Осознаю ли я свою обречённость? Я осознаю свою обречённость. Иногда.
Знай: меня тянет к тебе страшной, немедленной силой, удержать в одной посудине которую я не в силах. Я лишь пытаюсь. Честно-честно без оправданий. Боже мой.
Я в силах лишь чувствовать и сочувствовать. А может, и содействовать.
***
А я ведь подумала, что у тебя на ветровке клей. Нет, не «Момент», а «Шесть автобусных остановок до дома». Мне вдруг так страшно стало ощущать тебя рядом и не обнимать от всей души. Или от всего сердца. А когда обняла от всей сердечной души и почувствовала на своих ключицах твою твёрдую ладонь, захотелось плакать. Просто от того, что невыносимо было понимать время. Время, которое равномерно отнимает у моей спины твои руки, которое отнимает мой, вжатый в твоё плечо, подбородок. У тебя там выемка. Маленькая ямка твоих косточек для моего овала. Боже мой, если кто-то спросит меня о самых счастливых и волнительных минутах моей чёртовой жизни, я сразу же расскажу, как хотелось умереть в дребезжащем автобусе. Это ведь был единственный способ обмануть время и не успеть дожить до того, как мы разомкнёмся. Как не хотелось рвать сиамские тела! Я ехала, внимала траурному гудению транспорта и до дна своей вселенной ненавидела эту музыку. Ненавидела автобус за остановки перед недоспелыми светофорами, ненавидела за кощунственную тряску и за сотни свистящих молоточков по позвонку. . . ненавидела сильнее всего за тормоза. . . за тормоза. . . торрр-мо-зааа.
Лучше стой. Стой. Стой. Сломайся. Стой-стой-стой. . . стой за меня. Стой ради меня. Горе моё, стой. Не отдавай меня времени. Стой. Ой. Ой-ой-ой. . . не отдай меня! ОтстоИ меня!
***
Теперь можно плакать. Из-за тряски слёзы выскакивают из завёрнутых пухлых век, прыгают по лицу и затекают в губы. Боже мой. Какой же ты сейчас прекрасный. Какой ты прекрасный. Какой ты прекрасный. Я тебя обнимаю и хочу обнимать, даже хочу умереть. Можно прямо сейчас. Это самый лучший момент для смерти. Я боюсь оторваться и разойтись без рукопожатий. Я больше всего на свете люблю обниматься. Крепко-крепко и долго. Никому такого прекрасного не отдам.
***
Глупые все мои мысли. Сам уйдёшь, а меня оставишь с изогнутыми руками и скомканными пальцами, будто в них кусочки воротника твоей ветровки. Но пальцы остаются пустыми. Ведь они существуют только для того, чтобы ты вдевал в них свои пальцы. Никаких чужеродных.
***
На остановке было холодно. Там было три человека. Они были ссутуленные и ждали. Они все нервные и сердитые. Никто не любит тех, кто опаздывает. Но нельзя же быть такими злыми. Наверное, было очень холодно, не помню… Снег ссыпался за воротник и по коже бежали мурашки. Эскадрильи мурашек.
Я дышала на пальцы. Я встречала выпуклые глаза каждой маршрутки и ждала, когда она, наконец, выплюнет ТЕБЯ. А она плевалась чужими людьми.
Окна зажглись. Много окон. С красивыми шторами.
Я вдруг поняла, что мы ни о чём не договаривались, что я стою здесь просто так, просто так грустно улыбаюсь.
Шею ошпарило снегом. Наверное, стоило бы поставить на руке крестик и больше так не ошибаться. Никогда.