[показать]
.
ПОГОНЯ ЗА ХИМЕРАМИ ИЛИ... БЕЗМЕРНОЕ СЧАСТЬЕ?
О ВДОХНОВЕНИИ
(продолжение разговора)
Молодой Мопассан подсмотрел однажды Флобера за работой, и зрелище это его потрясло. Он видел лицо, багровое от притока крови, видел мрачный взгляд, устремлённый на рукопись; казалось, этот напряжённый взгляд перебирает слова и фразы с настороженностью охотника, притаившегося в засаде, задерживаясь на каждой букве, будто исследуя её форму, её очертания. А затем видел, как рука берётся за перо и начинает писать – очень медленно. Флобер то и дело останавливался, зачёркивал, вписывал, вновь зачёркивал и вновь вписывал – сверху, сбоку, поперёк. Сопел, как дровосек. Щёки набрякли, на висках вздулись жилы, вытянулась шея, чувствовалось, что мускулатура всего тела напряжена – старый лев вёл отчаянную борьбу с мыслью и словом.
Уместно ли после подобного зрелища говорить об одной лишь радости вдохновенного писательского труда?
Спросим у самого Флобера. Отодвинув рукопись «Мадам Бовари», он принимается за письмо.
«Я страшно зол и не знаю почему. Может быть, в этом повинен мой роман. Не идёт он, не движется, я так измучен, будто ворочал камни. Временами мне хочется плакать. Здесь нужна воля сверхчеловеческая, а я всего-навсего человек... Я просидел над рукописью битых четыре часа и не смог сложить и одной фразы. Сегодня не написал ни одной порядочной строчки, зато намарал сотню дрянных. Ужасная работа! Какая мука! Ненавижу себя и обвиняю за безумство, заставляющее меня гнаться за химерами...»
Похожие признания можно найти у многих писателей. Но именно у них, подлинных художников, наступает в конце концов свой «момент истины», – когда отчаяние и готовность опустить руки сменяется восторгом и приливом ни с чем не сравнимого счастья. И объясняется это словами того же Флобера, произнесёнными в том же письме: «Я люблю свою работу любовью безумной и дикой!».
Не проходит и четверти часа после безумной «погони за химерами», и мир для него преображается, «сердце начинает радостно биться».
«В прошлую среду мне пришлось подняться из-за письменного стола и поискать носовой платок: по лицу обильно текли слёзы. Я так расчувствовался, такое испытал наслаждение, пока писал, меня умиляла и моя мысль, и фраза, которой эта мысль была выражена, и самый факт, что я нашёл для мысли столь счастливую словесную форму... Существуют состояния восторга настолько возвышенного порядка, что чисто эмоциональные элементы здесь ничего не значат, этот восторг своей моральной красотой превосходит свою добродетель».
[показать]