Кто мы? Мы — обычные люди, которым судьба уготовала не совсем обычную стезю.
Как складывается у большинства? Родился, учился, работал, обзавёлся семьёй… И всё это — в пределах одного города (деревни). Прочные связи, установившийся быт…
Мы — скитальцы. По собственной ли воле, в силу ли сложившихся обстоятельств — скитальцы.
Быт наш налажен не вполне, привычные связи утрачены. Родственники где-то вдали, друзей разбросало по свету. Мы — одиноки.
Но, не смотря ни на что, мы — семья. Со своей историей и «скелетами в шкафу»...
ролик по теме см.: https://youtu.be/G4J7-ytpglE
ОДИССЕЯ СЕМЬИ БАЙРАМОВЫХ
У людей моего поколения, а мне — почти семьдесят девять лет, жизнь разделилась надвое: та, что была ещё при советском союзе и та, что — после. Вот и я начну описание своего карьерного пути с очень короткой справки из первого — советского — периода.
Всё по схеме: школа — институт — работа.
Школу закончил в 57-м, в институт поступил со второй попытки 1958-м, после окончания вуза отработал три года на трубопрокатном заводе в азербайджанском городе Сумгаите, затем — работа в бакинском Институте Энергетики, институте физики АН Азерб.ССР, отъезд в Питер, работа в лаборатории технической теплофизики ЛенВМИУ в городе Пушкине ленинградской области, потом женитьба — квартирный вопрос — отъезд в Сумгаит — работа на заводе синтетического каучука — работа в Институте теоретических проблем химической технологии АН Азерб.ССР — защита кандидатской диссертации — погромы в Сумгаите https://youtu.be/rZvpSirMRF8 — наш «драп» в Россию.
Дальше последовал второй этап, постсоветский.
Итак… Я, Теймур Алиевич Байрамов, 39-го года рождения, беспартийный, не состоял, не привлекался, не участвовал. Место жительства – 2-й микрорайон города Сумгаита, отдельная «двушка» в жуткой хрущёбе, протекающие потолки, вечная сушь в кранах, зимой – сквозняки, летом – духота и комары.
Место работы – Институт теоретических проблем химической технологии АН Азерб.ССР, должность старший научный сотрудник, в меру остепенён (к.т.н.), вполне озабочен научной карьерой (в перспективе – защита «докторской»). Мой плазмотрон разместился (по соглашению, достигнутому нашими директорами) в клетушке Института хлорорганического синтеза в Сумгаите, и находился в десяти минутах неспешной ходьбы от дома.
Из окон хроматографической лаборатории открывался прекрасный вид на седой Каспий и далёкий посёлок Джорат.
Моя супруга работала в этом же корпусе, но числилась лаборанткой-хроматографисткой в лаборатории моего большого друга Бориса Штейнберга.
Родили с жёнушкой двоих сыновей – Вадима и Тимура. А ещё была Эльса Цезаревна Байрамова – благородная сука породы боксёр, самая, пожалуй, родовитая изо всех живших рядом с ней в вышеуказанной «двушке» особа .
РОКОВОЙ 88-й...
В январе по Сумгаиту поползли слухи о гонениях на азербайджанцев в Армении, о том, что где-то совсем рядом с Баку возник лагерь беженцев, впервые прозвучало зловещее "ер-аз". Это сокращение от "ереванский азербайджанец" произносилось с заметным привкусом будущих страхов.
В феврале полыхнуло. Толпы на улицах, разбитые машины, погромы армянских квартир... Всё происходящее сопровождалось угарным каким-то, горячечным национализмом, поношением армян, всех вообще армян. Погромы были жуткими, эти дни проживались очень страшно и казались вечностью, хотя, через трое суток пригнали десантуру и всё захлебнулось.
По горячим следам написал «ПОГРОМ» , который затем ходил списком по городу, и это обернулось для меня вызовами в горотдел КГБ, долгими непонятными разговорами на отвлечённые темы, странными предложениями о публикации в некоем служебном вестнике и закончилось ничем. И слава Богу.
В нашем академическом НИИ межнациональные страсти продолжали кипеть с особой ярью, научные сотрудники проявляли кровожадность такую, что становилось не по себе. Иных мнений не принимали, а носители "крамолы" немедленно зачислялись в стан врагов. Словом, сведущие люди присоветовали уезжать да поскорее.
Начинать сначала, когда тебе за пятьдесят - малоперспективное дело. Однако, нужда заставит, бросишься в любую авантюру, авось, пронесёт… Так в 1988 году наша жизнь разделилась на "до" и "после".
Сначала уехали сыновья. Они были на то время домашними мальчиками. Возможно, родительский контроль был и чрезмерен и самостоятельности им не прибавлял, но так было и ничего изменить было невозможно, и отправлять детей в неизвестность страшно, однако альтернативы не было. Шла непонятная война за Карабах, непонятная потому, что в наспех сколоченной "армии" не было ни единства целей, ни мало мальски грамотного командования, а были распри и борьба за влияние, процветало мародёрство. Оттого - и масса неоправданных потерь, растущие по городам "аллеи шехидов", свежие могилы в которых не успевали день-другой побыть крайними, как обзаводились соседними.
Мы же были чужаками, которых "надо резать", но в то же время сыновей старались любыми способами загнать на войну. И вот настал срок выбора "или - или", или немедленно уезжать и пытаться на новом месте построить что-то, или уж оставаться и жить, покоряясь страхам.
Словом, мальчиков отправили к бабушке в Лугу, где они задержались недолго, и вскоре очутились в Гатчине, устроились на работу в цех по производству тары, сколачивали ящики и кое-как кормились.
Я между тем искал работу в России, побывал на Кольском, пытался пристроиться у фермера в Подмосковье, даже сыновей заслали из Гатчины в Подмосковье, и, как оказалось, по дурости. Наобещал господин И. с три короба, и работу, и дом. Живите, развивайтесь. Сами себе хозяева, свободный труд, на реке - изобильная рыбалка. А сыновья приедут и сразу примутся обустраивать наш дом под руководством доброго хозяина.
На деле же всё обернулось работой в коровнике от зари и до зари, чистка, дойка. Оплата - кормёжка. Возможно, для деревенских это и не было бы в особую тягость, но для городских ноша оказалась непосильной, о чём они, перебивая друг друга, поведали нам при встрече.
На семейном совете решили двигать в Гатчину, ибо там жил мой институтский товарищ, да и тёща - в Луге. В случае чего было где перекантоваться.
У Славы мы прожили недолго, вскоре он нашёл нам домик на Корпиковке...
Я мотался в поисках работы. Деньги между тем подходили к концу.
Помог случай. В очередной мой отчаянный визит на биржу сердобольная женщина-служащая присоветовала обратиться в районные теплосети. И чудо свершилось! Мне предложили работу и комнату в бараке в Кобрино.
Так в возрасте - мне за пятьдесят, а моей Людмиле - за сорок - мы в одночасье стали сельскими жителями.
Так, ближе к осени 1990-го года мы оказались в посёлке Кобринское, а я сделался начальником участка, мы вселились в барак равноправными россиянами. Неопределённость уступила место стабильности, а зарплата оказалась так хороша, что впервые за всю жизнь забыли, что такое занимать от аванса до получки и от получки до аванса.
Идиллия продолжалась три года, три года я добросовестно работал, не лихоимствовал, не брал в лапу, а потому и не делился с вышестоящими (ну, не зарплатой же!..). И вскоре стал замечать недовольство, которое выражалось ничем не мотивированной раздражительностью. И я принял единственно правильное решение уйти на рабочую должность.
Теплосети переживали не лучшие времена, менялись директора, но не менялись алчность и авторитарность руководителей, и этого «добра» не становилось меньше.
Однажды случилось то, что должно было случиться. После отказа выполнить устное распоряжение нового директора об остановке на ночь котлов (и это — в ещё морозном апреле!) я вылетел с работы. Просто — уволили. И всё. Точка.
Новое место работы — автостоянка «Сталкер» в Гатчине. Потом — котельная Промкомбината, потом городская котельная №11.
Здесь я проработал дольше всего, лет, наверное десять или более того.
Остановлюсь на этом эпизоде, так как считаю, что здесь имеются весьма характерные для нашего времени особенности. Имею в иду — завершение…
КОТЕЛЬНАЯ №11
Её дымовые трубы можно увидеть за несколько километров от Гатчины, а котлы внушительны и поражают воображение новичка.
Именно здесь, а точнее – в щитовой №2 у парового котла ДЕ-25/10, начиная с отопительного сезона 2006-го года, проводил я свои двенадцатичасовые смены с перерывами на «фиолетовые» выходные.
До работы приходилось добираться либо на электричке, либо - своим ходом - на велосипеде. Из дома до платформы Прибытково около трёх километров или - полчаса ходу, или около десяти минут неспешного катания на велике. Если же - до Гатчины, то время в пути занимает до сорока минут или чуть меньше, если повезёт с ветром.
Сразу за нашим посёлком - луга по обеим сторонам шоссе, а первой вехой по пути к цели - деревенька Мельница разделённая на две половинки речкой Суйдинкой.
От деревни дорога плавно поворачивает к Суйде, мимо могилы Ганнибала, которая в самом деле никакая ни могила, а просто памятник, а саму могилу заровняли вместе со старым кладбищем и устроили на на этом месте картофельное поле. Если я не прав, пусть кто-то знающий указующим перстом направит мои мысли в нужном направлении.
Сама же котельная расположена на полкилометра правее (если смотреть в сторону Питера) платформы Татьянино и видна отовсюду.
Теперь - о нашей доблестной смене...
Во главе смены - матёрый оператор с тридцатилетним стажем работы Валерий Буланов.
Когда-то он ходил на торговых судах, и частенько начинает новый рассказ со слов:
- Стояли мы как-то на рейде Гонолулу...
Или:
- А вот на Таити...
И - тому подобное. А за окнами - снег или дождь со снегом... Мама родная!!
В щитовой №2 несём вахту мы с Ирой Василенко и ещё одной дамой, а рядом - аппаратчицы химводоочистк.
А ещё в смене - чудный человек Слава Котесов, наш электрик. Безотказный мужик, чего ни попроси, сделает в лучшем виде!
Однако, продолжу...
Там тоже были свои прибамбасы. Не пошёл на выборы в госдуму — депремировали, а директор взял на мушку. Отказался от предложения начальника котельной принять участие в травле одной из наших работниц — «Наглец!», и — чёрный список рассерженного начальства.
Были и иные «грешки»… И вот на очередном медосмотре признан не пригодным (слух подвёл) занимать должность оператора газовой котельной.
Со слухом у меня, конечно, проблемы. Но такие же проблемы и в не меньшей степени — у очень и очень многих работников котельной. А бракуют меня одного.
Перевели в сторожа. При переводе долго и настойчиво отговаривали соглашаться. И зарплата низкая, и…
Но я остался. А работёнка была, что надо. Я только назывался сторожем, а был и сторожем на подмене, и дворником. Особенно «здорово» приходилось зимой
видео-ролик по теме см.: https://youtu.be/n6vd61a1qsg
Но я терпел. И не уходил.
В конец огорчённое начальство пустило в ход испытанное оружие: науськали на меня свою верную помощницу. Пошли придирки, мелочные пакости, какие-то подмётные записки, скандалы во время приёма-сдачи смены. И я не выдержал.
Видео-ролик по теме: https://youtu.be/Z1nk936Wv1A
С момента увольнения из котельной не прошло и двух недель, как я очутился на новом месте. Сторожем на платной автостоянке.
Место это подыскал для меня мой младший сын Тимур, который давно пользовался услугами сего предприятия. Работа — не бей лежачего, сиди себе в будке, да открывай-закрывай шлагбаум. И график работы удобный — сутки через трое. Зарплата маловата больно, но где найдёшь работу в мои семьдесят восемь?
И вот я сижу в будке, выпуская и впуская машины…
видео-ролик по теме: https://youtu.be/-ntAE4Rl8E0
Раз в месяц администраторша стоянки привозила наши заработанные семь тысяч деревянных. Не густо, но всё лучше, чем ничего.
Отработал на новом месте за всё про всё семь месяцев, и думать не думал об уходе, да со здоровьем моей верной жёнушки стало похуже, и я понадобился дома.
Такая вот загогулина… Теперь осваиваю профессию домохозяина, и на излёте жизни вдруг оказался в незавидной роли пленника каждодневных хлопот, с мучительными раздумьями, что готовить завтра, составлением списков продуктов, сведением хлипких концов жиденького бюджета. До сих пор всем этим непрерывно со дня свадьбы занималась моя безотказная подруга жизни...
Нашему с Людмилой семейному союзу летом следующего 2018 года будет сорок девять лет. Почти - "золотая" свадьба. А познакомились мы в электричке летом 68-го. Я жил тогда холостяком в Петергофе.
На Балтийском вокзале, проходя вдоль состава ораниенбаумского направления, увидел в окне обалденную девушку, вернулся к входной двери и вошёл в вагон. Заветное место «напротив» пустовало. А ещё почти через год в петродворцовом ЗАГСе вреднющая тётка, не переставая сверлить меня злым взглядом, таки оформила наш брак, и с 4 июня 69-го года Людмила Торотько стала Людмилой Байрамовой. Со всеми вытекающими…
А эти самые «вытекающие» означали:
- вынужденный - из-за квартирного вопроса - переезд в далёкий, незнакомый азебайджанский город Сумгаит;
- проживание в этом самом далёком и незнакомом городе в жутком семейном общежитии в посёлке Химстрой, который по утрам с пугающей регулярностью на два-три часа затягивался ядовитыми выбросами расположенных совсем рядом химических монстров;
- переезд, как спасение, в двушку, которая давно пустовала из-за того, что не находилось охотников въехать, теряя очередь, в развалюху…
- восемнадцать лет проживания в вечно мокнущей, с протекающими на три этажа вниз потолками, продуваемой всеми ветрами, с практически не работающим холодным водоснабжением (про горячее вообще молчу), отвратительным отоплением - «квартире»…
- громыхнувшие на исходе этих восемнадцати лет погромы и всплеск национализма и нетерпимости…
- отправка сыновей в Россию подальше от Карабаха…
- вынужденный отъезд в никуда из-за вспыхнувшей неприязни коренного населения и связанной с этим небезопасностью для самой жизни…
Если добавить к сему перечню вечную нужду и «стрельбу» трёшек-пятёрок «до аванса» или «до получки», то вырисовывается неважнецкая картина нашего бытия в целом.
Не всякий брак выдержит подобное. Наш — выдержал…