На следующий день после своего Дня рождения она принялась разбирать подарки. Ей предстояло разделаться с целой горой завернутых в яркую бумагу коробок разных размеров и форм.
Некоторые гости явно перестарались с упаковкой: их замысловатые подарочные футляры, усеянные золотистыми конфетти, с вклеенными бусинами и ложными кодами-бантиками производили настолько приторное впечатление, что отпадало всякое желание их вообще распаковывать.
Большинство подарков, как маленькие предатели, моментально выдавали инкогнито дарителя и его истинные намерения.
В одних подарках звучали прямолинейные, исполненные грубым нахрапом намеки и призывы. В других струилась терпеливая поэзия ожидания, деликатные, акварельные полутона самых потаенных интимных ощущений и желаний.
Парочка подарков от отдаленных подруг выползли из своих коробок с изящным шипением мамб, нервно подергивая язычками, и едва скрывая нотки раздражения и неудержимое желание ужалить.
Но конечно же были и те, настоящие подарки, какими они и должны быть: искренними, простыми и светлыми, как улыбчивый дружеский взгляд. Совершенно неважно, что это были за вещи, но она чувствовала исходящее от них тепло.
Среди всей этой великолепной палитры эмоций и чувств, заключенных в обыкновенных вещах, она не сразу обратила внимание на небольшую шкатулку из темного бархата, которая упакована было простенько, даже подчеркнуто невзрачно,анонимно. Как впрочем анонимным остался для нее и персонаж дарителя, когда она эту шкатулку открыла.
На дне шкатулки находилось нечто, напоминающее довольно выпуклую брошь, почти округлой формы. Брошь была старинной, серебро кое-где было темноватое, с прожелтью, а кое-где поигрывало стеклянистым лоском. Вглядываясь в брошь, она попыталась определить ее центральную геометрическую точку, середину, но та отсутствовала, слово постоянно куда-то убегала, как зверек, пряталась. Брошь загадочно ассимметрично окаймляли какие-то улиточные извивы. Кое-где серебро капнуло зернью, кое-где даже целой виноградной гроздью шероховатых зерен. Но сердцевина броши, ее центр, продолжали ускользать от внимания созерцательницы. Иногда это напоминало профиль чье-то лица, иногда взгляд, но…Она не была уверена…
Двумя пальцами она осторожно вынула брошь из шкатулки. Пытаясь уже тактильно угадать, дофантазировать значение, образ данного объекта, она осторожно дотронулась до центра броши, как бы пытаясь дорисовывать смысл увиденного. И тут… Ее пальцы, уже неподвластные ей, пытливо, плавно и отдохновенно заскользили по всей поверхности объекта. Каждый новый изгиб, каждая трещинка нежили и завораживали. Пальцы были как деликатные лапки насекомого, приземлившегося, чтобы собрать нектар с этого странного, серебряного цветка. Постоянные перемены плавных линий, смены высот, поглаживание миниатюрных серебряных и словно живых волн, вен Фидия – все это начало отдавать сначала молочным, успокоительным теплом по всему телу, возникло ощущение легкого полета, близкого планирования по непонятному чувственнному ландшафту. Кое-где даже, особенно приближаясь, казалось бы, к тверди, пробежали у нее приятные мурашки. Пару раз она содрогнулась и вздохнула. А иногда, сложив пальцы пучком она нацеливалась на середину броши, пикировала вниз, как камикадзе, но чудо, катастрофы не происходило, там словно просто не было дна, плоского банального дна, пальцы погружались в космос, в нутряное тепло, таинственное неизвестное, чтобы затем вновь легко вынурнуть оттуда на поверхность и плыть, и плыть по этим волнам.