Пока пускаю без шапки и предисловия, ибо это не фанфик и мыслей на эту тему пока нет. Продолжение, думаю, будет.

 ***

Сорок дней еще не прошли, а значит, шанс был. Тоня надавила на педаль газа сильнее.

Всю жизнь она куда-то мчалась и тянула за собой растущий снежный ком проблем и суеты, но никогда еще не торопилась настолько. Никогда не кидала окурок в окно машины и никогда этот окурок не был от пятой сигареты за час. Начнем с того, что она вообще никогда раньше не курила.

Хотя, возможно, она никогда не теряла что-либо настолько дорогое себе. Тоня старалась не думать об этом, крепче стиснув пальцами руль с чуть шершавой, потертой кожей. Она старалась прогнать любую мысль, так как от них предательски дрожали руки, в глазах начинало покалывать, а где-то в области шеи проступало что-то твердое, казалось, перекрывающее дыхательные пути.

... Когда она, вернувшись домой, увидела эти широко открытые, пронзительные зеленые глаза, застекленевшие, подернувшиеся пеленой, она не произнесла ни звука. И смазанные белые пятна халатов, и тонкие пальцы, коснувшиеся горла уже мертвого маленького человека, и скрывшаяся за поворотом машина не заставили ее даже дрогнуть.

Ее задушила только маленькая фотография на фоне серого, давящего, тяжелого надгробия.

... Отец и мать Тони попали в автокатастрофу, когда ей было чуть больше пятнадцати. Глухая, богом забытая дорога, неприятный, резкий поворот, обрыв по левую сторону от дороги. Так ведь часто бывает, Тоня это знала.

Чесли родился за несколько месяцев до этого. Очаровательный зеленоглазый малыш с волосами цвета воронова крыла, с трудом спасенный после родов, начавший задыхаться в первые же несколько минут своей жизни.

Тоня за несколько дней научилась и пеленать малыша, и кормить его, и успокаивать. Чес засыпал у нее на руках буквально за секунду, родителей боялся и постоянно плакал. Девочка постоянно ходила по врачам, знакомым, перерыла множество книг, научилась присматривать за больным астмой братом.

Родители постоянно находились в разъездах, как очень часто бывает в семье, где отец и мать - увлеченные археологи. Тоня и к этому привыкла. Большая и уютная квартира, домашнее хозяйство, забота о новорожденном - все это держалось на ее девчачьих плечах. Смерть родителей изменила все.

Хмурый дом с обшарпанными стенами, исписанной спинкой двухэтажной кровати и неприятного вида вечными волосами под кроватью. В комнатках детского дома должны были убираться сами дети, и именно поэтому никто никогда не притрагивался к вековому слою пыли. Здесь не хотелось даже лишний раз выходить из комнаты и видеть серые лица уже безучастных ко всему, перегоревших подростков, сломанные, покореженные и разрисованные игрушки малышей с потухшими глазами и вечно кричащих взрослых с лицами, искаженными усталостью и всем увиденным в жизни. Единственными живыми существами оставались неполных шестнадцати лет Эдриан, сосед Тони по комнате, и сама Тоня с братом.

Из пригородов Сиэтла в сам город эта троица попала только тогда, когда Тоне исполнилось восемнадцать. Эдриану с трудом удалось уговорить дальних родственников помочь оформить опекунство и забрать ее младшего брата в уже снятую маленькую квартиру. Жизнь налаживалась.

... Как сказали потом врачи, Чесли умер от приступа астмы, вызванного сильным испугом. Мальчик задохнулся в несколько минут, причины столь сильного потрясения никто установить не смог. Предполагалось, что он просто увидел что-либо в телевизоре. Телевизор, кстати, оказался единственным работяющим в доме прибором - перегорело решительно все, что работало от электричества.

Соседка, которая должны была сидеть с малышом, просто пропала. Через некоторое время опустела ее квартира - кто-то (как все резонно преположили, сама соседка) просто забрал оттуда все личные вещи.

Тоня тяжело вздохнула и достала еще одну сигарету. Если бы не эта фотография с похорон, она бы не сорвалась с места сейчас. Но ведь никто не смог объяснить ей появление смутных очертаний горячо любимого личика позади немногочисленных сгорбившихся фигур людей, что пришли проводить малыша. И никто не объяснил ей появление записи с датой и местом гибели родителей в ее дневнике.

Сделав музыку, льющуюся из старенькой магнитолы, громче в несколько раз, она все равно не смогла заглушить мелодию надрывавшегося уже в четвертый раз телефона.

- Да, Эдриан?

- Тоня, ты не понимаешь, что делаешь. Ты ведь знаешь, что там очень опасно. Я вообще не могу взять в толк, зачем тебе понядобилась вся эта эпопея с записью в дневнике и помехой на фото...

- Я просто знаю, что это нужно, и все.

- Ты же погубишь себя, глупенькая. А тебе нужно себя беречь хотя бы ради Чесли.

- Я и еду туда ради него.

Тоня бросила трубку и глубоко вздохнула.

Начало ее пути выглядело как отечественный фильм ужасов.