- Не надо о войне, - просят меня некоторые читатели.
Да нет же, - это не о войне, вернее, не только о ней. Это о человеке, для которого война оказалась не тем, что она есть для людей обыкновенных ( злом и мерзостью), а чем-то противоположным – лучом света, путём к преображению и расцвету жизненных сил, спасением от душевного разлада. Таков герой этого повествования, и никуда от этого не денешься…
Без войны нет Гумилёва, как и нет его без африканской охоты или "сражений" на любовном фронте!
***********
... Сигнал к атаке – а ты, такой жалкий, ничтожный, маленький, не можешь пошевелиться. .Страх! Оцепенение… Как он презирал в себе труса! Клял эту проклятую дрожь во всём теле.
Об этом его состоянии лет через тридцать напишет другой поэт- о другой войне. Когда…
Казалось: чтобы оторваться,
Рук мало – надо два крыла.
Казалось: если лечь, остаться –
Земля бы крепостью была… ( К. Симонов)
Не бывать такому – он лучше застрелится, но… преодолеет. Ведь не забыл же он уроки Ницше. "Человек есть то, что должно превзойти". Превзойдёт!
И СИГНАЛ к атаке станет для него заветным - самым радостным и желанным моментом боя.
Улан Гумилёв обрёл в конце концов свои «два крыла»
Его геройство замечено. И отмечено. «За отличия в делах против германцев» – так написано в приказе – он награждается Георгиевским крестом четвёртой степени. Вскоре присвоено звание унтер-офицера.
…И была ночная разведка, когда он неосторожно наткнулся на отряд врага. Всадники и пешие – шагах в тридцати. И жить ему оставались минуты. Дорога к разъезду отрезана, с двух других сторон – неприятельские колонны. И он принимает безумное решение: огибая врага, под австрийскими пулями, устремляется к дороге, по которой ушёл русский разъезд.
«Это была трудная минута моей жизни. Лошадь спотыкалась о мёрзлые комья, пули свистели мимо ушей, взрывали землю передо мной и рядом со мной, одна оцарапала луку моего седла. Я не отрываясь смотрел на врагов. Мне были ясно видны их лица (растерянные в момент заряжания, сосредоточенные в момент выстрела). Невысокий пожилой офицер, странно вытянув руку, стрелял в меня из револьвера. Этот звук выделялся каким-то дискантом среди остальных. Два всадника выскочили, чтобы преградить мне дорогу. Я выхватил шашку, они замялись. Может быть, они просто побоялись, что их подстрелят их же товарищи. Всё это в ту минуту я запомнил лишь зрительной и слуховой памятью, осознал же это много позже».
( «Записки кавалериста» ).
Мгновения эти, когда стреляют в упор, будут преследовать его всю оставшуюся жизнь.
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки,
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или воды гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага. (Н. Гумилёв "Наступление")