Настроение сейчас - спокойное

Выглянул в окно и увидел всё ту же снежную зиму. То, что остётся для меня на расстоянии вытянутой руки и не приближается. Мы смотрим друг на друга через окна, закрытые толстыми стёклами. И лишь только иногда прикасаемся друг к другу. Я пошёл на балкон и открыл окно. Вихрь снежинок, залежавшихся по ту сторону стекла занёсся внутрь, я стоял без рубашки и они безнадёжно оседали на мою грудь моментально сгорая в пламени человеческого тела, некоторым повезло чуть меньше - они пролетали мимо и падали на пол, где были обречены на долгое и мучительное таяние, унижающее для всего снега. Ещё меньшее количество крошечных белых звёздочек оседало на коже и не таяло, словно пытаясь подержать тебя чуть подольше.
По-своему интересно непередаваемое и неповторимое прикосновение снежинок. Они бессильно царапают кожу, делая её влажной и холодной. Всё это дополнялось ударами свежего ветра в лицо, развевающего волосы, забивающегося в ноздри, умоляющего вдохнуть поглубже, и одновременно пытающегося своими порывами укусить тебя. Война с ветром и танец с обречёным снежинками продолжались минут пятнадцать, после чего я, извиняясь перед ними за свою нахальную неуязвимость, плотно закрыл окно и лёг спать прямо на балконе.
Я так редко позволяю себе прикасаться к снегу, заменяя действительное наслаждение суррогатом ледяного душа.

Однако же по этому поводу я вспомнил один случай. Как-то раз я, открывая окно для сидящего снаружи воробья, с которым мы немножко поговорили, но хлеба у меня не было и он улетел, непрочно его закрыл. Ночью от ветра окно открылось. Шёл снег, дул ветер, кровать моя стояла под самым окном. Двери между комнатами закрываются плотно и в остальной квартире всё было в полном порядке. Наутро папа нашёл меня засыпанного упорно не желавшим таять снегом. Он очень сильно испугался, растолкал меня, но трясущимися губами я смог сказать только то, что видел во сне белых медведей. На этом моменте я опять заснул. И опять видел белых медведей, но теперь они были гораздо добрее.

Ни в тот раз, на папино удивление, ни после я ничем не болел.
И появилась какая-то странная любовь к снегу.