Красный цвет под серым небом
[450x365]Серый петербургский день, небо низкое, тяжёлое, накрапывает дождь… А в мастерской Ашота ХАЧАТРЯНА – буйство южных красок и много-много цветов и фруктов. И живых, на ветках, и нарисованных. От работ художника веет ароматами нагретого солнцем камня, треснувшего сочного арбуза, свежеиспечённых лепёшек, горьковатых осенних листьев, прозрачного горного воздуха… Пейзажи, натюрморты, жанровые сценки – всё приковывает к себе взгляд смелыми, сочными красками, яркой национальной самобытностью… Мне давно хотелось побывать в мастерской Ашота Ваниковича, с тех пор как я увидела в Интернете его картины. И вот я вижу оригиналы. Встреча состоялась! Мы беседуем с художником.


– Ашот Ваникович, чего художник не может себе позволить в своей работе?
– Становиться ремесленником. Конечно, ремеслом надо владеть, этот элемент присутствует в каждом искусстве, но его значение – вспомогательное. Главное – собственный взгляд и собственное отношение к изображаемому, творческое начало. И ещё: художник должен меняться. Развитие художника идёт так: до 30 лет он учится, до 40 накапливает опыт, до 50 плодотворно работает, а после так или иначе начинает повторяться и меняется уже очень редко. Есть, конечно исключения, как Пикассо, у которого всю его долгую жизнь было столько творческой энергии, что он мог бы ещё измениться раз сто.
Художнику необходимо время от времени переживать кризис. Чтобы остановиться, оглянуться на то, что сделал, критически оценить свою работу. Вообще, художник должен быть собственным критиком номер один. «Ты сам свой высший суд», как сказано у поэта. У него должна быть своя позиция, свои идеи, независимо от того, как он их выражает.
Считаю также, что художник не может себе позволить просто рассказывать. Это совершенно другая профессия. В живописи главное – эстетическое восприятие. И некая философская база, пусть и не явная… Зрителя нужно уважать. Пусть он сам «прочитает» и тем завершит работу художника. А для этого в ней должна быть недосказанность. И если очень красиво, но, что называется, «в лоб» написан, скажем, натюрморт, то на визуальном восприятии всё и закончится.
– В одном из интервью вы сказали, что считаете главным качеством художника доброту…
– На крупных выставках, где представлено много художников, можно сразу по их работам понять, кто чем дышит. Вот эту картину нарисовал злой человек, нудный, всем недовольный, она вышла у него неинтересная, повторяющая то, что уже писано сто раз. Он не может быть новатором. Многие художники, поэты, писатели отмечают, что им как будто кто-то диктует. По своему опыту знаю: бывает, работаешь над холстом год, ищешь решения, а заканчиваешь в итоге за два часа – словно холст сам диктует, как работать, вопреки эскизам. Отключаешься, уходишь в себя – и работает подсознание, начинается настоящая живопись. А недоброму человеку такое не дано. Необходимо внутреннее равновесие, которое без доброты невозможно. Да это не только для искусства, но и для жизни важно. Посмотрите, сколько в моей студии разных растений – и все цветут, плодоносят, как в оранжерее… Друзья удивляются, как это получается. А я умею с растениями просто по-доброму договариваться!
– В 1999 году вы с единомышленниками начали издавать газету «Художник Петербурга» (издание освещает жизнь Санкт-Петербургского Союза художников. – авт.). Сегодня вы её главный редактор, то есть ещё и журналист, мы с вами коллеги…
В идеале пишущий человек должен рассказывать обо всём, что происходит в его сфере. Полагаю, жизнь художников вашего города весьма и весьма разнообразна. И в ней, как известно, тоже есть так называемые проекты – нечто эпатирующее, подчас даже неэстетичное, выдающее себя за передовое искусство. Освещает ли ваше издание события такого рода?
– Иногда, очень редко. Потому что наша газета именно об искусстве. В ней публикуются известные искусствоведы, музейщики. О проектах они, как правило, не пишут – это ведь всё преходяще. Мы отражаем своё время и стараемся сохранить то, что может вызвать интерес через двадцать, тридцать, сорок лет. С годами что-то отсеивается, что-то остаётся… А проект через неделю уже забывается, и начинается следующий. Конечно, и это можно сделать красиво, со вкусом, ярко, зрелищно. Но, к сожалению, так бывает очень редко.
Прошлой осенью я вместе с другими петербургскими художниками участвовал в Биеннале в Венеции. Большинство стран-участниц представили как раз проекты, а у нас была настоящая живопись. И посетители в первую очередь смотрели именно наши залы!
– Даже ничего не зная о вас, в том числе имени и фамилии, глядя на ваши картины, чувствуешь особенную энергетику и, конечно, догадываешься о корнях автора.
– Национальные корни, проявляющиеся в живописи, заложены в генах. Но подлинное искусство невозможно без национальных мотивов! В начале 1990‑х я думал, что надо писать что-то нейтральное, «общечеловеческое». Не понимал, что тогда художников не отличить друг от друга, а это очень плохо. В те годы нас в основном поддерживали иностранцы – покупали наши работы, и каждый раз выбирали картины именно с национальным колоритом. Например, у меня была картина «Жертвоприношение», посвящённая тем временам, когда армяне ещё не приняли христианство. Её купили датчане – увидели в ней что-то близкое, поскольку и их народ прошёл в своём развитии этап язычества…
– В 1977 году вы приехали из Армении в Ленинград. Другие люди, пейзажи, воздух… И палитра, конечно, другая. Но этот город не подавляет вас, а, кажется, даже и наоборот…
– Да, из всех мест, где я бывал, работать мне больше всего нравится именно здесь. Искусство Петербурга и сам город дают художнику основательность и остроту взгляда. В таком прекрасном городе жить и не творить – грех. Но ещё больший грех – подменять творчество ремеслом.
Признаюсь, ностальгическое чувство присутствует постоянно. Ощущение принадлежности к своему народу, память о своих корнях – это фундамент, он помогает работать.
– Какие впечатления детства оказали влияние на ваше творчество?
– В Армении всегда были сильны традиции, огромную роль играют и сегодня родственные связи, помню, в детстве и позже, отмечались по всем правилам народные праздники, существовавшие веками, – например, праздник плодородия, освящения винограда и т. п. Сейчас, к сожалению, всё это уходит. Праздники отмечаются, но уже как-то иначе, без прежней строгости. Но когда я жил там, я многого не понимал, – жил и жил себе. А вот когда уже позже приезжал из Ленинграда, мне хотелось больше увидеть в Армении, больше о ней узнать. Может, если бы я жил там, был бы другим художником – ближе к европейскому стилю… Или вообще занимался бы не живописью, а чем-то другим.
– У вас необычайно богатая палитра, чистые, яркие краски. Но красный цвет совершенно очевидно играет особую роль – и как фон, и как «главный персонаж» ваших картин. Гранаты, арбузы, цветы…
– Я всегда любил этот цвет, хотя для художника он очень сложен. Порой получается именно не цвет, а краска. Мне нравится экспериментировать, иногда результаты неожиданные: например, у меня есть несколько вполне, на мой взгляд, удачных картин, на которых красное представлено на красном… Есть работы, где красное сочетается с зелёным – самое удивительное, что неплохо сочетается. Таковы, например, арбузы – загадочная ягода… Гранаты – священные плоды Армении, уже фактически превратившиеся в символ. Вообще же красный цвет в северных широтах обретает особое значение – обратите внимание, северяне свои дома часто красят красным, ведь большую часть года в природе нет ярких красок!
Летом я часто рисую цветы, но картины не заканчиваю. А заканчиваю их зимой, чтобы дать простор импровизации, – почти джазовой.
– Я не искусствовед-профессионал, но глядя на ваши картины, понимаю, что это – подлинное искусство! А что для вас является критерием? Как определяется, что вот это произведение – настоящее? Ведь сегодня нередко искусством абсолютно серьёзно называют какое-нибудь нагромождение картонных коробок или кучу ржавого хлама…
– Изобразительное искусство – можно сказать, своего рода и наука, и религия… Его нет и не может быть без духовности. Это и есть главный критерий, универсальное мерило…

Абстракция
[450x535]

Колокола нашей памяти
[450x450]


Пейзаж
[450x510]

Связь времён
[600x374]

Память
[450x549]

Из глубины веков
[567x520]

Монастырь Гегард
[473x520]

Красный закат
[495x520]

От века к веку
[577x520]

Триптих
[640x363]

Пекут лаваш
[554x520]

Арбуз
[541x520]

Гранаты
[522x520]

Композиция
[521x520]