Вот такой вот набросок за последние пару-тройку дней. Заранее извиняюсь, если в последующем буду что-то редактировать изменять, переиначивать, расплетать уже сшитое, распускать уже связанное, пока что так:

Это - твой стиль,Это - твой casual: Сонное утро, безвкусный чай, торчишь под душем, в метро невежливом куда-то едешь как соучастник большого города. Хранитель маленькой любви к безвестной девочке, перемолотой на отражения из витрин. Уже на улице мысли вертятся, такие следует пообтесать: "...чуть-чуть прищуриться и прицеляться, спустить курок и стрелять, стрелять... По спинам, лицам, по равнодушию, по вездесщему тупику. Здесь не Америка и нет оружия. И самое главное, я могу ещё бродить по скверам, искать её, несуществующий свой фантом, в словах которого что-то скверное, в глазах - ознобы и бреды, лбом столкнуться, жалко что, не получится, хоть краешек платья бы подержать, и пусть с ней мучиться - зато как мучиться! да и привык я уже страдать..." Такие вот нервы и ветер по горлу, что даже хочется закурить, чтобы поверить - всё это временно, но говорят -  курение пагубно даже для тех кому нечем жить. Вот ты и медлишь - одну за месяц лишь, и без желанья и без привычки, простое будничное движение - о коробок чиркающей спички. Долго думал, стоял долго тоже, раздражённые прохожие начинают нетерпеливо толкать, в твою спину летят чьи-то "осторожнее!" и "не следует здесь стоять"... А ты дикий и грустный, ты улыбаешься на старинный печальный лад, в этом городе слишком многое кажется от симпатий и до зарплат. День в апатии, звонках, бумаг подписании, бесконечнейший форс-мажор. как пакетик от чая в воде разбухающий голова, напряжённое: "может быть, я когда-нибудь и уйду" - но это звучит всё безнадёжнее, всё более тающе - не верится самому. Вечером поздно чему-то меняться, кроме степени темноты, в глазах неаппетитно рябятся горящие вывески, ну а ты лавируешь между прохожих и зданий, вдалеке замаячил дом - на 10-й лифт ходит без опозданий в квартиру с забытым зонтом. Дождь начинается, вскоре ливень, капающий мотив, в ней есть что-то плакучее, но жжёт крапивой и смотрит как вольный гриф. Наверно, и эти гитарные струны ревут под твёрдой рукой до детскости тонкой, до нежности юной, до трепетного живой. Встретил... выдохнул комочек счастья, который давил весь день, чувствуя тайное сопричастье к миру свободы. Ей бросил мелочи, улыбнулась: "под дождём не смогу играть". Как идёт эта лёгонькая сутулость к складкам суженного плаща. Но теперь-то всё, ты уходишь дальше, оставляя её одну и как всякий запросто уходящий, без колебаний как позавчерашний хлеб выбрасываешь это воспоминание на задворки памяти. А дальше? как все умру.