тяжёлое прошлое осталось позади и советский народ в едином порыве строит светлое будущее.

Подводя итоги, отметим, что изучение истории проституции в Тюмени требует привлечения широкого круга источников, помимо официальных документов следует широко использовать материалы устной истории, дневники, письма и прочие свидетельства повседневной жизни города.

Станислав Белов

---