И наступил же понедельник, рабочая пора, и во-вторник, как обычно, с самого утра принимать товар, так какого-же хера я вечером связался с Максом?! Надо было сходить на луки с Диманом и тут же ехать домой, тут же! Но мы дали слабинку, я и Диман затушевались, ответили на телефонный звонок этого змия-искусителя. Как две глупых Евы мы впились в плоть яблока познания, и стало ясно, что это все, и нам конец.
Если Макс хочет повеселиться, то это надолго и всерьез.
Вечер, начатый глинтвейном, перешел в темную ночь, наполненную таким же темным пивом. Сверху запорашивает пеной снег. Откуда-то взялся Леха со своей будущей женой и еще двумя глупенькими и чертовски симпатичными девицами. В Блубахере я единственный посетитель в толстовке неимоверной раста-расцветки и оранжевой шапочке-гандонке. Мы выводим на столе солью узоры, мы топим креветок в молочном коктейле и насаживаем их несчастные пучеглазые головы на соломинки. Мы разыгрываем кукольный театр этими головами. Мы пробуем непонятные сырные шарики. Я шучу, а девицы смеются и блестящими глазками стреляют мне в ответ.
Потом, валяя друг дружку в сугробах и кидаясь снежками, идем в одно место. Они все живут в одном месте - и Леха, и его будущая жена и две девицы. Зовут остаться и на пиво. Настораживает фраза: "положим их всех (т.е. меня, Димана, Макса) к Лехе на диван." Это совсем не мое виденье этой ночи, о нет! Уж лучше потом, решаем мы с Диманом и переносим наши бренные тела в Байк.
В байке чрезвычайно интересно в будничные ночи. Людей совсем немного, но все они совсем уж опен-майндед. Нас с Диманом тут же поит водкой какой-то парень. Потом нас клеит тридцатисемилетняя женщина, спрашивает, не гомосексуалисты ли мы. Узнав, что анальные войны - это не наша стезя, она приходит в совершеннейший восторг, угощает нас кальяном, мокро тычется губами мне в рот. Женщина вполне ничего себе, сексуальной энергетики ее хватит, чтобы осветить ночной Лас Вегас и страсть к экспериментам во мне бурлит. Сразу видно, что это будет что-то из ряда вон. Но какой-то предохранитель все же сработал и ни я, ни Диман не стали макать нашу юную плоть в столь далеко отошедшее от нас во времени существо. Существо решило, что мы, все таки сторонники Бори Моисеева и ускакало легкой походкой к какому-то лысому челу, которого течение времени поднесло к ней поближе. Унося наш незабвенный экспериенс и свой кокаин.
Несмотря на все несомненные плюсы сработавших инстинктов самосохранения, было жалко.
Во вторник я проспал на работу, душевно так проспал, на полтора часа. Теперь я точно тут долго не задержусь, надо подыскивать другие варианты. Во вторник же вечером организм мой умалял меня слезно и на коленях (на моих, естественно), не пить больше, и не пичкать себя непотребством и канцерогенами. Умалял душевно, каждая жилка тряслась. Хуже всего было в газели, где я, пугая свечением красных глаз случайных попутчиков, уже приготовился оставить бренную оболочку. Но обошлось, и в родном уютном доме мне стало легче.
И вместо морали риторический вопрос. Вот интересно, почему Курт, удолбанный и немытый, такой привлекательный? А я - нет? Вроде все то же: глаза блестят нездоровым огнем, трехдневная щетина и длинные волосы слиплись сосульками. А нет, не привлекательный совсем, хочется мыться и бриться.