Даже я с моим искушённым воображением встала в ступор, когда прочла ЭТО. Девушки, фанатки Tokio Hotel, я очень вас уважаю (в конце концов тоже одно время интересовалась этой группой), но неужели вы возомнили, что ваш кумир супер-герой????? А ведь если соберутся фаны всех групп, которых оскорбили в этом рассказе - не то что токов, самих фанаток в живых не останется!

В баре

- Креп... крепленого.
- Крепленого нет.
- Вот мразь. Тогда еще... этот... абсент.
Левой рукой с длинными, загнутыми желтоватыми ногтями Мэнсон ожесточенно чесал свой затылок. Дым дешовых сигарет разъедал ему глаза, все представлялось ему в туманной дымке, ярко-фиолетовым; в любом случае, ему было тяжело сфокусировать свой взгляд – после всего выпитого. Перед ним стояли, лежали под столиком, валялись осколки - пустых бутылок. Ему казалось – их не меньше десятка. Впрочем, его это не особо пугало. Сейчас он, скривившись от отвращения, наконец нашел то, что искал, отнял руку от своей прически и скинул блоху, которая свалилась на пол с грохотом. С противоположной стороны на него мрачновато смотрел Тиль Линдерман. Потихоньку Тиль, изо всех сил стараясь, чтобы это не заметил его друг, ногой под столом подталкивал бутылки в свою сторону, радуясь и предвкушая то, как он пойдет их сдавать в пункт приема стеклотары. Но Мэнсон все равно бы ничего не заметил – он гипнотизировал взглядом бутылку абсента, которая двоилась, троилась и даже изредка обрастала рогами с хвостом и нападала на него. В этом случае Мэнсон с воплем падал под столик. И ломал Тилю все бутылки.
Все тонуло в алкогольной дымке. Три девушки, страшные, все в ножевых порезах и шрамах, в нарядах из ситца с рисунком в цветочек, местами разодранных, и ковбойских сапогах со шпорами, а одна даже в валенках – извивались у столиков, бегали – от одного к другому, пританцовывая с кружечками пива, смеялись – оглушительно, отдавая перегаром. Отвратительное кафе – на стенах паутина, тьма, грязь и удушливый запах пыли, плесени, тараканов, некачественного спирта и рассольника. Зал был битком набит. В куче сена в углу, в мешковине, валялся Вилле Вало. Люди побогаче, такие, как Тиль Линдерман и вся его команда, тихонько потягивали заплесневелое пивко и мечтали о светлом. Благороднее всего смотрелся очень грустный, очевидно влюбленный, человек, который пытался утопиться в бутылке абсента – Мэрилин Мэнсон. Хотя некоторые посетители, такие, как Том Каулиц, довольствовались только лимонадом, и, конечно, очень из-за этого комплексовали.
Вот где-то притаился и что-то грызет Хим. А вот Тарья, Анне, и Эмми Ли – те самые девушки, которые прохаживались между столиками и ждали своего счастья. Они не очень дорого стоили. Но у Мэнсона все равно не хватило бы денег на них, поэтому он с тоской смотрел в сторону барной стойки.
Что-то он мог различить в фиолетовой дымке. Это был Тило.
За барной стойкой, в самой глубокой темноте - которую нисколько не мог смягчить тусклый свет из маленького разбитого оконца – в самом углу – стоял, сутуло прислонившись спиной к дверце шкафчика, бледный, худой, некрасивый человек. В глазах была запрятана невысказанная боль, и можно было заметить, что пальцы его дрожали, напряженно впиваясь в стойку – а взгляд слабел, взгляд – сейчас уже почти безразличный к окружающему. Изредка, от громкого звука, или смеха, который заканчивался обычно приступом мучительного кашля – от смеха, который звучал почему-то пошло и вместе с тем обыденно – бармен вздрагивал, испуг и напряжение сковывало его – но, успокоившись, осознав, что до него никому нет дела, и все равно не в силах он преодолеть напряжение, опускал глаза долу или закрывал лицо руками, а по рукам бежала и бежала мелкая дрожь. Тило погружался в нирвану.
Так он и сидел в этот раз... Но, как и всегда, он не был спокоен – нет, никогда он не мог быть спокоен – и вновь, время от времени, он снова будто выходил из забытья, и все же не полностью – и его затуманенный, немного испуганный и не совсем осмысленный взгляд вновь бесполезно блуждал по пьяным мордам посетителей. Но ему было лучше – здесь, в темноте – он сидел и ждал, и радовался втайне, что не нужно было выходить из его угла – всякий норовил плюнуть ему в спину или ударить по лицу – не сильно, беззлобно, но ужасно больно. Каждый раз от удара Тило прикольно взвизгивал. Один раз он даже потерял сознание, но тогда его чуть не забили до смерти. А сейчас он все-таки жив. Каждый день – новые страдания, и опять он покрывается синяками, и вновь видит на полу свои зубы, и собирает их, но не может почему-то водрузить их на место; и тогда он только тихо плачет в углу каждое утро. У него был только один друг – ручная крыса Коля, только это доброе существо его понимало. Он рассказывал ей о всех своих горестях, бедах, роняя на нее слезы, передавал ей все слова, которыми его обзывали, иногда с ней так и засыпал здесь, в паутине. Но счастье длилось недолго – Тиль Линдерман прибил Колю одним ударом, бросив в нее сковородку. Бармен полгода оплакивал утрату. Это была его любимая крыса.
Теперь Тило был одинок. За несколько лет, что он работает здесь – барменом и официантом – ему уже выбили все зубы. Трудно было найти более юродивого человека, чем Тило, это был подлинный козел отпущения. Другое дело, что это звание он получил, возможно, заслуженно. Даже убогий Хим – и тот норовил плюнуть ему в рожу. Тило не было понятно, за что с ним так обращались – но он находил то, что его чморили, естественным порядком вещей, хотя и мучительным для себя. Да, это был глубоко зачморенный человек. Но он сам был в этом виноват.
Вдруг что-то заставило оторваться Тило от своей медитации. Он замечает: на нем остановился пристальный взгляд. Это приводит его на некоторое время в чувство. Из противоположного угла на него уставилась пара глаз, и резкий оклик заставляет бармена вздрогнуть и до боли вцепиться от страха в столешницу. Ну все, опять.
Резко обрываются разговоры, теперь множество глаз обращаются к нему – вопросительно и насмешливо. Но Тило смотрит на того человека в углу.
- Что это за пойло?!!!!!
Не мигая, мужик смотрит на Тило; в его взгляде угроза. Бармен молчит. Лицо посетителя не судит ничего хорошего. Да и вид тоже. Шипованные браслеты, кастет на шее, шрамы и многочисленные наколки... Лицо... возможно, даже знакомое... Тило его знает – вроде бы, но все же никак не может вспомнить.
Вдруг до него доходит. «Билл Каулиц» - осознает он – резко и болезненно, «Билл Каулиц» - проносится в его мозгу, и Тило объемлет мучительный страх, первобытный, сковывающий руки, разрывающий голову на части – невозможный страх, и он не может более пошевелиться. Как всегда, он не сможет ничего сделать... Обычно, в таких случаях, ему оставалось только захлебываться своим ужасом, но что будет сейчас? Что будет?
Расправа...
- Скотина, ты что, оглох???
Отодвинув стол резким движением, так, что стакан, стоявший у края, падает и разбивается, Билл направляется к бармену. Ужас отразился в широко раскрытых глазах Тило. Пытаясь внешне оставаться спокойным, он сделал замечание, но голос его предательски задрожал.
- Не забудьте оплатить, пожалуйста, стакан, господин Каулиц... Это есть небольшая порча имущества...
Билл рассвирепел.
- Я не собираюсь тебе ничего платить! Понял?!!!
Его глаза уже у самого носа Тило. Они медленно наливаются кровью.
- Маленькая свинья, ты кормишь нас этим дерьмом и хочешь, чтобы я еще и платил?!!
Билл кричал, навалившись всей своей тушей на стойку. Она даже затрещала.
Бармен онемел от страха.
Билл злобно глянул на Тило и, матерясь, вдруг намотал его шевелюру на руку, и крепко держа его таким образом, притянул к себе. Тило дернулся, но внезапно затих – он увидел, что в правой руке Билла Каулица блеснул нож.
- Если ты не подгонишь мне нормальное пойло, я прирежу тебя. Понял?
Сдавленный, но мучительный, заставляющий все внутренности перевернутся, донесся вопль из угла. Это был Мэнсон.
- Не убивай его!...
Тарья ударила его бутылкой по лбу.
- Заткнись, Мэнсон. Это просто разборки. Он не убьет его.
- Не убьет?!!!!!!! – лицо Билла исказилось в садистской усмешке, - Это вы про меня?!! Вы меня оскорбляете! Я убью этого урода, вот увидите, убью!! - крикнул он в порыве ярости. - Кому он нужен?
(Мэнсон хотел было что-то сказать, но Тиль Линдерман стукнул его по бошке, и он затих.)
- Кому ты нужен, маленькая свинья?!! – прокричал Билл, дернув его за волосы так сильно, что Тило жалобно вскрикнул.
(Он кричал так жалобно, что Мэнсон прослезился. Мэнсон начал плакать, роняя слезы в абсент. Но, испугавшись такого явления, он вдруг захотел быть таким же жестоким, как Билл Каулиц. Ведь он очень крутой.)
Тило кричал и кричал.
(«Возможно, ему уже не было больно, но он чувствовал себя очень гордо, когда так кричал: иногда ему удавалось достать до си третьей октавы. Но, возможно, это было не так, это теперь уже никто не узнает» - подумал Мэнсон и поперхнулся абсентом.)
Билл Кацулиц очень крепко держал Тило.
Сдавленный, но мучительный, заставляющий все внутренности перевернутся, донесся вопль из угла. Это был Мэнсон.
- Я зарежу его сейчас!!! Кто-то против того, что я прирежу эту маленькую свинью? Кто-то против?
- Я не против, - вдруг взвизгнул Тило.
Билл замолчал от неожиданности. Это было что-то новое. Он беспомощно уставился на Тило, пытаясь понять, что тот имеет в виду. Но бармен уже не пытался высвободиться. На его лице витала слащавая улыбка, и в ней можно было прочесть удовольствие и нетерпение.
- Убивай. Я разрешаю. Я не буду тебе мешать!... – молвил Тило тихим голосом и закрыл свои глаза в предвкушении.
Билл был озадачен, но злость не покинула его.
- Ты хочешь, чтобы я тебя убил?...
- Не слушай его, он же гот. Он мечтает умереть, - раздалось с дальнего столика.
- Не надо его резать, - сказал Мэнсон радостно, - Пусть живет. Ты что, его главную мечту воплощать собрался?
Билл расхохотался.
- Ты прав, чувак...
- Я не чувак!
- Заткнись, Мэнсон... Geh zum Teufel...
Он будто оставил бармена в покое. Но все-таки в Билле росла злость... Он хотел кого-нибудь избить. Тило был самый удобный объект для разгона. Его реально хотелось избить из-за его внешнего вида. Правда, когда Биллу было 18, он тоже хотел выглядеть подобным образом, но это не важно. Вообще, Тило много кого бесил!
- Да, это тварь... Скажи, что отрежешь ему волосы, – вскрикнул Вилле Вало. - Подстрижешь. Я знаю их, готов этих. Это у них слабое место, - Виле Вало натянул на бошку шапку потуже.
От этих слов Тило охватили судороги.
- Ого, как колбасится. Че он пьет? Я тоже так хочу – сказал Расмус.
Мэнсон вдали поежился. Ему стало грустно.
Лицо бармена тем временем окончательно исказилось, глаза распахнул ужас, он бился, пытаясь высвободиться, но не мог.
- Не надо было физру в школе прогуливать – сказал Мэнсон. Его слова прозвучали тихо, печально и величественно.
Тило метался. Но Билл цепко держал его за волосы, у самой шеи. Так что была еще возможность удушения. Вдруг Билл сжал пальцы покрепче и сильно рванул на себя, впечатав Тило лицом с размаху в стойку. Тот вскрикнул еще раз, но Билл схватил его, притянул через стойку в свою сторону и ударил об стол еще раз. Крик оборвался.
- Если будешь хныкать, получишь еще. Я возьму нож и отрежу твои волосы, понял? - Билл был предельно на взводе.- Я вырву их с корнями, - тут он для пущей убедительности, продолжая крепко держать Тило, немного отвел левую руку и приставил лезвие под его грязные, спутанные, в каких-то нитках и плесени, патлы. На стойку упал паучок.
- Не надо... Я понял...
- Тогда все, урод. Эх... - Билл с сожалением освободил бармена...
Отойдя в строну, он стал поправлять разорванный рукав рубашки.
Тило молча оседал на пол. Одной рукой он вцепился в столешницу, но силы покидали его.
- Аццкий Сотона! – с восхищением воскрикнул Хим, глядя на Билла Каулица. Он проснулся и, высунув голову из мешка с сеном, с восторгом наблюдал за происходящим.
- Дурак. - Эмми Ли сидела в стороне, в полной темноте, лишь ее глаза злобно блестели.
- Ну не надо так говорить, индюшка. Ты еще не знаешь меня – Билл посмотрел на нее с превосходством. - Не стоит беситься, девочка, просто бармена иногда стоит учить. Он совсем отбился от рук, правда? – Билл расплылся в улыбке. – Приходиться учить мне. - Пойдем? – Он направился было к Эмми Ли, и вдруг заметил Тило. Тот уже поднялся с пола, и стоял, полулежа на стойке, и тяжело дышал; впрочем, видно было, что ему не хотелось привлекать к себе внимание. Лицо его было в крови. Волосы были спутаны, рубашка измята, но почему-то не порвана.
- Маленькая свинья.
Билл задумался на секунду. Ему захотелось сделать что-то еще. Он обернулся – некоторые посетители были в напряжении, и недобро смотрели на Билла, хотя другие были уже в таком состоянии, когда происходящее вокруг мало волнует. Негромкий смех подстегнул Билла к дальнейшим действиям.
- Теперь подай нам красное вино. Только не то пойло, которым ты нас потчуешь. Живо!
Тило обвел его мутным взглядом и не пошевелился.
- Ты что, оглох? Я сказал, живо красного вина! Почему не выполняешь свои обязанности, ты слышишь, что я сказал?!
Тило слышал его. Он смотрел на него с недоумением.
- Быстро гони вино! Или я прикончу тебя прямо здесь.
- Я не знаю...
- Что ты не знаешь? Выполняй свои обязанности, крашеная тварь, живо! Тебя приставили, я сказал – красное вино, у тебя есть вино, урод?
- Я не знаю... Нет...
- Чего нет?!!! – Билл взорвался.
- Ви...ви... вина...
- Где оно? Ты его выпил?
- Я выпил... немножко...
- Пьяница, тварь, алкоголик, я вздую тебя... У-у, Saeufer!
С этими словами Билл зашел за стойку и схватил Тило за плечи, потащил к ближнему столику. В руках у бармена была бутылка. Послышался смех, раздались возгласы одобрения. Тило опирался, визжал; пока боролся с Биллом, он выпустил бутылку из рук. Раздался звон. По полу растеклась красная жидкость.
- Сволочь ты, алкоголик... Тварь... Кто тебя нанял... Du gehst mir ganz schoen auf den Sack... Schwachkopf... Nimm deine Scheisspfoten weg! Du verfluchte Hund!
Билл держал Тило за плечи и бил его головой с размаху о столик.
Мэнсон оглушительно вскрикнул – на рубашке Тило ему почудилась кровь.
- Заткнись, придурок... Это вино... Эта тварь вылакала здесь все вино! Пьяница, урод...
Музыка играла все громче... Звуки драки, вернее, избиения, тонули в смехе окружающих. Все были в восторге. Хим очень испугался шума и нырнул обратно в мешок, зарывшись в сено.
Мэнсон тихо плакал и уже не мог пить абсент.
Билл Каулиц все еще бил Тиловской головой с размаху об стол.
Вдруг... Тило перестал бороться и кричать... Для Билла это немного было быстрее, чем он ожидал. Он отстранил от него свои руки. Тило повалился под столик с грохотом. Его морда, которая казалась Мэнсону такой интеллигентной, была в синяках. На Билла нахлынуло омерзение, и он отошел от Тило.
- Ты и так сдохнешь, собака...
Потом зашел за стойку.
- Он выпивает уже давно. – Билл стал серьезным, жестокость будто бы исчезла. В его руках была пустая бутылка.
Послышался звон стекла.
- Для нас остаются помои. Эта сволочь поит нас дрянью!
- Я знал... может, убить его? – послышался чей-то голос.
- Он сам себя убьет... вот подождите... – ответил Билл. – Это не бар, а грязная нора...
- Подожди...Поосторож­нее ты со словами...
- Это дыра для грязных койотов. Вы, уроды, - и ты – слышишь, – Билл повернулся к своему новому собеседнику, - не лучше этого подонка... Он еще не сдох там в углу? Нет... Вы все такие же, как и он! Твари... Заткнись, я знаю лучше тебя.
- Ты сам подонок! – из-за соседнего столика поднялся Мэнсон. Он начал ругаться. Билл не прореагировал никак. Он снова подошел к столешнице, и, немного поискав, вытащил почти не тронутую бутылку, и вытянул руку. Его лицо снова исказилось.
- Вот! Это не для вас, вы будете пить помои и сидеть здесь... Это для него – он подошел к Тило, - пусть захлебнется, маленькая свинья... Такая же, как вы...
Сказав это, Билл бросил в него бутылку. Он не долетела, и разбилась о ножку столика. Возле Анны были осколки.
- Тварь! – крикнула Анне. – Уймись!
- А с тобой у меня отдельный разговор – Билл навалился на нее, пытаясь схватить за руку, но тут его ударили чем-то по голове.
Оказалось, это был Мэнсон. В руках у него была грязный стакан, который разлетелся вдребезги.
- И ты туда же, продажная шкура... Еще не утопился в своем абсенте...
Билл схватил Мэнсона за плечи, и ударил об стену головой. Избить его не составляло труда – тот был также тщедушен, как и Тило.
Несколько ударов, приглушенный хрип. Тарья смеялась – ей нравились их разборки. Мэнсон пытался ударить Билла, но в его организме было слишком много абсента. Он только смог отбежать недалеко и прислонился к бильярдному столу. Биллу не состояло труда скинуть его на пол. От удара Мэнсон потерял сознание; Билл опрокинул на него, перевернув, бильярдный стол.
Тарья завизжала от восторга.
- Ты такой смелый! Ура! Мы победили их всех!
- Да. - Он повернулся к Тарье. Та не сопротивлялась, в отличие от ее подружки. – С тобой мы поладим. Угомони эту стерву.
- С удовольствием. – Тарья блестнула своими ошалевшими глазами и подошла к Анне.
- Вставай, подруга. Пойдешь с нами?
- Нет... Предательница... Вы убили...
- Никто его не убил! – Взорвался Билл. Его раздражала, если что-то получалось не так. Хватит сидеть в этом... Пошли. Есть место получше... Иначе ты будешь такая же.
Анне замолчала на мгновение и с ужасом взглянула на Тило. Это был аргумент.
- Пошли. – Тут подошел Том Каулиц и потихоньку повел ее в сторону. Он мог лучше справляться с девушками, правда, внешне был очень забавен. Но его девушки не боялись, и Анне обреченно, почти послушно, пересела к нему.
Тихая, неуверенная реплика в полголоса из глубины зала.
- Сволочь? Не оскорбляй девушку? А?...
То был Тиль Линдерман.
- Ах, ты, урод...
Тиль встал из-за столика и для эффекта швырнул его в сторону. Это стоило ему усилий. На пиве он так разжирел, что каждое движение давалось ему ценой неимоверных усилий. И сейчас, отбросив столик, ему нужно было некоторое время, чтобы отдышаться. Все-таки ему было очень тяжело.
- Лучше бы ты молчал... Лучше бы было, - сказал Билл, схватив его за шею.
- Я молчу... – прохрипел тот...
- Вот и молчи... – сказал Билл и бросил его с размаху в ту сторону, где валялся под столиком полуживой Тило. – Иди к Тило, немец...
Вдруг его чуть не сшиб с ног сильнейший удар по черепу.
Тщедушный гитарист из Рамштайн с чугунной миской в руке полетел туда же.
- Как классно ты дерешься! Ты - Аццкий Сотона!– визжала Тарья.
Анне угрюмо молчала, но уже стала поспокойнее.
Остальные посетители притихли. Видно было, что они были испуганы. Вдруг раздался оглушительный крик. Это Расмус, напившийся Буратино, продрал глаза, и увидел рядом лежащего без сознания Мэнсона с бильярдным столом на спине. Расмус закричал еще громче, когда он увидел вырванные черные и белые волосы Тило Вольфа, которые валялись по всему полу. Это было действительно страшно! С визгом он бросился прочь, но ударился об косяк, и свалился рядом с гитаристом Рамштайна.
У Билла еще кружилась голова от удара. Он почти смущенно посмотрел по сторонам. Зал был практически пуст – те, кто мог ходить, ретировались. Остальные инвалиды лежали, избиты, или притворялись мертвыми. Но возле сцены чудилось странное шевеление. Билл Каулиц подошел к сваленным в кучу коробкам и вытащил на свет божий из одной из них Вилле Вало. Он трясся от страха. Билл снял с него шапочку и надел на себя. Ему всегда нравилась его шапочка. Биллу стало жалко этого человека, поэтому он вырубил его несколькими ударами по челюсти и голове. Вилле Вало немного повизжал, поплакал, а потом затих.
- Вот теперь вроде и все... Нет, не все.
Билл Каулиц подошел к Мэнсону и потрогал его носком туфли. Тот был все еще без сознания. Тогда Билл Каулиц поднял с него стол и развернул Мэнсона на спину. Он снял с него все золотые и серебряные украшения и надел на себя, и только после этого вышел из заведения с великим чувством морального удовлетворения и вприпрыжку побежал по своим делам.

Настроение сейчас - Поганое...