Спустя несколько месяцев я встретился со Свяжиным снова. Общение протекало в установившемся формате и в привычном уже китайском кафе. Вдруг возникшая пауза явно свидетельствовала, что подполковник завершил вступительную часть. Пауза затянулась настолько, что я понял: продолжение будет неординарным. Так и вышло. Откуда-то из внутренних карманов куртки собеседник извлёк небольшой блокнот. Это было старое, ещё советских времён, изделие в грубой дерматиновой обложке зелёного цвета, таких не делают уже давно. Не листая, он открыл его на нужной странице и протянул мне.
Несколько застигнутый врасплох таким продолжением, я автоматически принял старую записную книжку, которая, как оказалось, выполняла совершенно другие функции. Поднеся её к глазам, я удивился ещё больше: блокнот был превращён хозяином в небольшой компактный альбом, в который владелец вклеивал газетные вырезки, заставившие канцелярское изделие прилично распухнуть. Я не осмелился перелистывать все страницы (хотя очень хотелось), а принялся рассматривать только предложенную. Пожелтевшая от времени узенькая полоска газетной бумаги абсолютно не внушала оптимизма и желания читать, но я всё же заставил себя сделать это — из вежливости. Процесс чтения затруднялся тёмными пятнами проступившего сквозь бумагу дешёвого силикатного клея советских времён, и я невольно устремил взгляд на подпись внизу вырезки. Надпись гласила, что передо мной отрывок из «Известий» за 1989 год.
Необычность ситуации несколько интриговала: высокопоставленный офицер, командир политической разведки, профессиональный вербовщик вдруг мне, простому смертному, решил показать какую-то старую вырезку, и я, подстёгнутый столь неординарным фактом, с некоторым интересом начал вникать в содержание текста.
Краткое информационное сообщение в десяток предложений, набранное по меркам сегодняшнего дня слишком мелким шрифтом, гласило, что некий советский учёный-медик сделал открытие. Суть его сводилась к следующему. В клетках эмбриона находятся так называемые стволовые клетки, из которых затем, как гончар из глины изготавливает изделия самого разнообразного назначения, организм человека выстраивает свои собственные органы. Советский учёный сумел вычленить некую субстанцию, которая позволяла извне управлять процессом построения, заранее «заказывая» выращивание того или иного органа. Заметка заканчивалась сожалением, что отечественная медицина не проявила абсолютно никакого интереса к этому открытию.
Я закончил читать и вопросительно уставился на собеседника, абсолютно не понимая, куда он клонит. Чувство необычности происходящего не оставляло меня. Свяжин некоторое время интригующе помолчал, пронизывая меня своим рентгеновским взглядом.
— Концовка в этой статье не совсем верная. Дело в том, что не вся официальная наука прошла мимо открытия. На сегодняшний день уже наши учёные настолько глубоко освоили это открытие, что мы стоим буквально на пороге… — он снова замолчал.
Крайне заинтригованный, возжелав продолжения, я помимо воли выпалил:
— На пороге — чего?
— На пороге контролируемого продления жизни! Да, Олег, фактически на пороге бессмертия. Сегодня это чисто технический вопрос. И вопрос времени. Может быть, лет пяти-шести… Например, сломалась у тебя печень, — он так и произнёс: «сломалась», — тебе в поражённый орган сделали инъекцию стволовых клеток, — и всё. Ты здоров.
Я изумлённо уставился на разведчика. Казалось, это какой-то скверный анекдот. Что-что — но бессмертие? Это же ведь то, что в религиозной традиции называется «жизнь вечная», краеугольный камень христианского вероучения! Я с нескрываемым опасением и даже трепетом снова прикоснулся к зелёной обложке из кожзаменителя: теперь мне казалось, что блокнот обжигает адским пламенем, прожигает насквозь своим изуверским содержанием. Я инстинктивно бросил взгляд на свои пальцы: нет ли там ожогов от соприкосновения с дьявольщиной? Нет, никаких волдырей, рубцов, рваных ран и капель крови я не заметил: блокнот был всего лишь материальным носителем, вместилищем информации духовного содержания. Видя отразившееся на моём лице недоверие, подполковник продолжил:
— Я не собираюсь тебя ни в чём убеждать. Это реальность. К тому же имеющая отношение к вопросам безопасности… Мы не можем позволить, чтобы к новому методу доступ получили, скажем, криминальные элементы. Или вообще все подряд…
На этом он прервал свои рассуждения и тихо, будто стараясь не разбудить меня, впавшего в состояние наподобие транса, взял лежавший передо мной блокнот и осторожно вернул его на прежнее место: я склонен был ему верить, но ведь это… Моё сознание не в состоянии было хоть как-то обработать только что полученную информацию и впадало в состояние анабиоза.
Но вдруг в мозгу громко зазвенел сигнал тревоги: «Зачем он мне всё это рассказывает? Зачем?! Преподносит так, будто пытается компенсировать нечто жизненно важное для меня и уже не подлежащее восстановлению… Компенсировать чем-то соизмеримым по значимости… О Господи! Неужели?!! Но ведь она мне дороже, чем это бессмертие! Ведь она — единственная из возможных… А жизнь… Да что жизнь: она у меня ещё будет, — та, настоящая, вечная, по отношению к которой эта — лишь тень, лишь бледная копия… А Её — другой такой — не будет никогда… Но ведь этого не может быть! Мимоза же мне ясно показала, что мы будем вместе! И Раиса Григорьевна… И цыганка-попугайщица… Но, раз речь о таких фантастических вещах, — может, что-то стряслось?!!»

* * *

продолжение следует