Истории, которые люди рассказывают друг другу и, иногда, пришельцам-этнографам, позволяют понять изгибы и повороты, зачастую болезненные, в трагедии личности и в изменениях культуры. Истории о шаманах особенно способствуют раскрытию связей между феноменами личностного и культурно обусловленного, культурно обусловленного и политического, личностного и духовного.


В деревне Тюктюр Мегино-Кангаласского района Республики Саха (Якутия) очаровательная и живая семидесятидвухлетняя бабушка, играющая на хомусе (варгане), вспоминала в 1995 году случившуюся много лет назад смерть своего брата: “Однажды во времена моего детства заболел брат. Сначала я этого не заметила, но затем стало очень плохо, так что он кричал от боли. Из-за крайней и срочной необходимости помощи мама пригласила старую женщину. Мы не называли ее удаган (женщина-шаман), но было известно, что она делает то же, что когда-то делали [запрещенные] шаманы. Она пришла, посмотрела на моего брата, и достала сковороду. Ее звали Матрена. Она лизнула глаза ребенка, мальчика, моего брата. Она подняла сковороду и стала колотить по ней деревянной ложкой. Через некоторое время она сказала: “В вашей семье кто-то убил большого зверя. Дух этого зверя вошел в вашего мальчика.” И действительно он не прожил даже тех четырех дней, что оставались до возвращения домой нашего отца [который был тогда на охоте].”

Марфа Михайловна Заморщикова, поведавшая эту историю тайного шаманизма 1930-ых годов, не осуждала предполагавшуюся исцелительницу за смерть своего брата и не ставила под сомнение объяснение его смерти одержимостью духом. Скорее, она примирилась с тем, что судьба (дьылха) ее брата была решена силами более могущественными, чем она сама. В этом случае усилия Матрены сводились только к диагностике. Даже если бы та имела полный набор шаманских атрибутов, которые были изъяты в ходе советской кампании против шаманов, то и тогда она могла бы оказаться не в состоянии исцелить мальчика.

Один из бросающихся в глаза аспектов парадоксальной красоты и пафоса этой истории - импровизированная замена шаманского бубна сковородой. Мои консультанты-саха были согласны в том, что Матрена, вероятно, использовала сковороду как запасной способ вхождения в транс для общения с духами с целью узнать о судьбе мальчика больше, чем она могла бы сделать на основании простого наблюдения за ним. Один из моих друзей заметил, что у настоящей удаган бубен-сковорода могла обратиться подлинным бубном. В свою очередь бубен тоже был метаморфозой коня, на котором отправлялись в сферу обитания духов. А для некоторых шаманов такие путешествия в состоянии экстаза были, несмотря на репрессии Советской власти, ключевым условием для налаживания их взаимоотношений с духами как ради самих себя, так и для блага других. С другой стороны, продолжил этот же друг в более циничной манере, возможно, Матрена просто играла со сковородой, используя ее в качестве музыкального сопровождения и выдавая его за общение с духами, которого она на самом деле не имела.

Полностью статья: http://mustagclub.ru/blog/от-бубнов-к-сковородам-повороты-судьб
[472x400]