"Исстурление Хроники врбовки" теперь и на Би-Би-Си (украинский перевод "Несамовитiсть"): http://www.bbc.co.uk/ukrainian/entertainment/2010/11/101115_book_zinkovsky_nesamovytist_sp.shtml

и здесь: http://www.bbc.co.uk/ukrainian/multimedia/2010/12/101206_zinkovskiy_book_video_ak.shtml

                                                                                                                                И когда Он снял четвёртую печать,                                                                                                                     я услышал голос  четвёртого животного,  говорящий:                                                                                                                     иди и смотри. И я взглянул,                                                                                                                     и вот, конь бледный, и на нём всадник по                                                                                                                     имени смерть; и ад следовал за ним.
                                                                                                                                                   Откровение Иоанна Богослова
 

 

     – Вон видишь – контейнеры с виски разгружают? – Оперативник МГБ протянул руку в сторону рампы, – Ану,

Читать далее...

Но, может быть, эта невероятная история — лишь сон, из-за своего правдоподобия столь кошмарный?
Но нет… За окном моей комнаты — май, как стихия. Буйствует белоснежная с розовым и зелёным кипень, скребущаяся в стёкла моего окна. Лепестки облетают и укутывают землю белым покрывалом, похожим на снег. Тот самый снег, который как пух с крыльев ангелов.
Цветут сады: «Платье шила белое, когда сады цвели…» Сады, облитые белым, и в самом деле похожи на платье. На подвенечное…
На моё окно, как две доски, которыми заколачивают окна брошенных во дни лихолетья домов, легли крестом два некогда дорогих для меня имени: «С кем ты дружишь и на ком собираешься жениться?»
Кажется, что вместе с благоухающими туманами медленно вплывают в мир траурные звуки. Это звуки «Реквиема для фагота»: «Фагот» — именно так, обмолвившись, назвал однажды мой друг майор СБУ В. А. Морозов моего друга Шарела Бастиана Крола. Это был оперативный псевдоним голландского доктора права.
Операция по Кролу завершена. Я больше ни с кем не дружу, и больше ни на ком не собираюсь жениться.
Всё реже в мои сновидения приходит моя единственная.
Вовсю буйствует весна. Всё цветёт.
Цветёт для меня одного…
9 мая 2003 г. День Победы
К О Н Е Ц
P.S. Я всё ещё с содроганием подхожу к двери на стук и также с содроганием готовлюсь снять трубку зазвонившего телефона: «А вдруг?..» Моя мать так мечтала о внуках, и я теперь часто прихожу в Дом малютки. Здесь вместе с другими детьми живёт один мальчик, и я уже собираю документы на его усыновление. Парню два с половиной, но он не по годам серьёзный. Ребёнок несколько отстаёт в развитии и немного мельче своих сверстников. В его глазах застыло одиночество и какая-то нездешняя грусть. Он сама непосредственность, очень наивный и чем-то напоминает мне меня самого. Я передам ему всё, что знаю сам. Господи! Спаси его и сохрани — чтоб не включила его главная спецслужба страны в какой-нибудь пасьянс со ставкой в человеческую жизнь…
P.P.S. Я не успел… Мир взорвался, превратился в прах, разлетевшись в пространство чадящими клочьями материи, фрагментами человеческих тел. «Небо свернулось в свиток и улетело». Умерла мать, и это ещё одна смерть в трагической чреде смертей, имевших место в вербовочной операции: события, связанные с братом, сильно сократили её жизнь.
Ангелы небесные! Передайте маме, что у её сына всё хорошо.
Пусть ей там будет покойно…

За окнами с зеркальными стёклами кипит работа, и отражаются в интегралах и синусах с косинусами, в значках степени и знаках математических действий человеческие установки, влечения, эмоции, предпочтения, чувства, ценности, ненависть, любовь, неприятие и долг, вера и надежда. Холодно мерцающие мониторы всё так же отражают графики чьих-то зарождающихся чувств, их динамику, становление и реализацию. Люди и их судьбы делятся и складываются, вычитаются и умножаются, стремятся к нулю и интегрируются в какие-то противоестественные союзы.
Сам Charel Bastian Krol (ныне Krol-Dobrova) ничего не подозревает о происхождении своей супруги. Он до сих пор верует: она — награда судьбы за подвижничество, ведь он бросил всё и отправился на край света в поисках неземной любви. В поисках потерянной своей половины… Украинский разведчик Крол показал феноменальные результаты: уже через два года после рождения маленькой «Дзержины» впервые на всеукраинском телеканале «1+1» прозвучала мысль о присоединении ПМР к Украине. Уже где-то написан сценарий «братания» граждан «континентальной» Молдовы и Румынии на границе двух стран, приуроченное, скажем, к вступлению Румынии в НАТО, — сценарий уничтожения этой самой границы. Для Молдовы это — конец: два государства, Молдова и Румыния, объединятся де-факто, по воле снизу, по воле «его величества народа». Приднестровью просто ничего не останется, как присоединиться к Украине. Тем более что, согласно мнению украинских МИДовских чиновников, такое объединение — дань исторической справедливости…
Моя родина станет обширнее, могущественнее, и в этом непростом процессе важную роль предстоит сыграть украинскому разведчику, хорошо управляемому политическому авианосцу по имени Шарел Бастиан Крол-Доброва. Хорошо управляемому, потому что у него перед глазами отныне и навсегда будет урок, преподанный его непослушному украинскому другу.
Новоиспечённому украинскому агенту вкололи двойную дозу препарата по имени «семейное счастье» — специальные хирурги душ человеческих выполнили инъекцию мастерски. Они пересадили ему, как человеческие органы с чёрного рынка, чувства, сокровенные эмоции, надежду и будущность — мои и О. Л. Доктор Крол вместе с новой родиной обрёл и то, за чем приехал, — неземную любовь.
Она, «любовь» эта, и в самом деле неземная, но, конечно, не с небес она родом. Наоборот — она из глубин преисподней, от неё несёт тяжёлым духом серы, разит тленом и пеплом, смердит разложением и смертью. Она, специальная любовь эта, отсвечивает огнём неугасимым, адским огнём.
Мне бы радоваться такой замечательной перспективе для моей страны: ведь этому большому и благородному делу были принесены в жертву моя «простая эмоция», мой жизненный ресурс. Радоваться надо по этому поводу! Ликовать и торжествовать!
Но — нет… Почему-то от осознания столь великой чести нерадостно на душе. Отчего-то печально… Отчего-то грустно…

«И послал Господь Нафана к Давиду, и тот пришёл к нему и сказал: в одном городе были два человека, один богатый, а другой бедный. У богатого было очень много мелкого и крупного скота, а у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькую, и выкормил, и она выросла у него вместе с детьми его; от хлеба его она ела, и из его чаши пила, и на груди у него спала, и была для него, как дочь. И пришёл к богатому человеку странник, и тот пожалел взять из своих овец или волов, чтобы приготовить обед для странника, который пришёл к нему, а взял овечку бедняка и приготовил её для человека, который пришёл к нему».
2-я Царств, 12, 1-4

* * *

окончание следует

Очень рано, в шесть утра, раздался телефонный звонок. Звонил «странный человек», мой однокурсник, не то военный разведчик, не то контрразведчик. Он сообщал, что навёл справки обо мне и моём невольном участии в операции по созданию «окна» на границе с ПМР:
— Ты здесь вообще ни при чём, проходишь косвенно, так сказать, «сбоку припёку». Зря ты волну гонишь! — «Сбоку припёку» и «волну гонишь» были его любимыми оборотами.
Я спросил:
— А про девушку что известно?.. Что они с ней сделали?..
Он задумался на мгновение, а затем ответил как-то неопределённо, тщательно подбирая слова:
— С девушкой, честно говоря, накладочка вышла… Вообще с ней получилось нехорошо, некрасиво… — словцо «накладочка» также было его любимым словом.

* * *

подолжение следует

Практика оказалась более богатой, хаотичной и непредсказуемой, чем теоретические модели действительности. Над моей Родиной сгустился осязаемый мрак. Тьма над бездною. Страну накрыла тень оголтелого табуна мутантов и «мутантышей», беспрепятственно проносящегося через города и веси, через людские жизни и судьбы, сметая всё на своём пути, оставляя вокруг выжженную мёртвую землю.
Свора набрасывается на жертву скопом, и каждый «узкий специалист» делает своё дело, не оставляя ей, жертве, никаких шансов. Они питаются душами живых людей, оставляя после себя лишь оболочки бывших представителей рода Homo sapiens, бредущие куда глаза глядят, — живые трупы с потухшим взором и погасшей надеждой на будущность. Так и несутся они, переходя на смертный галоп, — твари, выменявшие свои бессмертные души на возможность кратковременно владычествовать над сынами человеческими, уничтожив в себе всё, чем живы люди, сколько существуют, от сотворения.
Псиглавцы, люди с собачьими головами и сердцами, высасывают из смертных, из их тел и душ, жизненные силы и энергию, вынимают судьбу, ломая и коверкая всё, что человек строил и созидал годами, превращая его труд, его чаяния и сокровенные планы в дымящиеся руины. «Они» со своими жертвами живут в одних и тех же городах, ходят по одним и тем же улицам. С тем, что осталось от жертв, с их искалеченными жизнями и трансплантированными судьбами, «они» дышат одним и тем же воздухом, а затем ложатся в одну и ту же землю.
Они произносят слова любви в адрес своих жён, в адрес суженых по приказу, произносят слова, которые где-то вычитали или случайно услышали. Теперь они мечтают лишь об одном: чтобы, не дай Господь (в которого они не веруют), не встали их отпрыски на страшный путь, некогда искусивший их краткой, на миг человеческой жизни, возможностью властвовать.
В стране специального назначения они защищены законом и всей системой власти, созданной ими за столетие, они, охраняемые процессуальными и материальными нормами права и грифом «совершенно секретно», против которого любые комиссии, любые должностные лица, включая Президента, бессильны. Им есть дело до всех — но никто не может заглянуть на их бесовскую кухню, в их адские котлы с варевом из человеческих планов, надежд и жизней.
В грозный табун мутантов выстроилась уходящая за горизонт очередь моих сограждан, жаждущих власти земной, власти над душами и судьбами человеческими, и люди несут в качестве входного билета своих близких, друзей, своих родственников и любимых: «Вот! Оцените же, как дорого то, что я слагаю у ваших ног! Оцените — и примите меня!»
Существа без традиций и обычаев, принятых у людей, без религии, без храма и святынь, без дорогих могил и веры — мутанты — несутся, сея разрушение и умирание. Они превращают друзей во врагов, верных в предателей, любимых — в исчадие ада, целомудренных — в развратных, разрушая союзы любви и семейные узы, развевая, как прах по ветру, браки, заключаемые на небесах…

* * *
продолжение следует

Оказавшись не у дел общественных, я занялся делами личными. Мне пришла в голову мысль максимально документировать будущий текст, поэтому я решил: надо добыть фотографии основных фигурантов моей истории — О. Л. Караган, Ш. Б. Крола, И. В. Нещеретного, В. А. Морозова. Постепенно в этом ряду появилось логически неизбежное слово «свадьба».
Я начал искать фотографии бракосочетания Крола. Обнаружилось вдруг, что молодожёны, к величайшему моему удивлению, никаких снимков мне даже и не предложили, хотя на их свадьбе я был не просто гостем, а свидетелем. Я не без труда отыскал фотомастерскую, в которой изготавливались отпечатки для Дворца бракосочетаний, там же было некое подобие фотоархива. Мной были просмотрены все плёнки за апрель 1999-го — их было несть числа, в том числе и датированных «свадебным» семнадцатым числом, но негативов, запечатлевших зарождение семейного счастья Ш. Б. Крола-Добровой, не было нигде: разведка сработала чётко.
Тут меня посетила далеко не праздная мысль: «Раз уж я здесь, так почему бы мне не поискать снимки со свадьбы Оксаны?» Фотограф вручил мне целую охапку плёнок, датированных августом 1999-го. Просматривать их было нелегко — запрещалось касаться пальцами целлулоидной поверхности. Человеку неопытному сложно было распознавать лица на мелких картинках цветных негативов. Я просматривал содержимое запасников около двух часов. Оптимизм мой рос, и рос именно потому, что я не находил фото со свадьбы некогда дорогого человека: «Надежда умирает последней».
Два десятка извивающихся, словно змеи, «пёстрых лент» мною уже были просмотрены, оставалось ознакомиться только с одной. «Вот оно, доказательство Мимозиной правоты, — торжествовал я, обгоняя — чуть-чуть, как мне казалось, — события. — Осталось совсем немного — и ещё один желанный аргумент в кармане! Аргумент истинности некогда произречённых в мой адрес пророчеств…»
Но — что это?! На очередном кадре просматриваемой мною плёнки вдруг мелькнуло что-то, мимо воли привлёкшее внимание, какой-то до боли знакомый силуэт. Я взволнованно стал смотреть пристальней: уж больно похожа была фигура в белом подвенечном платье на мою бывшую! Я попросил сделать отпечаток. Снова от моей уверенности не осталось и следа, снова заработали весы уже опостылевшей донельзя аргументации, снова столкнулись две реальности: объективная — и та, другая, созданная в моей голове ясновидящей с коллегами.
Принесли оттиск… Я долго не решался взглянуть на него, боясь одним взглядом убить то, чем жил всё последнее время… Наконец, решительно отбросив недокуренную сигарету, я, внутренне сжавшись, взглянул на снимок.
… … … … … … … … … … …Какие-то удары — то ли пульса, то ли самых оснований окружающей действительности — наполнили всё вокруг, заполонили окрестное пространство до мельчайших его осколков. Да, это была она. Вернее, Она, Мисс Вселенной… Мисс моей Вселенной…
На фото всё было на месте: вот моя несостоявшаяся тёща, которую я за неделю до свадьбы не смог узнать в портовой церкви. Здесь и гости, и поклон молодожёнов родителям. Только вот поцелуй молодых фотограф почему-то не запечатлел… У невесты — длинные, как шпаги, явно искусственного происхождения ногти, знак синтетичности, рукотворности всего, что я сейчас видел на ещё тёплом, обжигавшем фотографическом отпечатке… «Что это — вызов? Символ начала новой жизни?»
Вот лицо молодой жены, подёрнутое дымкой напускной весёлости, улыбка неестественно, надрывно «улыбчивая» и бравурная, как у американцев: «Это я сама! Это мой собственный выбор! Это моё решение! Были какие-то странные обстоятельства, но выбор всё же за мной!» Всё ещё донельзя истощённая неведомым недугом, иссушённая какой-то непосильной хворью, улыбалась невеста истерично и надрывно, будто дошла до последнего предела, до последней черты.
Я пристально всматривался в следы трагедии, разыгравшейся летом 1999-го. Я всматривался в свадебное фото моей несостоявшейся невесты. Всматривался — и мне казалось… В лице девушки просматривалось какое-то демонстрирование, угадывалось выставление напоказ чего-то наподобие «неоставленности», «окончательного торжества», «последнего слова», которое осталось за ней несмотря ни на что…
Надежда умирала под марш Мендельсона и бравурного веселья, наряжённая во всё белое. Свадьба для невесты была поводом реабилитировать себя за что-то, отмыть от чего-то отвратительного, от какой-то клеветы и навета: «Пусть видят! И пусть теперь говорят!»
Морозов был прав. Он хотел — как лучше, когда советовал бросить девушку… За годы работы в «конторе» он не раз видел, как живые люди, «снабжённые» интеллектом, свободной волей, сознанием и здравым рассудком, шли под венец, вполне серьёзно полагая, что это они сами, по собственному желанию сделали свой выбор…
Я уже никогда не узнаю, что «они» ей сказали. Сказали обо мне…
Конечно, передо мной был тот самый «объект», за изъятие которого мне предложили компенсацию — возможность преодоления времени. Возможность бессмертия…

* * *
продолжение следует

Я долго искал ответ на вопрос: зачем им нужно было вводить ворожею Мимозу в сюжет вербовочной операции? Ведь процесс внедрения весьма трудоёмок, а «у Свяжина постоянно в работе около 30 дел, а иностранных фигурантов в них ещё больше»?..
Но вскоре понял. Это был мастер-класс от Свяжина — филигранная по выполнению и невероятная по сложности операция гарантирования законспированости вербовочной операции.
Приём приобрел статус стандартного, по-видимому, ещё в 30-х, когда некоторых популярных в народе политиков и военачальников проще было устранить именно таким путём – чисто и правдоподобно: путём доведения до самоубийства.
Эта метода применялась очень редко и требовала очень высокой — виртуозной —квалификации. Но сейчас был как раз именно такой случай: ведь санкцию на вербовку голландца давали на самом верху, в Киеве — а они «не оставляют следов и свидетелей».
Элементы-кирпичи для той, конкурирующей действительности, которую вживляли в сознание жертвы, поставляли многочисленные агенты. А также технические средства наблюдения. «Ведь я и в действительности напеваю, сидя в туалете, «Вечерний звон»!!! Права ворожея! Она же мне передрекла!..»
Две действительность встречались в индивидуальном сознании. Они встречались, эти два антагониста, две взаимоисключающих реальности, которым никогда не быть вместе, на одной территории, в одном пространстве, в одном герметическом объёме. Они сталкивались, по очереди агонизируя, в конечном итоге трансформируясь в предсмертные судороги.
Уже не раз такие феноменально глобальные инъекции в сознание жертв КГБ СССР приводили к желанному результату. Останками объекта занимались уже другие спецслужбы: вынимали из петли труп, обеспеченный запиской наподобие «Мимоза (госпожа Мария, провидица Зара), ты не права!!!», трудились прозекторы, констатируя смерть. Жертвы делали выбор в пользу того, рукотворного мира, созданного у них на глазах, — достоверного, проникновенно-реального, пронизывающего человеческое сознание до самого ядра, до исконного желтка человеческой субстанции. «Ведь она сказала мне чистую правду! О вещах, о которых ни сном ни духом НИКТО не знал!!! И если она, Провидец, смогла увидеть, как под рентгеном, всю мою жизнь до последней капли, до последнего атома и молекулы – то как же она может ошибаться относительно нашего счастливого с моей любимой будущего? Нет! Но, такая желанная, такая желаемая действительность – она и есть настоящая! Потому что там – мы вместе. Что единственно и является справедливым. Потому – прощайте! Я — туда!..»
Патологоанатомы при вскрытии трупа самоубийцы констатировали состояние длительного употребления сильнодействующих веществ, призванных ослабить последствия катастрофы, которая постигла личный жизненный мир жертвы, раскрошив его на осколки, превратив в пыль, в прах, в дым. Анестезия не помогала: мира больше не существовало. Поэтому оставалось уходить. Уходить туда, в мир достоверно иллюзорный, наполненный священными желаниями — осуществлёнными.
И главное – туда, где он и она – вместе! Раз – и навсегда!
* * *
продолжение следует

Спустя несколько месяцев я встретился со Свяжиным снова. Общение протекало в установившемся формате и в привычном уже китайском кафе. Вдруг возникшая пауза явно свидетельствовала, что подполковник завершил вступительную часть. Пауза затянулась настолько, что я понял: продолжение будет неординарным. Так и вышло. Откуда-то из внутренних карманов куртки собеседник извлёк небольшой блокнот. Это было старое, ещё советских времён, изделие в грубой дерматиновой обложке зелёного цвета, таких не делают уже давно. Не листая, он открыл его на нужной странице и протянул мне.
Несколько застигнутый врасплох таким продолжением, я автоматически принял старую записную книжку, которая, как оказалось, выполняла совершенно другие функции. Поднеся её к глазам, я удивился ещё больше: блокнот был превращён хозяином в небольшой компактный альбом, в который владелец вклеивал газетные вырезки, заставившие канцелярское изделие прилично распухнуть. Я не осмелился перелистывать все страницы (хотя очень хотелось), а принялся рассматривать только предложенную. Пожелтевшая от времени узенькая полоска газетной бумаги абсолютно не внушала оптимизма и желания читать, но я всё же заставил себя сделать это — из вежливости. Процесс чтения затруднялся тёмными пятнами проступившего сквозь бумагу дешёвого силикатного клея советских времён, и я невольно устремил взгляд на подпись внизу вырезки. Надпись гласила, что передо мной отрывок из «Известий» за 1989 год.
Необычность ситуации несколько интриговала: высокопоставленный офицер, командир политической разведки, профессиональный вербовщик вдруг мне, простому смертному, решил показать какую-то старую вырезку, и я, подстёгнутый столь неординарным фактом, с некоторым интересом начал вникать в содержание текста.
Краткое информационное сообщение в десяток предложений, набранное по меркам сегодняшнего дня слишком мелким шрифтом, гласило, что некий советский учёный-медик сделал открытие. Суть его сводилась к следующему. В клетках эмбриона находятся так называемые стволовые клетки, из которых затем, как гончар из глины изготавливает изделия самого разнообразного назначения, организм человека выстраивает свои собственные органы. Советский учёный сумел вычленить некую субстанцию, которая позволяла извне управлять процессом построения, заранее «заказывая» выращивание того или иного органа. Заметка заканчивалась сожалением, что отечественная медицина не проявила абсолютно никакого интереса к этому открытию.
Я закончил читать и вопросительно уставился на собеседника, абсолютно не понимая, куда он клонит. Чувство необычности происходящего не оставляло меня. Свяжин некоторое время интригующе помолчал, пронизывая меня своим рентгеновским взглядом.
— Концовка в этой статье не совсем верная. Дело в том, что не вся официальная наука прошла мимо открытия. На сегодняшний день уже наши учёные настолько глубоко освоили это открытие, что мы стоим буквально на пороге… — он снова замолчал.
Крайне заинтригованный, возжелав продолжения, я помимо воли выпалил:
— На пороге — чего?
— На пороге контролируемого продления жизни! Да, Олег, фактически на пороге бессмертия. Сегодня это чисто технический вопрос. И вопрос времени. Может быть, лет пяти-шести… Например, сломалась у тебя печень, — он так и произнёс: «сломалась», — тебе в поражённый орган сделали инъекцию стволовых клеток, — и всё. Ты здоров.
Я изумлённо уставился на разведчика. Казалось, это какой-то скверный анекдот. Что-что — но бессмертие? Это же ведь то, что в религиозной традиции называется «жизнь вечная», краеугольный камень христианского вероучения! Я с нескрываемым опасением и даже трепетом снова прикоснулся к зелёной обложке из кожзаменителя: теперь мне казалось, что блокнот обжигает адским пламенем, прожигает насквозь своим изуверским содержанием. Я инстинктивно бросил взгляд на свои пальцы: нет ли там ожогов от соприкосновения с дьявольщиной? Нет, никаких волдырей, рубцов, рваных ран и капель крови я не заметил: блокнот был всего лишь материальным носителем, вместилищем информации духовного содержания. Видя отразившееся на моём лице недоверие, подполковник продолжил:
— Я не собираюсь тебя ни в чём убеждать. Это реальность. К тому же имеющая отношение к вопросам безопасности… Мы не можем позволить, чтобы к новому методу доступ получили, скажем, криминальные элементы. Или вообще все подряд…
На этом он прервал свои рассуждения и тихо, будто стараясь не разбудить меня, впавшего в состояние наподобие транса, взял лежавший передо мной блокнот и осторожно вернул его на прежнее место: я склонен был ему верить, но ведь это… Моё сознание не в состоянии было хоть как-то обработать только что полученную информацию и впадало в состояние анабиоза.
Но вдруг в мозгу громко зазвенел сигнал тревоги: «Зачем он мне всё это рассказывает? Зачем?! Преподносит так, будто пытается компенсировать нечто жизненно важное для меня и уже не подлежащее восстановлению… Компенсировать чем-то соизмеримым по значимости… О Господи! Неужели?!! Но ведь она мне дороже, чем это бессмертие! Читать далее...

Спустя некоторое время я возвращался из предварительных касс, успешно приобретя билет. Погружённый в себя, не спеша проследовал до невзрачного перекрёстка, за которым бурлила городская жизнь. Транспортная развязка была Т-образной, и мне предстояло пересечь верхнюю перекладину этой замечательной буквы. По мере приближения я исподволь отметил, что на перекрёстке уже стоит под парами, ожидая разрешительного сигнала светофора, новенький фиолетовый «Фольксваген» с одетым с иголочки милицейским прапорщиком за рулём. Я должен был пересечь левое плечо импровизированных весов Фемиды. Мой маршрут совпадал с курсом движения милицейского авто, а на проезжей части левого рычага буквы «Т» даже пересекался с ним. «Перпендикулярным» авто замигал зелёный, и милиционер стал медленно въезжать на перекрёсток, по обыкновению несколько игнорируя нормы правил дорожного движения.
Как-то нехотя и вскользь я отметил про себя, что светлый отечественный автомобиль, появившийся вдруг в перспективе левого рычага перекрёстка, как-то уж слишком быстро увеличивается в размерах, разрастаясь, как фантастические обитатели кошмарных снов алкоголика необъяснимо увеличиваются в размерах, дабы пожрать субъекта сновидения.
Повинуясь какому-то неосознанному импульсу, я замер, хотя зелёный для меня горел уже давно, и так же давно, пропуская меня, на перекрёстке встала машина милиционера. По какому-то побуждению, похожему на интуицию, я не стал пересекать проезжую часть, а остановился в полушаге от кромки тротуара, прикрытый сбоку «Фольксвагеном», полностью перекрывавшим траекторию движения стремительно приближавшегося ВАЗа.
Это меня и спасло. При повороте направо преступный автомобиль сумел лишь достаточно сильно ударить меня своей правой задней дверью. В самое последнее мгновение я успел лишь отметить: водитель заколебался по поводу неведомо чего, и это его колебание ярко выразилось в том, что, повинуясь двум взаимоисключающим импульсам, он трижды за долю секунды покрутил рулём в соответствии с молниеносно меняющимися планами. Шокированный, я и в этот раз остался цел и почти невредим. Лишь как-то нехотя посмотрел вослед ревущему мотором авто, отмечая про себя, что в нём находится классический экипаж из трёх человек, какими комплектуются машины спецслужб, и что двое молодых людей из этого «экипажа», развернувшись на 180 градусов, оглядываются назад и что-то оживлённо обсуждают. Как сквозь сон я слышал причитания случайного прохожего, что, дескать, житья не стало от этих водителей с купленными правами. Что надо незамедлительно обратиться в милицию. Я так и сделал.
Но мне уже было известно по «пожарному» опыту: обращения ни к чему не приведут. Так и случилось: три мои заявления остались без ответа. Позже мне всё же дали ответ в ГАИ — устный. Заглянув в желтоватую учётную карточку, старший лейтенант сообщил, что ВАЗ госномер 005-52 зарегистрирован в 1996 году. При том, что пятизначные номера были введены лишь в 1998-м…

* * *

Однажды по уже установившейся традиции мы собрались с однокурсниками по юрфаку, документ об окончании которого я так и не получил. Моими однокашниками в основном являлись сотрудники силовых ведомств: милиции, прокуратуры, налоговой, таможни, Министерства обороны. Получив второе образование, большинство из них теперь занимали ведущие позиции в своих подразделениях. Когда «дошло веселие до точки», собравшимися было затеяно нечто наподобие опроса по поводу того, кто чего достиг со дня окончания вуза. Мне ничего не оставалось, как поведать об операции СБУ. Среди присутствующих был один странный человек, полковник, то ли военный разведчик, то ли контрразведчик. Вскоре Алексей Кравченко отозвал меня в сторону:
— Не ты первый открыл Америку молдавскому президенту! За месяцев восемь до тебя группа американских разведчиков сообщила ему то же самое… Как говорят у нас на факультете разведки…
— На каком-каком факультете? — переспросил я.
— Как на каком?! На нашем, на одесском, каком же ещё…
Алексей рассказал, что в Одесском институте сухопутных войск с 1998 года существует разведывательный факультет, готовящий армейских разведчиков.
Когда алкогольные пары, подобно марксистскому учению, овладели нашим коллективным бессознательным настолько, что стали «материальной силой», и полковники с полковницами пошли вовсю отплясывать, я стал танцевать с одной и той же девушкой из другого, общего зала, пришедшей в кафе отдохнуть. Когда зелёный змий уже несколько ослабил социальные тормоза, мне в голову пришла дерзкая мысль, которая может придти на ум только нетрезвому: я решил испытать на партнёрше какой-нибудь приём из арсенала NLP, с которым я познакомился с лёгкой руки «Наташьи» Крол-Добровой. Двигаясь с партнёршей в танце, я решил попробовать — «а вдруг в этом и вправду что-то есть…» — применить что-нибудь из НЛП и посмотреть: это чьи-то досужие фантазии или же мощное и грозное оружие проникновения в чужое сознание. Это был мой первый опыт, и я не очень верил в успех.
Но я успел произнести лишь четыре-пять фраз, прежде чем Читать далее...

Я позвонил Свяжину, и на следующий день мы встретились. В кафе разведчик сразу же, без прелюдий и преамбул, зачем-то спросил:
— Ты почему не женишься?
Я был удивлён таким началом встречи двух потенциальных соавторов, поэтому выдал первое, что пришло в голову:
— Вряд ли это уже когда-нибудь произойдёт… То, что мы с вами общаемся, ещё не значит, что я перестану добиваться восстановления справедливости… Ваши… преступления не имеют срока давности. По крайней мере, для меня…
— Олег, какие преступления?
— А вы знаете, Николай Дмитриевич, я недавно сказал Насте, что в своей книге затрагиваю торговлю оружием. Знаете, что она мне ответила? — «Олег Фёдорович, ради Бога, не лезьте в это дело! Не лезьте, это опасно!»
Подполковник не стал спрашивать, кто такая Настя — видать, хорошо знал:
— Ну и что с того. Все торгуют оружием…
Мы вышли на улицу обсудить детали будущего «бессмертного произведения». Свяжин стал излагать сюжет: некий молодой человек находится в космическом корабле на орбите. В его задачи входит защищать Землю от метеоритов, сбивать эти небесные тела, дабы не допустить их падения на голубую планету.
— Я буду описывать сюжетно значимые вещи и развитие действия, а ты будешь наполнять всё это психологией…
Я не понимал, куда клонит разведчик — ведь не для совместного же написания каких-то фантастических текстов он меня выдернул. Уже на обратном пути, желая преподнести Свяжину сюрприз, я спросил:
— Николай Дмитриевич! Хотите раскрыть резонансное преступление? Я готов вам в этом помочь! — и поведал ему об участии агента СБУ Нещеретного в самосожжении С. И. Каверина, потрясшем страну. Я делал это не без злорадства, так как слишком хорошо помнил встречу с подполковником зимой 1998 года и его единственный вопрос:
— С кем ты дружишь и на ком собираешься жениться?
Я теперь знал: роль Нещеретного в вербовке была расписана программистом Свяжиным. Подполковник почему-то снова воровато посмотрел по сторонам:
— Попробуй ещё кому-нибудь расскажи, что ты мне об этом говорил!
Мы остановились для «прощального» обмена информацией. Тут Свяжин произнёс:
— Ну, а теперь — про гадалку! — По-видимому, он, как это обычно делал и я, главное оставил напоследок.
Я долго не в состоянии был произнести ни слова, и в который уже раз за последнее время поразился: «Вот она, разгадка Мимозиных пророчеств! Только вот зачем «они» ввели в сюжет эту гадалку? Совсем непонятно…»
Делая ироничные пассажи по поводу собственной доверчивости, я поведал Свяжину, как ясновидящая дурачила меня, и подполковник весело смеялся вместе со мной. Особенно внимательно, переспрашивая, слушал он рассказ о том, что же заставило меня по-иному посмотреть на поразительные предсказания. Таким катализатором стал задокументированый эпизод в деятельности спецслужб Болгарии: КГБ этой страны взял на оккультный крючок самого… Тодора Живкова. Когда всемирно известная прорицательница Ванга, находившаяся на связи с Комитетом, во время сеанса ясновидения сообщила болгарскому лидеру подробности гибели его друга в 1944 году, тот был просто шокирован. Он полагал, что обстоятельства смерти побратима не известны ни одной живой душе, кроме него. Но он ошибался: об этом знали ещё и люди из КГБ. Поражённый такой «прозорливостью», престарелый болгарский лидер стал прислушиваться к советам ясновидящей. Надо ли говорить, в какой организации эти советы формулировались...

* * *

Через некоторое время я позвонил А. П. Ворончуку. С «реституцией» дела обстояли плачевно. Александр Петрович мне доходчиво объяснил, что больше не служит в инспекции, а занимается антитеррором. «Господи! Да ведь он — прямой начальник Волина-Данилова!» В заключение я решил похвастаться:
— А вы знаете, Александр Петрович, книга, которую я пишу, вроде бы получилась… Это не моё мнение, так считают те, кто уже познакомился с ней…
— Так вы что — уже и читать даёте?! Имейте в виду: это не патриотично!
«Кто бы говорил!» Вслух же отпарировал:
— Ваш агент с 1982 года Нещеретный повинен в смерти шести людей и…
— Это не наша компетенция! Обращайтесь в милицию!

* * *

Через некоторое время у меня дома раздался звонок. Звонил Свяжин. Он предложил встретиться. Мы снова спустились в китайское кафе. Подполковник достал листик бумаги формата А-4, покрытый шипасто-корявыми строчками, напоминавшими какое-то средневековое орудие пыток, и стал читать. Героя звали Марк.

Край окна начал вытягиваться, искривляться. Плавная линия образовала язык, который шевелился, рос, открывая за переборкой всё новые звёзды. Марк плотно сжал веки и встряхнул головой:
— Бред какой-то.
Всё вернулось на место. Язык исчез. Окно возвратило свою прямоугольную форму. Плотная переборка, изначально непрозрачная, таковой и оставалась. Марк провёл по ней ладонью и ощутил обычную тёплую шероховатость.
Прижавшись лицом к оконному стеклу, Марк всмотрелся в темноту между звёзд. Но в любом тёмном месте через мгновение он находил еле светящуюся звёздочку. Темнота Вселенной пуста лишь на первый взгляд. Со всех сторон нас Читать далее...

Вскоре я уже звонил своему знакомому, бывшему прапорщику СБУ и моему двойному тёзке. Он был человеком более чем общительным, с широким кругом друзей и знакомых. Недавно его уволили со службы: Олега Фёдоровича подвела крепкая дружба с рептилией, символизирующей медицину и врачевание — с зелёным змием. Договариваясь о встрече с тёзкой, я преследовал цель заработать немного денег на мероприятиях, щедро финансировавшимися различными политическими партиями. Один мой однокашник, будучи функционером избирательного штаба действующего мэра города, сделал заказ на тридцать пять человек — требовалось создать видимость массовости во время визита в Одессу президентов России, Молдовы и Украины. Прапорщик вкупе с родными вполне мог поучаствовать в мероприятии: мэр щедро оплачивал «патриотизм» и пылкую любовь сразу к трём президентам.
Мы встретились с Олегом, обсудили детали грядущей акции. Не особенно рассчитывая на успех, а так, на всякий случай, я спросил у него, не отягощён ли он знакомствами на таможне. Тот, подумав мгновение, ответил утвердительно, и я продолжил:
— Олег, дело в том, что я ищу девушку… Пусть тебя не смущает столь интригующее вступление… Я разыскиваю её по причинам, которые назвать не могу…
Тут же изложил суть:
— Дружище, не хочу тебя напрягать… Так, не к спеху, попутно, при оказии — спроси своего знакомого, работает ли эта девушка на одном из двух таможенных постов — Раздельная или Кучурган.
Эти пункты находились на границе с ПМР. Я понимал: на таможенных постах с другими государствами племянница вице-президента Приднестровья стоять не могла.
Уже через день я позвонил Олегу домой, дабы окончательно выяснить, сколько же «штыков» он готов выставить. В конце спросил, нет ли информации «по тому вопросу». Бывший прапорщик, рубаха-парень и человек с открытым характером, в своей простецкой манере прокричал в трубку:
— Работает, работает, успокойся! Тут есть нюансы, я тебе при встрече объясню…
Мы встретились на следующий день, и Фёдорович поведал, что позвонил своему «параллельному» однокласснику-таможеннику. Тот, выслушав, ответил:
— Сейчас, подожди!
«Параллельный» ответил через секунд пятнадцать:
— Да, работает! Извини, я сейчас занят, не могу говорить. Свяжемся как-нибудь потом.
Этот одноклассник несколько лет проработал на таможенном посту севера Одесской области, к месту службы добираясь поездами, в транспорте перезнакомившись со многими из коллег-таможенников, перемещавшихся таким же способом. Именно так он познакомился и с моей бывшей студенткой.
На следующий день мне снова позвонил бывший прапорщик, его речь характеризовалась сбивчивостью и сумбурностью. Повествователь взволнованно сообщал, что с его «параллельным» одноклассником происходят странные вещи. Тот позвонил Олегу домой на следующий же день и набросился на него с упрёками за его недавние расспросы. По словам звонившего, у него, дескать, отныне куча неприятностей, и он «теперь под колпаком».
Через день Олег позвонил мне снова и сообщил, что его одноклассник связался с ним опять и попросил о встрече.
Днём позже прапорщик докладывал: таможенник во время свидания заявил, что его куда-то переводят, и вообще, он теперь ищет работу, так как собирается увольняться. На следующий день Олег позвонил мне домой снова и уже сам предложил встретиться. Во время рандеву он выглядел весьма озабоченным.
— Ты знаешь, Фёдорович, странные вещи происходят… Вчера мне домой позвонили. Ну, звонок как звонок, снимаю трубку. Звонит какой-то незнакомый мужик. Он начал мне угрожать… Он предупредил меня, что если я ещё раз полезу с расспросами по поводу этой твоей девушки, то «мы тебе голову оторвём!» Представляешь: они! — мне! — такое говорят!!! Они — мне! Голову они мне оторвут! Да видал я их… — далее речь собеседника содержала точные координаты одного весьма специфического места, где мой двойной тёзка уже видел своим духовным взором неизвестного мужчину вместе с его голосом в составе группы лиц, включавшей в себя коллег звонившего, друзей, соседей, детей и прочих родственников. Далее речь прапорщика содержала торжественное обещание совершить развратные действия с родительницей звонившего и подвергнуть сей плачевной участи всех его предков по женской линии до седьмого колена, включая пра- и просто бабушек. Она, филиппика эта, содержала в себе ещё множество неожиданных новаций и логических ходов и представляла собой интереснейший объект для социолингвистических исследований, но это уже совершенно другая история.

* * *

В день проведения мероприятия «Президенты» я прибыл на место сбора к оперному театру — получить задачу, дислокацию, флажки Украины, Молдовы и России. Прохаживаясь и наблюдая зарождающееся шоу, стекающиеся группы оплачиваемых студентов, я вдруг заметил стоящего поодаль Свяжина. Тот разговаривал по мобильному, при этом внимательно наблюдая за мной. Моя первая и спонтанная реакция была следующей: я развернулся на 180 градусов, сделав вид, что не заметил «мутанта». Но через секунд десять опомнился, замедлил шаг, а затем остановился Читать далее...

Постсоветские граждане уже забыли, что за невидаль такая — получение квартиры, а Нещеретный не забыл. Его услуги были оценены высоко: сразу же по завершении одесского этапа операции по Кролу Игорь Вячеславович стал владельцем благоустроенного жилья, тут же отремонтированного им в стиле «евро».
Игорь Анатольевич Евдоклименко, больше известный современникам как «Нельсон», вынужден был довольствоваться малым: он женился на соседке Нещеретного при содействии последнего. Маклера засосала трясина быта, в нём не осталось и следа от былого майорского шарма, и лишь хладная рука ностальгии сжимала его неугомонное сердце, когда Адмирал случайно слышал дорогие сердцу имена «Конфуций» или «Гуссерль».
Был отмечен руководством и мой сводный родственник, прапорщик СБУ А. В. Ефимчук. Сашу премировали жильём в фешенебельном районе города. В отличие от Нещеретного, которому приходилось всячески изворачиваться при объяснении происхождения своей новой квартиры, родственник получил её вполне официально — «в рамках программы улучшения жилищных условий сотрудников СБУ».
Бывший студент Свяжина, оперативник РОВД В. А. Фрайман, задерживавший моего брата в соответствии с полученными инструкциями, также не был забыт СБ Украины. Его поощрили переводом в более престижную организацию — УБОП, в самое вожделенное и тёплое место — подразделение по борьбе с коррупцией.
Саша Желтов успешно продолжает трудиться во благо веры православной церковным старостой в приходе, возглавляемом о. Сергием. Он разбил город на квадраты и, запасшись соответствующими документами, теперь методично обходит офисы учреждений, предприятий и организаций, выпрашивая пожертвования «на хжам» (храм). Посильную лепту от благочестивых сограждан он берёт всем, чем дают: деньгами, мобильными телефонами, неисправными факсами и ксероксами, уничтожителями документов… Он также получил жильё, хотя квартиру на имя матери выделили не в самом престижном районе. Но это и понятно: Александр Николаевич, он же С. И. Каверин, он же Юрий Сергеевич, он же Василий Николаевич принимал в операции не такое уж и активное участие.
О. Сергий поменял двухкомнатную квартиру на четырёх- в новострое. Его официальная жена, работающая крупье, родила ему ребёнка и, как говорят, батюшка несколько остепенился, и лишь по праздникам балует себя бюстом с номером, стремящимся к десяти. Но священнический долг всё зовёт о. Сергия на подвиг веры, и он не противится властному, как зов инстинктов, голосу. Поговаривают, что его трофеи теперь венчает цифра четырнадцать — якобы именно такой необъятный бюст попался в сети, расставленные умелой рукой искусного ловца душ человеческих. Сергей Петрович, повинуясь мощному мотиву христианского сострадания, теперь питает духовной пищей узников СИЗО. Лица, не посвящённые в сложные извивы его романтической души, недоумевают по тому поводу, что вместо сынов человеческих о. Сергий окормляет исключительно дщерей (тоже человеческих). И лишь самые посвящённые понимающе кивают, когда процесс окормления заблудшей овцы длится особенно долго в специально отведённом помещении тюремного здания. Такие задержки почему-то случаются всякий раз, когда к батюшке на исповедь попадает оступившаяся на тернистом пути дщерь, бюст которой наводит на мысль о цифре большей, чем «четыре».
Конечно, Настя Андрюха ни в какую аспирантуру не поступила: её «кинули», как и многих причастившихся к тайной вербовочной кухне.
А. Т. Назарко почти полностью повторил судьбу Морозова. Видеосъёмка юбилея своего преподавателя с участием Крола стала для него пропуском в СБУ, где он подвизается на ниве наружного наблюдения. Алексей Тимофеевич в срочном порядке расстался с девушкой, с которой имел самый непосредственный контакт на протяжении последних четырёх лет (она была иногородней), и женился на даме, отягчённой собственной жилплощадью: нужно было где-то жить. Нужно было спешить править миром.
Жильё получил и Титомир, один из сегментов членистого щупальца СБУ, выдвинувшегося в мою жизнь «из родственника Саши». Он с моим братом проходил по одним и тем же эпизодам уголовного дела о мошенничестве, и обоим инкриминировалась почему-то статья № 86¹ часть 2, предусматривающая наказание… за хищение коллективного имущества в особо крупных размерах и амнистии не подлежащая. В награду Титомир также получил сеть лотков, торгующих мороженым и удовлетворяющих потребность в этом полезном продукте жителей целого микрорайона.
Ещё одна грустная сенсация несильно всколыхнула мою жизнь. Спустя двадцать лет после изгнания меня из протестантской общины я совершенно случайно наткнулся на феноменальный факт: злонамеренного хулителя Виталия Кос-ова его головокружительная фантастическая карьера привела… в США!
Этого не могло быть по всем канонам и догматам, исповедуемым в протестантской общине, в соответствии с принципами, священными для каждого её прихожанина, но это было! Ещё совсем недавно Виталий не позволял и малейшей «крамольной» мысли поселиться в головах членов опекаемого им собрания — мысли о переезде за рубеж. В Читать далее...

Волею судеб однажды, выйдя из корпуса одного из вузов города, я не спеша шёл в направлении центра. Навстречу мне сплошным потоком двигались люди: молодые и не очень, мужчины и женщины. Я по обыкновению был сосредоточен на своих не очень весёлых мыслях, и интенсивность метафизических размышлений способствовала тому, что лица мелькали, как в тумане, сплошным потоком, не вызывая ни малейших ассоциаций.
И вдруг «слева по борту» какая-то фигура, по-видимому, женская, привлекла моё внимание, на каком-то пограничном уровне, между явью и наваждением. Мой внутренний взгляд начал постепенно, как бы исподволь, насколько позволяло ушедшее в себя сознание, фокусироваться на привлёкшей внимание фигуре, постепенно наводя резкость. «Женская» фигура оказалась девичьей, какой-то знакомой, одетой в жёлтое пальто и чёрную широкополую шляпку. За долю мгновения до того, как я, наконец, полностью сосредоточился на девушке, «наведя резкость» на её лицо, та чуть приопустила голову таким образом, что поля головного убора скрыли её глаза.
Всё ещё не осознавая, что же привлекло моё внимание в незнакомке из сплошного потока, монотонно омывавшего меня, я уставился в её лик в тот момент, когда мы почти поравнялись. «Какое до боли знакомое лицо! Какое-то очень близкое… Всё та же некоторая исхудалость, бледность… А ведь я её знаю… Может, это Оксана?»
Губы девушки сложились странным и таким знакомым образом. «Но ведь я это уже видел!» — мне это было известно абсолютно точно! Я даже помнил, когда это произошло. «Видел я это выражение… — и именно на этом лице… — в тот день, когда моя бывшая студентка сдавала экзамен по «страшному» предмету «українське дiлове мовлення»...» Я отчётливо, в мельчайших подробностях, помнил каждую самую мелкую деталь той ситуации, навсегда врезавшейся в сознание.
Сейчас была стопроцентная копия того незабываемого случая. Нижняя часть лица — глаза были скрыты полями шляпы — выражала какое-то умиротворение и... — дальше шли эпитеты и определения, предназначенные лишь для разового употребления и не предназначавшиеся для чужих ушей. Они-то, слова эти, брошенные подсознанием на ментальные весы, уравновешивавшие две действительности моего бытия, мгновенно вогнали одну их чашу в самое основание прибора, как гвоздь под ударом молотка. В сознание медленно, фрагмент за фрагментом, осколок за осколком расщеплённой действительности стал проникать, заполняя его всё без остатка, основательно подзабытый образ. До меня постепенно дошло, кого же я на самом деле встретил.
О. Л. сопровождала девушка, с которой она была как-то особенно близка. Барышни, кажется, даже понимали друг друга без слов, телепатически: как только подруги пресекли воображаемую линию нашей встречи, они совершенно синхронно, как мастера-фигуристы очень высокого класса, развернулись, сделав при этом шаг к краю тротуара.
Со стороны поведение этой пары было похоже на то, как если бы девушки и в самом деле высматривали, не догоняет ли их какой-либо попутный транспорт, хотя троллейбусную и трамвайную остановки они миновали уже давно. Их поведение включало в себя признаки приёма из арсенала спецслужб под названием «провериться».
Выражение лица иногда говорит больше, чем слова, которые способны передавать ложь, фантазию, вымысел и прочие ирреальные вещи. Тем более выражение, отразившееся при неожиданной спонтанной встрече после почти годичной разлуки. Я подумал: «Природа реагирует однозначно и непосредственно, физиологию не обманешь, и она сама не обманывает никогда. Нет таких мастеров-специалистов, которые сумели бы заставить какую-либо часть своего тела, какой-то его орган во мгновение ока так радикально измениться под воздействием сильнейшего эмоционального всплеска».
«Так, значит?..» — спрашивал я себя, и сам же отвечал: «Да! Конечно! Однозначно!»

* * *

Как только я установил дома телефон, сразу приобрёл автоматический определитель номера (АОН), так как мною вынашивался некий план, связанный с этим прибором. С некоторых пор я вывел странную закономерность. Как только я сообщал Насте Андрюхе свой очередной новый рабочий номер, буквально на следующий день в офисе раздавался звонок, да в такое время, когда никого из сотрудников фирмы на работе заведомо быть не могло — они все появлялись не раньше одиннадцати. Когда в столь неурочный час раздавался звонок, я снимал трубку. Но в этих, так заинтриговавших меня случаях, в ответ… никто ничего не говорил: на том конце просто молчали. Я каждый раз пытался разговорить невидимого и такого несмелого собеседника:
— Говорите! Говорите, я слушаю вас!.. … Говорите же! Что, так и будем молчать?!
Молчание длилось секунд двадцать, затем несостоявшийся собеседник вешал трубку.
Покупая АОН, я надеялся проверить свои догадки экспериментальным путём: уверенность, что «молчаливый» позвонит, не покидала меня, поэтому я не давал свой номер никому, пока не установил определитель. В тот же Читать далее...

На следующий день, обойдя множество магазинов, я нашёл подходящую открытку и тут же позвонил Свяжину: как же не поставить в известность автора моего будущего семейного счастья, который, подобно строгому и справедливому отцу, бдит за мной и за моей суженой! Пусть и ему будет приятно, что молодое поколение понимает его заботу и – «поверьте, Николай Дмитриевич!» – демонстрирует свою благодарность и признательность. Подполковник в привычной своей манере, голосом, окрашивающим мир собеседника в яркие оптимистические тона, ответил:

– Молодец! Так держать!

В тот же день я сильно удивил Нещеретного невесть откуда взявшимся оптимизмом, сильно контрастировавшим с уже привычной подавленностью. Игоря снедало любопытство: что же привело меня в давно не наблюдавшееся состояние эйфории. Я не мог долго удерживать в себе бившую ключом радость: не продержавшись и пяти минут, выложил побратиму всё. Мы сидели в столовой, неспешно расправляясь с обедом. Игорь всё молчал, воцарилась длительная пауза: он обдумывал услышанное, тщательно пережёвывая еду, уставясь в одному ему ведомую точку на тарелке.

Наконец Нещеретный заговорил. Он произносил фразы очень медленно и внушительно – восемнадцать лет нашей дружбы выработали у него интуитивное понимание того, какие доводы могут быть для меня наиболее убедительными. Музыкант знал теперь всё о причинах, сделавших меня – пусть на краткий миг – счастливым, и вот по самым основаниям моего оптимизма ему и предстояло ударить. Постепенно Игорь подвёл свой монолог к стержневой конструкции всех своих высказываний. Он произнёс очень простую и потому убедительную фразу:

– Вот ты пошлёшь цветы, поздравишь и назначишь свидание... Ну, допустим… А где гарантия, что вместо девушки на встречу не придёт её муж – неважно, фактический супруг или лишь юридический? Он – военнослужащий, офицер… Может придти и не один, а со своими верными друзьями…

Теперь задумался я. «Муж, пусть даже, по Мимозе, формальный, – военнослужащий. Он узнаёт о моём недвусмысленном предложении супруге, приходит вместо неё – и, «будучи в состоянии аффекта», что подтвердят многочисленные свидетели (Свяжин постарается), схватится за оружие… В качестве улик будут фигурировать мой букет и «знаешь, такая большая, с прибамбасами» открытка, содержащая «оскорбительный» текст. Любой суд признает его действия чем-то наподобие необходимой обороны, деянием, совершённым «в состоянии сильного душевного волнения», аффекта, действиями мужчины и офицера по защите чести своей супруги…»

Игорь, видя, что я призадумался, не унимался, приводя всё новые и новые аргументы:

– Имей в виду: Свяжин и Морозов – подонки! Не смотри на меня так, я не с потолка это беру… И у Свяжина, и у его ученика Морозова в управлении репутация подонков… Я подчёркиваю: я не с потолка это беру! – последние слова были произнесены многозначительным тоном и не могли не попасть в область «внимательного сознания».

Именно в этот день я должен был сделать то, к чему подталкивал меня Николай Дмитриевич и моя психологическая ситуация – послать цветы бывшей избраннице, и подполковник знал это. После всего, услышанного от Нещеретного, я вышел из столовой и часа два бродил по скверу, размышляя. Казалось, вот она, желанная цель, протяни руку (пошли букет с запиской) – и она твоя. Но, с другой стороны…

Весы с аргументами качались и не могли остановиться до тех пор, пока не был брошен на их чашу ещё один аргумент – Нещеретный с его доводами. После долгих размышлений я пришёл к выводу: шанс получить желаемое весьма призрачен, а риск быть, в лучшем случае, избитым «разъярённым мужем» со товарищи слишком высок. Я решил не посылать никаких букетов с «настоящими, такими, знаешь» открытками. Тут же пришло и дополнительное решение – позвонить Свяжину и сообщить о своём намерении, пусть знает: и мы не лыком шиты, сумели разгадать все его замыслы!

Я набрал номер. К телефону долго никто не подходил. Наконец – щелчок, трубка снята, но почему-то в неё ничего не говорят, лишь доносятся какие-то странные звуки, шуршание и возня. Но вот в динамике раздалось:

– А-а-лло-о! – Это точно был Свяжин… Но до чего же странный у него голос, звучит как-то необычно, с какими-то неслыханными обертонами и призвуками…

Я тут же начал излагать причины моего звонка, сразу же перейдя с места в карьер:

– Николай Дмитриевич… Не будет букета, не будет и открытки...

Подполковник спросил почему-то заплетающимся языком:

– П-п-почему… не б-будет?

Не обратив внимания на странные особенности произношения собеседника, я начал конструировать ответ:

– По моему мнению, вся эта ваша задумка с букетом – провокация. Так считаю не только я, а ещё и…

Свяжин вклинился в поток моих слов, но не сразу после произнесения ключевого слова – «провокация», а чуть погодя. Значения доходило до него слишком медленно:

– Это й-й-йа п-п-провоцирую? Ты г-говоришь, м-моя… п-п-ровакация? С моей… с-с-стороны?.. – он вдруг начал косноязычить вдвое интенсивнее.

«С чего бы это?..» – начался внутренний Читать далее...

Год назад мой помощник и почти друг Александр Мороз поведал о знаменитой в их краях гадалке, и рассказ его почему-то повторился несколько раз кряду. К ясновидящей ходила его мать, и она якобы была шокирована предсказаниями ворожеи о вещах, о которых та заведомо знать не могла. Мне показалось, что студент и сам взволнован собственным повествованием. Я также был удивлён, хотя и пребывал в уверенности, что ясновидящей сильнее, чем Мимоза, нет. Тем не менее, я начал подумывать о том, дабы провести эксперимент: сравнить «показания» двух источников, выполнить нечто наподобие контрольного замера.

Бывшая медсестра, ныне ясновидящая Раиса Григорьевна приняла меня радушно, хотя впечатление производила несколько гнетущее: она почему-то избегала смотреть собеседнику в глаза и постоянно отводила взгляд.

— Меня привело к вам вот какое дело…

Я извлёк заветное фото и кратко изложил странной хозяйке суть вопроса, рассказал о слухах, согласно которым девушка вскоре должна выйти замуж, о контактах с Мимозой.

Раиса Григорьевна достала колоду, перетасовала её и стала раскладывать на столе, задумчиво поясняя, что карты для неё — вещь исключительно вспомогательная и символическая, что видит она всё и без оных.

— Слабое биополе у твоей Мимозы, она не увидела, что у девушки, которая тебе нравится, большие проблемы... У твоей… как её зовут? Оксана долго встречалась с…

Я сразу вспомнил прошлогодний рассказ Тамилы Фёдоровны, слово в слово совпадавший с только что озвученной версией.

Хозяйка вещала, а я сидел, слушал — и поражался, поражался, поражался. Ясновидящая очень скоро заложила во мне наипрочнейший фундамент доверия, и уже приступила к возведению оперативной части виртуального здания, несколькими мощными штрихами довершая строение. Гадалка поведала, приглушив металлические обертоны в голосе, что мы с избранницей рано или поздно будем вместе, что нас с ней ждёт большое будущее… Далее Раиса Григорьевна просто слово в слово цитировала… грузинскую гадалку!

Я был изумлён, потрясён до самых оснований, до самых мельчайших своих составляющих — молекул, атомов и электронов. Долго был не в состоянии даже пошевелиться, чтоб не вспугнуть «акт трансляции», и лишь, задыхаясь от восторга, мысленно прошептал с трепетом и благоговением: «Какое совпадение! Какая точность! Потрясающе! Это значит, что существует неведомая простым смертным реальность, которую дано постигать лишь избранным — людям, наделённым исключительными способностями. Иначе чем объяснить стопроцентное совпадение предсказаний двух незнакомых друг с другом, не знавших меня ранее женщин?! Да только тем, что там, в духовном мире, вечном и неизменном, в мире чистых идей, эйдосов, каждая видит своим мистическим взором один и тот же предмет — моё будущее — и описывает его мне!»

Далее Раиса Григорьевна сообщила почти как о сбывшемся факте, что наше с Оксаной воссоединение произойдёт осенью, в ноябре примерно:

— А если и не осенью, то до Пасхи — точно! Только свадьбу во время Пасхи не играйте, подождите, потерпите, — по-матерински напутствовала меня бывшая медсестра. — А насчёт того, что твоя Оксана замуж выходит — так это неправда… Интриги всё это, кто-то пушку пустил…

И вот, миновала Пасха, и этот хронологический факт стал основанием для нанесения визита к гадалке Раисе Григорьевне: её прогноз не оправдался. Я ехал упрекнуть ясновидящую, предъявить ей претензии.

С другой стороны, я понимал: гадалка кое-что «увидела» верно, заявив, что у моей избранницы есть высокий покровитель (вице-президент ПМР). А в том, что покровитель этот и в самом деле высокий, в полной мере убеждали «аргументы и факты», совершавшиеся вокруг меня и Оксаны под грифом «Странно» или «Совершенно странно».

В дороге я то и дело лелеял, предвкушал и обыгрывал кульминацию всего действа, когда под моим руководством провидческое повествование ясновидящей начнёт обрастать натуралистическим подробностями нашей с О. Л. «счастливой будущности»: ведь бывшая медсестра ни сном ни духом ничего не знает о свадьбе. А я, изобличая изощрённый обман, ошарашу её информацией, перечёркивающей все её россказни, — «пусть ей будет стыдно, а я хоть моральное удовлетворение получу…»

Раиса Григорьевна за словом в карман не лезла. Она тут же выдала фразу, которая, ввиду своей универсальности, могла защитить её во всех случаях «пророческой» жизни:

— А я ведь сразу предупреждала, что хоть и вижу прошлое и грядущее, но вот с определением времени у меня проблемы… Я вижу, что событие произойдёт в будущем, но не могу определить, насколько это будущее далеко.

Ясновидящая прозрачно намекала на то, что надо ждать…

Я не смог дольше удерживать свой основной козырь, припасённый в рукаве, — сногсшибательный факт из реальной жизни; мной так и не была выдержана до конца технология затеянной игры.

— Оксана вышла замуж в августе прошлого года!!!

Установившаяся пауза была явно не того качества, которое столь страстно предвкушалось мною, а вышла какой-то спонтанной и уж, абсолютно точно, никак не Читать далее...

Миновала Пасха 2000 года, и этот хронологический факт стал основанием для нанесения визита к гадалке Раисе Григорьевне: её прогноз о том, что мы с бывшей избранницей будем вместе ещё до этого христианского праздника, не оправдался. Я ехал упрекнуть ясновидящую, предъявить ей претензии. А ещё мне нужно было развеяться, поучаствовав в «аттракционе»…

С другой стороны, я понимал: гадалка кое-что «увидела» верно, заявив, что у моей избранницы есть высокий покровитель. А в том, что покровитель этот и в самом деле высокий, в полной мере убеждали «аргументы и факты», совершавшиеся вокруг меня и Оксаны под грифом «Странно» или «Совершенно странно».

В дороге я то и дело воспроизводил предстоящую встречу, представлял, как «заведу» мошенницу, заставлю её снова лгать мне. Много раз я лелеял, предвкушал и обыгрывал кульминацию всего действа, когда под моим руководством провидческое повествование ясновидящей начнёт обрастать натуралистическим подробностями нашей с О. Л. «счастливой будущности»: ведь бывшая медсестра ни сном ни духом ничего не знает о свадьбе. А я, изобличая изощрённый обман, ошарашу её информацией, перечёркивающей все её россказни. Информацией о замужестве девушки, с которой гадалка предвещала мне совместное будущее, — «пусть ей будет стыдно, а я хоть моральное удовлетворение получу…»

Вопрос перед прорицательницей был поставлен ребром: Пасха прошла, а обещанного я так и не дождался… Раиса Григорьевна за словом в карман не лезла. Она тут же выдала фразу, которая, ввиду своей универсальности, могла защитить её во всех случаях «пророческой» жизни:

— А я ведь сразу предупреждала, что хоть и вижу прошлое и грядущее, но вот с определением времени у меня проблемы… Я вижу, что событие произойдёт в будущем, но не могу определить, насколько это будущее далеко.

Ясновидящая прозрачно намекала на то, что надо ждать…

Я не смог дольше удерживать свой основной козырь, припасённый мною в рукаве, — сногсшибательный факт из реальной жизни; мной так и не была выдержана до конца технология затеянной игры.

— Оксана вышла замуж в августе прошлого года!!!

Установившаяся пауза была явно не того качества, которое столь страстно предвкушалось мною, а вышла какой-то спонтанной и уж, абсолютно точно, никак не «драматической»: гадалка отнюдь не залилась слезами стыда и раскаяния. Я сбросил весь свой убийственный груз, как самолёт бомбы и, опустошённый донельзя, теперь со злорадством ждал, когда же начнёт вертеться и извиваться «эта змея». Но, к моему разочарованию, хозяйка даже глазом не моргнула в ответ на мои железные аргументы.

— Что касается замужества, — спокойно проговорила она, — то это кто-то просто пушку пустил: не замужем твоя Оксана! Не-за-му-жем!

Услышанное выходило за рамки повседневного опыта обывателя. К тому же обретённый мной сейчас фрагмент виртуальной действительности в деталях совпадал с информацией от Мимозы. Поражённый, я еле выдавил из себя:

— Чем же занимается… она сейчас?..

— Учится твоя Оксана…

— А где живёт, раз уж не замужем?

— Живёт она… где-то на даче…

…туда нужно ехать на электричке… около получаса…

…название посёлка… этого, где находится дача…

…начинается… на «эм»…

…состоит из пяти букв…

Хозяйка демонстрировала явственные признаки состояния транса, я был почти убеждён: прорицательница описывает картины, которые проплывают перед её внутренним взором.

По дороге домой я размышлял, как кроссворд разгадывал: «Название станции из пяти букв, на «эм» начинается…»


* * *

В тот год праздник Святой Троицы пришёлся на субботу. В этот день я чувствовал настоятельную потребность пообщаться с кем-то близким, и в сознании сразу же всплыл образ Нещеретного. Я выбрал такую маршрутку, которая, заканчивая рейс неподалёку от места жительства Игоря, следовала мимо КП института сухопутных войск. Проезжая вдоль ограды военного училища, я напряжённо всматривался во враждебный пейзаж, включавший ратное заведение с высоким ажурным забором по периметру.

Мысль, неожиданно мелькнувшая в глубинах рассудка, была мыслью о том, что фигура девушки, идущей впереди по безлюдному тротуару, пролегающему вдоль института, мне знакома. Тут в освещённое поле сознания попал белый бант, в это утро казавшийся ослепительно белым на фоне угольно-чёрных волос незнакомки, удерживавший её причёску, собранную в пучок. Я вспомнил, что бант — это единственное и, по-видимому, любимое украшение моей бывшей студентки. Как только фигура на тротуаре оказалась позади маршрутки, я рефлекторно оглянулся: это и в самом деле была Оксана. Она только что вышла из помещения печально знакомого мне КПП и, не торопясь, шла по тротуару.

В каждую из попыток повидать бывшую избранницу я проезжал мимо военного училища, — и всякий раз, не встретив её, почему-то внутренне радовался, находя новые аргументы предсказаниям гадалок Мимозы и Раисы Григорьевны, утверждавших, что Читать далее...

Допросы у Сидоренко длились подолгу, часа по два. Поначалу следователь пытался обвинить подследственного, но уже очень скоро отказался от попыток повесить на меня хоть что-нибудь из деяний группы Нещеретного, применять же методы «убеждения», с трущобным натурализмом живописуемые Нещеретным, пока не пришло время: за мной всё ещё маячил Крол. О моей поездке на завод «Зонтик» снимать склад не знал никто, за исключением самого Игоря Вячеславовича.

Во время четвёртого допроса, предпринимая очередную попытку расколоть меня, Сидоренко произнёс:

– Так, может, ты и на «Зонтике» склады не снимал? Снимал! Ты соучастник преступления, вместе со своим братцем, а может и организатор! И мы докажем это!

Кровь прилила к голове: «Это я-то организатор? Поездка на завод – преступление?! «Зонтик», «Зонтик»… Откуда? Кто сказал? Кто же? Кто?.. …Ах, ну да, конечно… Самый близкий, проверенный друг…»

Забыв обо всём на свете, я начал лихорадочно вспоминать факты из богатой биографии «группы Нещеретного», тут же описывая Сидоренко всё, что сумел вспомнить: то, как Нещеретный организовывал преступления, с кем, когда и какую продукцию получал (см. фото: http://h.ua/story/74959/).

Сгоряча выложив следователю всё, что знал, я облегчённо вздохнул: всё! Сейчас завертится правоохранительная машина, и старший следователь по особо важным делам УБОПа подполковник Сидоренко тут же ухватится за информацию, поблагодарит за помощь в разоблачении группы серийных мошенников, совершивших хищения, в тысячи раз превосходящие установленный законом предел «особо крупные размеры»…

Но…

Что это?!!

Я ничего не понимаю!!!

Я не верю тому, что слышу!

Не тут-то было...

Подполковник В. Н. Сидоренко поднял на меня свои антрацитно-чёрные глаза и внимательно стал разглядывать как какую-то невидаль, как экзотическое насекомое, необычная окраска которого не дает размазать по стене каземата легким движением руки. Выждав некоторое время и не добившись, чтобы я отвел взгляд, Сидоренко негромко, медленно цедя слова, заряженные под завязку какой-то негативной энергией, не предвещавшей ничего хорошего:

– Сдашь Нещеретного… – …сам будешь сидеть!

(Самосожжение Каверина вызвало широкий резонанс в обществе: www.kontrakty.com.ua/rus/gc/nomer/2000/2000-43/43rozb2.html

http://www.zn.ua/1000/1550/23829

http://www.zn.ua/1000/1050/23905

http://www.business.ua/i484/a11338 )

У меня отчего-то холодок пробежал по спине, сознание провалилось в воздушную яму, и его задворками проскользнула мысль: «А может, Игорь Вячеславович и в самом деле – подполковник?!» Подобное чувство возникает у зрителя, наблюдающего, как герой какого-нибудь фильма ужасов по неким нюансам – по зрачкам, например, – вдруг осознаёт: близкий ему человек, или случайный попутчик, или водитель такси, в которое он сел, на самом деле – мутант. А также то, что выродок этот находится в сговоре с другими врагами-мутантами, соединён с ними невидимыми нитями.

«И он тоже – один из них! Он с «ними» заодно, в сговоре!» – пронеслось в голове.

Сидоренко снова вперил в меня свой гипнотический взгляд, словно воткнул финский точёный нож. После долгой, очень долгой паузы он, растягивая звуки лениво бросаемых в меня слов, медленно проговорил:

– Твой брат…

Пауза.

– Рано или поздно будет арестован…

Пауза.

– На тебя он не станет давать показания…

Пауза.

– Родной брат всё-таки… Родная кровь…

Пауза. Намного длиннее предыдущих.

– Но пото-ом… Потом… Всё равно показания даст…

Пауза.

– Непременно! Поверь моему опыту… Я знаю, что говорю…

Мне стало совсем не по себе. Как-то зябко и страшно. Страшно, потому что я верил ему. Холодок пробежал по спине. Я, скорее интуитивно, почувствовал, что он говорит правду: после соответствующей обработки брат даст показания – какие угодно и на кого угодно!...

* * *

Шарел снова собирался в Европу: в Англии стажировалась его благоверная. Супруга отсутствовала уже несколько месяцев, и Крол остро нуждался в общении, поэтому накануне отъезда позвонил и назначил встречу. Мы с другом долго бродили по центру в поисках кафе, но меня неудержимо тянуло только в одно: я знал – с ним связана какая-то тайна, имевшая отношение ко мне. Это была какая-то зловещая тайна…

…Несколько месяцев назад я как-то решил перекусить. Различные заведения общепита отбраковывались мною одно за другим по самым различным критериям: в одном было дорого, другое было полно лиц без определённого места жительства, в третьем было неуютно. Наконец поиски привели меня к двери какого-то кафе, которое было лишено всех этих недостатков. У входа в заведение стояли трое молодых людей и что-то решали. Один из них, отвлёкшись от дискуссии, вскинул свой взгляд на меня, и я, проходя мимо троицы, отметил про себя: «А ведь он меня узнал…» Так бывает: человек просто чувствует, что незнакомец смотрит на него – и идентифицирует, узнаёт. Лицо третьего тоже показалось мне знакомым, и я попытался вспомнить, где же видел Читать далее...

Вскоре из Европы возвратился Шарел, и мы по установившейся традиции пошли в кафе в подземном переходе. Мой друг сразу же спросил, пристально вглядываясь в меня:

– Олег, что случилось? – От выражения тревоги на его лице мне стало совсем не по себе. Тревоги за меня.

– Да так… ничего… – рассудок как-то без моего осознанного участия выдал «на-гора» первую попавшуюся фразу.

Голландец мягко возразил:

– Я же вижу: что-то произошло… Расскажи, пожалуйста, что стряслось? – Его интонации обрели какую-то доверительную и проникновенную окраску.

Информация от Свяжина, «с обратной стороны Луны», была свежей и продолжала полностью господствовать в моём рассудке. Я слово в слово пересказал моему другу все факты, связанные с подполковником. Особенно меня задело его заявление о «подчинённых, которые за его спиной вмешиваются в личную жизнь».

Шарел, выслушав мой рассказ, долго и внимательно смотрел на меня в каком-то тревожном молчании. Мы сидели в абсолютном безмолвии достаточно долго. Крол обдумывал услышанное, и какая-то тяжкая дума отразилась на его физиономии. Он смотрел на меня с явным сожалением, с жалостью, а затем медленно, в волнении растягивая слова, проговорил:

– Вряд ли подполковник не знал о том, что делают его подчинённые… «Женишься на ней – никто возражать не будет», – задумчиво воспроизвёл голландец. Друг почему-то снизил громкость своего голоса почти до шёпота. – И не за спиной они это делали…

– Нет… Не за спиной… – повторил он задумчиво. – Думаю, они действовали с его полного ведома… – невольно впало в глаза, как сильно испугался Крол.

Я молча кивнул, в глубине души понимая, что он прав. Единственное, что меня хоть немного порадовало, так это факт, что голландец поверил мне, поверил в совершенно фантастическую историю о вмешательстве спецслужбы в личные отношения людей.

Я отметил невероятную интенсивность чувства, неожиданно охватившего Крола, и имя этой эмоции было «страх». Но чего так боится «лицо голландской национальности», почему его собственное лицо так побледнело? Почему он на автомате вдруг стал озираться по сторонам, а затем взял из моей пачки сигарету и закурил, хотя я не видел его курящим уже более года?

Я знал: голландец примеряет описанные мной обстоятельства к самому себе, ищет и в своей жизненной ситуации признаки поведанной ему истории. Пока он их не находит, но уже сильно боится, что вскоре начнёт находить… Кто-то верно, с прецизионной точностью «вычислил» эту специфическую особенность в психической конституции Крола, в структуре его характера, «вычислил» на основании данных, полученных в результате серьёзных научных изысканий на тему «Что есть Крол».

* * *

Уговоры моего брата Нещеретным продолжались. От «пряников» Игорь Вячеславович перешёл к «кнуту»: последовали красочные, в цвете, рассказы о том, что на моего ближайшего родственника повесят все существующие в Одесской области «висяки».

– Понимаешь… «Менты» используют специфические методы убеждения подследственных… Все эти «противогазы»… Пристёгивание к батарее… Подвешивание за ноги станут для тебя ежедневной реальностью…

В развитие темы тут же следовало контрастное высказывание:

– Но станут лишь в том случае, если ты останешься в Одессе… Станут, если ты по-прежнему будешь доступен для следствия…

Затем «кнут» снова резко сменялся «пряником»:

– Нет, ну ты пойми… – в эти мгновения Игорь старался говорить особенно проникновенно, придавая звучанию голоса особую теплоту и участие, заставляя вибрировать родственные нотки. – Пойми: лучше будет, если ты уедешь… А я тебе каждый месяц – полтинник… Месяц – полтинник… Пройдёт немного времени, всё уляжется… Мы тебе поможем с адвокатом – и ты вернёшься! О-о-о-о! Адвокат будет самый лучший в городе! А то и из Киева пригласим… Есть у меня там человек…

Леденящие кровь рассказы звучали зловеще и устрашающе: Игорь был превосходным рассказчиком. Брат совсем извёлся, стал сам не свой: такие повествования «от Нещеретного» ему приходилось выслушивать каждый день.

Увидев забрезжившие колебания в реакциях объекта, Игорь поднажал. В итоге мой лучший друг добился от брата согласия бежать: тот уже освидетельствовал в судебно-медицинском учреждении факт нанесения ему сотрудниками МВД телесных повреждений, и уговоры музыканта легли на уже подготовленную почву. Брат уехал. По его отъезде Нещеретный наотрез отказался выплачивать обещанные деньги. Игорь Вячеславович оставался человеком последовательным: брата он «кинул» тоже вчистую…

* * *

Окружающая действительность вздыбилась. Вдруг все мои должники, как по команде стали отказывать в возврате денег. Нет, никто не отказывался от долга, нет. Но – вот незадача! – ни у кого в данный момент наличных не было… С другой стороны, на меня вдруг обрушился настоящий шквал: все, кому должен был я, затребовали возврата, и немедленно. Жёстко затребовала Садовская, ещё недавно всячески высказывавшая мне благодарность...

…В один прекрасный день я уже собрался было покинуть общество Нещеретного, как вдруг появился Читать далее...

Уже некоторое время спустя я помогал Шарелу с Наташей разбирать вещи в только что купленной квартире. Жильё было шикарным, с отделкой в стиле «евро» и, по классификации Мимозы, – «о пяти углах», то есть пятикомнатным. Здесь ещё витал запах ремонта. Домашний скарб был свален вперемешку, книги сброшены в кучу, и лишь самое необходимое лежало особняком, отложенное супругой. Отложенное, чтобы всегда быть под рукой, так как в любую минуту могло быть востребовано нештатной ситуацией: так в специально отведённых местах держат огнетушители.

«Необходимое» представляло собой учебники и практические пособия по психиатрии, сборники диагностических таблиц, карт личности, особенно много было книг по НЛП. Мы с «Наташьей» стояли около этой сокровищницы и общались на темы, отражённые в названиях психологических трудов. Из глубины же квартиры доносились звуки псалмов, вовсю распеваемых объектом всего этого психологического инструментария: объект очень любил петь протестантские гимны…

* * *

Вскоре ко мне, всё ещё мучающемуся болезнью глаз, зашла поплакаться Садовская: всё у неё было плохо. От рассказа о скверных обстоятельствах она перешла к более отдалённой действительности, добравшись, наконец, до Президента, гостившего в Одессе: приближались выборы-1999.

Перед прибытием Кучмы на открытие Дворца правосудия в его администрацию поступила команда: «Прячьте девушек!» Оля сопроводила рассказ подробностями. Накануне Президент открывал выставку «Связь-99». С ножницами наперевес гарант приближался к ленточке. Увиденное заставило его просто возликовать. «Молодцы! Правильно, ленточка – тоже символ! Сразу две прицепили, чтоб я их перерезал! Две ленты... Да-а, две… Значит, срок второй, президентский... Начну-ка я с-с-с-с… нижней…»

Вж-ж-жик! Первая попытка провалились… Равно как и вторая: сначала ножницы прошли выше, а затем, скорректированные, – ниже. Розовая гадина не поддавалась ни в какую! Алкогольные пары свели на нет снайперские навыки первого лица державы.

Затем ковровой дорожкой гарант двинулся к экспонатам. Вдоль прохода стояли девушки в футболках с его портретом и надписью «Кучма – наш Президент!» Леонид Данилович вдруг заметил, что на торсе одной из девиц его собственное изображение как-то весело и заговорщицки… подмигивает собственному оригиналу…

Некая остроконечная возвышенность, обусловленная морфологией женского тела, попала «фотокучме» на футболке в глаз, подперев зрачок с изнаночной стороны, и недремлющее око Президента лихо подмигивало подлиннику. «Интересно, что бы это могло быть?» – лукаво спросил себя оригинал: он, конечно же, знал ответ…

Девица даже не успела испугаться. Гарант, которого вдруг заштормило, подплыл к шеренге радостно улыбающихся девушек и, выбрав погрудастее, задрал на ней футболку, задав диве невинный и очень смешной, по его мнению, вопрос:

– А что у тебя там, под Кучмой, ха-ха-ха-ха?!

Начальник охраны «гаранта» подал знак – и фото- и видеокамеры под ударами подручных полетели на пол, звеня и подпрыгивая: поведение пьяного Президента Украины являлось государственной тайной.

Мною долго осмысливалось услышанное: я собирался отдать свой голос Кучме. «Это же – символ. Символ отношения хозяев к народу – как к быдлу». Я мысленно обратился к Морозову: «Ну что, дружище?! А если б твоя сестра или жена стояли там, в оцеплении, и была бы так же, как девица с выставки, обесчещена «гарантом», небось, слёзки к горлу подкатили бы, а? Небось, кулачонки бы сжал в бессильной ярости?! А ведь ничего ты, дружище, поделать бы не смог: это власть, и она у нас – такая…»

* * *

Не так уж много времени спустя грянул первый, пока слабый гром, предвещая грозу, которой предстояло разыграться вскоре в составе «группы Нещеретного» произошли перемены. Команда мошенников состояла из лиц, как правило, не в полной мере посвящённых в суть «бизнеса» бывших музыкантов. Как только ресурс легальности подручного был исчерпан и количество жертв, способных опознать его на улице, приближалось к критическому, следовал приказ «Исчезнуть из города!» — и человек, не до конца понимая мотив команды, уезжал.

«Группа Нещеретного» и в самом деле была группой Игоря Вячеславовича, хотя все акции планировались им совместно с Желтовым: последний слишком часто уходил в мрачный устойчивый запой, и большинство операций Нещеретный доводил до конца самостоятельно. Иногда запой у подельника провоцировал сам Ёка: он просто наслаждался видом животного состояния, в которое впадал друг Ика.

Совершенно неожиданно Нещеретный заявил в начале октября: «Я ухожу из большого спорта и перехожу на тренерскую работу», мотивируя свой уход некими событиями, якобы приключившимися с ним. Из его рассказа следовало, что накануне Игорь Вячеславович спокойно шёл Большой Арнаутской улицей, как вдруг услышал сакраментальную и ставшую почти классической фразу:

— Молодой человек! Минуточку!

Надо сказать, что в «группе Нещеретного» это высказывание обрело статус пословицы, и люди Игоря с удовольствием вставляли его в свою речь. Это был Читать далее...