С утра поискали дорожку еще раз. Нет там дорожки. Возможно, и была где-то на предыдущем склоне, но мы ее не отсекли. [466x698] Так что нам теперь только вперед. Опять-таки с помощью древней карты находим среди разлившихся ручьев нечто, обозначенное тропой и ведущее вниз. В распадок нам не нужно, там горизонтали на карте подозрительно кучно стоят. Продираемся вниз. Да! Мы приближаемся к железке! Еще сто метров, еще пятьдесят… Осталось всего триста! И тут, по законам жанра, дорога оканчивается огром-ной промоиной с валунами, по которым и класс «Прото» вряд ли пролезет. [699x466] И мы начинаем щемиться по кустам, в объезд, через болото, а потом еще по этим кочкам, они нормальные, а потом завалить вот эту сушину и снести вот этот пень, а потом в ручеек и между камешков, а потом пропустить колею от чего-то ужасного между колес… И перед нами дорога! Восторг, счастье. Машину слегка долбанули, но на скорость это, как известно, не влияет. Все, экстрима нам, пожалуй, хватит. Мы на дороге, которая идет вдоль железнодорожной насыпи и называется среди туристов «дорога тысячи ручьев» (ну, может, их там и не тысяча, но весьма много). На железной дороге сняты рельсы, так что по шпалам преодолевать многочисленные ручьи даже удобнее. [699x466] Встречаем местных уазоводов, которые собирают здесь металл, базы геологов, опять-таки, разбирают. Нам километров сорок до слияния с грейде-ром, который идет в Апатиты и на отрезке которого мы уже были. Пока греет солнце, и мы едем, собирая грибы и морошку, наслаждаемся жизнью. Решаем ночевать где-нибудь у дороги, но в красивом месте. До сумерек ищем это место, в итоге встаем просто в лесу, потому что пошел дождь, а грибы надо бы переработать. Часов до двух ночи чистим, жарим и сушим грибы. К моменту завершения процесса хочется только спать. Наутро декорации не поменялись, дождь так и остался. Решаем в Хибины пешком не идти, но заехать в Кировск и на 25 километр, в музей и в ботсад. Но до цивилизации еще сотни полторы километров. На основном грейдере ситуация с ручьями не лучше: их по-прежнему неприлично много посреди дороги. Навстречу нам идет «шишига» с туристами, на нас с любопытством смотрят. Едем в лужи по следам «шишиги», она-то, наверное, знает правильную дорогу. И вдруг в очередной луже морда машины уверенно погружается и мы садимся на мосты. [699x466] Я медитативно наблюдаю, как под моими ногами прибывает вода, у Макса реакция лучше: он уже вышел из окна и, стоя по пояс в воде, кричит мне, чтобы я выловила пульт от лебедки. Цепляемся за трубу, в которой, видимо, и тек это ручей в лучшие времена. Лампочка движка нервно подмигивает, но мы выползаем. Переводим дух, выливаем воду из машины. Главное – не заглохнуть. Едем, нервно сглатывая перед каждой лужей. Но все обошлось. Машина, правда, мокрая, где-то закоротило колонки, из них слышен скрежет. И это называется никакого экстрима. Наконец-то Кировск. [699x466] Мрачные тучи среди гор, мы в кафе пьем горячий кофе и объедаемся всякими вкусностями. Надо ехать в музей. Поселок 25 километр обветшал изрядно, но рудники работают. [699x466] Находим музей, он затерян среди блочных пятиэтажек. [699x466] Работницы музея, старенькая бабушка, которую я помню еще со времен своей юности и с которой мы ходили в заброшенные тогда рудники отбивать керны и искать минералы для музея, и молоденькая девушка ужасно удивлены нашим визитом, но, скорее, нам рады. Тактично не замечают нашего экзотического внешнего вида (Макс промочил ботинки и теперь щеголяет в шлепках, да и вообще мы немного подмочены и потрепаны), сожалеют, что у нас только сорок минут до закрытия музея и открывают нам залы. Не удержусь от описания этого музея. Всего четыре зала: на первом этаже история, на втором этаже геология и биология. История освоения Хибин в газетных вырезках тех лет, в вещах, принадлежавших Ферсману и Рамзаю, в старых фотографиях. И везде такой оптимизм, такое желание что-то строить, что-то открывать. Заметки: в Хибиногорске (нынешний Кировск) построены первые бараки; открыто училище фельдшеров; открыт самый северный ботанический сад. И ведь люди туда стремились, ехали студенты поднимать севера, преодолевать трудности. И ведь верили в идею. А во время войны: жители таких-то бараков сдали гри-бов и ягод в помощь солдатам больше, чем жители других бараков. И всю горнодобывающую технику за месяц с начала войны разобрали и вывезли за Урал, а рабочие ушли на фронт. А директор ботанического сада, молодой совсем биолог, который во время войны придумал, как из сфагнума получить глюкозу и антисептик для раненых. Всё это были годы расцвета Заполярья; сейчас, глядя на обшарпанный поселок, странно думать, что люди тут хотели жить и работать. Смотрительница музея, уроженка этого поселка, иногда не могла сдерживать комментарии, и от нее мы узнали, почему во время войны не разбомбили Кировск, в отличие от Мурманска, который весь был в руинах. Городу просто повезло: бомба упала в склад апатитов неподалеку и весь город заволокло облаком, поэтому немцы доложили командованию, что го-род разрушен.
Залы наверху не менее интересны, но я не люблю законсервированную природу в чучелах и гербариях. Зато теперь я знаю, что зверь песец совсем мелкий, не больше белки. А большие чайки называются клушами. А вот и минералы, из-за которых стали разрабатывать Хибины, Ловозеры, Мончегорские тундры. Апатит, хибинит, ферсманит… Многие из них есть только здесь. Но время работы музея истекло, и дальше было уже неудобно задерживать смотрительниц музея, поэтому мы распрощались, попытавшись купить что-нибудь на память, но у них были только маленькие брошюрки с несколькими фотографиями из музея. Жаль. [699x466]
В ботанический сад ехать было уже поздно, на обратном пути мы вновь посетили кафешку Кировска и решили, что теперь только на юг. Над озером Имандра выглянуло солнце, которое и сопровождало нас обратно, в Карелию.
[699x466]