Едва появившись у нас на педфаке, Эдуард начал, исправно посещать мои занятия. Так было заведено…
  Высказывался  очень тактично и участливо...
Ему, выпускнику именитого университета, было в чём меня упрекнуть – я упорно избегал всяческого теоретизирования и всего того, что называлось у него  научным изложением  темы..
- Упрощаете. Осовремениваете, - говорил он мне, осторожно выбирая  щадящие  эпитеты.
- И зачем это вам понадобилось  исполнять целые сцены из фонвизинского «Бригадира»!?
Я сказал ему «зачем»…
После  месяца «колхозной эпопеи» с этой группой я неплохо изучил кругозор моих  студенток. На картофельном поле девушки были просто великолепны, но вот русская литература оставалась для большинства  за семью замками…
И моё  «исполнение»  фрагментов из классики было для них откровением и, не стану скромничать, большим удовольствием.
На  «Бригадире»не умолкал хохот. Как, впрочем, и на «Недоросле» или  «Ревизоре».
Конечно же, дело не ограничивалось, «театром». Были разборы. Были  обсуждения текста классика, неизменно переходящее на злобу дня, что и раздражало учёного Эдуарда..
Он на своих лекциях подобными глупостями не занимался. Его стиль: «как утверждает Бахтин», «как считает Гаспаров, «как полагает  Юрий Лотман»…
Я, конечно, знал, как и что каждый из них утверждает, считает, полагает. Но знал я и другое: ни одну из цитат, которыми так щедро потчевал  студенток Эдуард, они пока что не были готовы адекватно воспринять, принять и усвоить.
На их глазах живую литературу, часто без надобности, выносили за скобки высокого  литературоведения .
Я вдруг представил, чем был бы для меня столь любимый мною и фантастически занимательный разбор Владимира Набокова гоголевских «Мёртвых душ», если бы я их в своё время неоднократно не перечитывал.
И сам себе сознался: НИЧЕМ!