УБИЙЦА ЛЕРМОНТОВА

                                                         ГЛАВА 7

            Секунданты понесли наказание. Глебов, как военный, был посажен на гаупвахту. Князь Васильчиков, штатский,- – в острог. Впрочем, обоих скоро выпустили. На удивление мягко с ними поступили. Как, впрочем, и с Мартыновым. …

            Совершив свой роковой выстрел, убийца вскочил на коня и, вопреки слухам, будто он пытался скрыться, чтобы избежать кары,- помчался во весь опор в комендатуру – сдаваться. Гнал коня вслепую , не замечая ни ливня, ни вспышек молний, ни раскатов грома..Гнал навстречу СВОЕЙ судьбе, потеряв способность о чём-либо думать и как бы отрешившись начисто от ПРОИСШЕСТВИЯ. Был немедленно арестован и посажен в острог. Дело передали в пятигорский военный суд

. Николай 1 распорядился: « Майора Мартынова выдержать в крепости три месяца , а затем предать церковному покаянию». Наказание Мартынов отбывал в Киевской цитадели.. А затем церковь определила срок епитимьи в 15 лет.. Однако через два года срок был духовником сокращен до семи лет..

     Пробовал каяться. …

     Да велика ли была обида? Ну, горец, ну, с кинжалом.. Нет, не в «горце» было дело, а в том, что Лермонтов, презирающий всяческую драпировку и позу, не желал считаться с его «лица необщим выраженьем», с правом быть ДРУГИМ, выявлять свою непохожесть - пусть в романтическом и стилизованном облике несколько театрального, надо признать, черкеса. И ещё, самое главное и самое горькое, от чего нельзя бы было не прийти в отчаяние… Уже после поединка Мартынов узнал от Глебова, что Мишель во время переговоров об условиях дуэли говорил своему секунданту Васильчикову: " Я сознаю себя настолько виновным перед Мартыновым, что чувствую, рука моя на него не поднимется…»

      ""Передай мне об этих словах Васильчиков или кто-либо другой, я Лермонтову протянул бы руку ,и нашей дуэли, конечно, не было бы". Так ему вообразилось за 30 лет до того, как он напишет своё "Покаяние".

       Мне кажется, лукавил бедный Мартынов - только вообразилось. Состоялась бы эта проклятая дуэль, несмотря ни на что! Не было одному из них на земле места. Так распорядилась судьба. Слишком чувствительны были обиды, наносимые ему «другом Мишелем» И привык он видеть в Лермонтове не великого поэта, а личного врага, который с обидным упорством изо дня в день унижает его, оскорбляет, глумится, задевает честь. « Друг Мишель!» стал зковарным демоном, позорившим его перед светом. Приводил в отчаяние, сводил с ума, оскорблял, мучил, и не было тому конца. Ведь этот демон, убеждал он себя, в конце концов разрушил его жизнь, все планы на будущее, перечёркнул заветные мечты о славе, блестящей генеральской карьере, вынудил подать в отставку… … Долго, очень долго дожидалась своего выхода мстительная, ничего не забывающая пуля в стволе его пистолета.         

                                       продолжение следует