Способность к удвоению реальности - в самой природе кино. Кинообраз часто несет в себе метафору, номинально не будучи ею, сохраняя достоверность факта. Вспомним ныне уже хрестоматийный эпизод из "Иванова детства". Двое - капитан Холин и медсестра Маша - переходят траншею по перекинутому через нее стволу, капитан обнимает девушку, и в его объятиях она повисает над черной дырой траншеи, как над пропастью. И траншея в лесу, и дерево, мостком перекинутое через нее, и двое, балансирующие на этой шаткой опоре, - здесь все достоверно, сиюминутно, и все исполнено второго, трагического смысла. Сюжетные мотивировки отлетают, и объятье над траншеей читается как многослойная метафора. Впрочем, слова не могут вызвать того чувственного впечатления, какое рождает кинематографический образ. Наверное, непереводимостью кинометафоры на язык другого искусства и поверяется ее принадлежность к искусству кинематографа.