Август убил май и представился им. Родственники-прохожие под дождем унизительно быстро, покорно его признали, раскланялись. Втайне они все понимали, но боялись за свои шкуры. С таким же страхом скоренько пожелтели, опали и запахли осенью листья. Льстиво повырастали везде где не лень грибы. Стадо грибников, предательски насвистывая, двинуло в лес. Надо, дескать, наслаждаться тем, что есть. Солнцу заткнули рот как больному на голову дядюшке, задвинув тучами его шизофренически добрую физиономию.
Август торжествовал и барствовал. Он был садистом. Навел армейскую муштру, приказав всем носить зонты. Надлежало всем ходить вечно простуженными, с красными сопливыми носами. То и дело рапортовать постовым чихом и кашлем. Издевательские ливни не прекращались. Август же называл это маневрами. Ночью и с утра этот изверг даже позволял себе легкие заморозки, чтобы послушать дробное, понурое постукивание зубов своих домочадцев.
Но как все деспоты, постепенно август стал паниковать. Он боялся переворота. Однажды в истерике он устроил чистку, вывалив снег. Правда получилось не очень: нечто среднее между градом и дождем. Сам август перестарался, простудился и слег. Он увядал. Потом поговаривали, что в предсмертном знамении он гневно и величественно поднял руку, как Бетховен, и хриплым шепотом вымолвил ненавистное ему имя наследника: июнь.