Волею судеб однажды, выйдя из корпуса одного из вузов города, я не спеша шёл в направлении центра. Навстречу мне сплошным потоком двигались люди: молодые и не очень, мужчины и женщины. Я по обыкновению был сосредоточен на своих не очень весёлых мыслях, и интенсивность метафизических размышлений способствовала тому, что лица мелькали, как в тумане, сплошным потоком, не вызывая ни малейших ассоциаций.
И вдруг «слева по борту» какая-то фигура, по-видимому, женская, привлекла моё внимание, на каком-то пограничном уровне, между явью и наваждением. Мой внутренний взгляд начал постепенно, как бы исподволь, насколько позволяло ушедшее в себя сознание, фокусироваться на привлёкшей внимание фигуре, постепенно наводя резкость. «Женская» фигура оказалась девичьей, какой-то знакомой, одетой в жёлтое пальто и чёрную широкополую шляпку. За долю мгновения до того, как я, наконец, полностью сосредоточился на девушке, «наведя резкость» на её лицо, та чуть приопустила голову таким образом, что поля головного убора скрыли её глаза.
Всё ещё не осознавая, что же привлекло моё внимание в незнакомке из сплошного потока, монотонно омывавшего меня, я уставился в её лик в тот момент, когда мы почти поравнялись. «Какое до боли знакомое лицо! Какое-то очень близкое… Всё та же некоторая исхудалость, бледность… А ведь я её знаю… Может, это Оксана?»
Губы девушки сложились странным и таким знакомым образом. «Но ведь я это уже видел!» — мне это было известно абсолютно точно! Я даже помнил, когда это произошло. «Видел я это выражение… — и именно на этом лице… — в тот день, когда моя бывшая студентка сдавала экзамен по «страшному» предмету «українське дiлове мовлення»...» Я отчётливо, в мельчайших подробностях, помнил каждую самую мелкую деталь той ситуации, навсегда врезавшейся в сознание.
Сейчас была стопроцентная копия того незабываемого случая. Нижняя часть лица — глаза были скрыты полями шляпы — выражала какое-то умиротворение и... — дальше шли эпитеты и определения, предназначенные лишь для разового употребления и не предназначавшиеся для чужих ушей. Они-то, слова эти, брошенные подсознанием на ментальные весы, уравновешивавшие две действительности моего бытия, мгновенно вогнали одну их чашу в самое основание прибора, как гвоздь под ударом молотка. В сознание медленно, фрагмент за фрагментом, осколок за осколком расщеплённой действительности стал проникать, заполняя его всё без остатка, основательно подзабытый образ. До меня постепенно дошло, кого же я на самом деле встретил.
О. Л. сопровождала девушка, с которой она была как-то особенно близка. Барышни, кажется, даже понимали друг друга без слов, телепатически: как только подруги пресекли воображаемую линию нашей встречи, они совершенно синхронно, как мастера-фигуристы очень высокого класса, развернулись, сделав при этом шаг к краю тротуара.
Со стороны поведение этой пары было похоже на то, как если бы девушки и в самом деле высматривали, не догоняет ли их какой-либо попутный транспорт, хотя троллейбусную и трамвайную остановки они миновали уже давно. Их поведение включало в себя признаки приёма из арсенала спецслужб под названием «провериться».
Выражение лица иногда говорит больше, чем слова, которые способны передавать ложь, фантазию, вымысел и прочие ирреальные вещи. Тем более выражение, отразившееся при неожиданной спонтанной встрече после почти годичной разлуки. Я подумал: «Природа реагирует однозначно и непосредственно, физиологию не обманешь, и она сама не обманывает никогда. Нет таких мастеров-специалистов, которые сумели бы заставить какую-либо часть своего тела, какой-то его орган во мгновение ока так радикально измениться под воздействием сильнейшего эмоционального всплеска».
«Так, значит?..» — спрашивал я себя, и сам же отвечал: «Да! Конечно! Однозначно!»

* * *

Как только я установил дома телефон, сразу приобрёл автоматический определитель номера (АОН), так как мною вынашивался некий план, связанный с этим прибором. С некоторых пор я вывел странную закономерность. Как только я сообщал Насте Андрюхе свой очередной новый рабочий номер, буквально на следующий день в офисе раздавался звонок, да в такое время, когда никого из сотрудников фирмы на работе заведомо быть не могло — они все появлялись не раньше одиннадцати. Когда в столь неурочный час раздавался звонок, я снимал трубку. Но в этих, так заинтриговавших меня случаях, в ответ… никто ничего не говорил: на том конце просто молчали. Я каждый раз пытался разговорить невидимого и такого несмелого собеседника:
— Говорите! Говорите, я слушаю вас!.. … Говорите же! Что, так и будем молчать?!
Молчание длилось секунд двадцать, затем несостоявшийся собеседник вешал трубку.
Покупая АОН, я надеялся проверить свои догадки экспериментальным путём: уверенность, что «молчаливый» позвонит, не покидала меня, поэтому я не давал свой номер никому, пока не установил определитель. В тот же вечер мне пришла в голову некая комбинация. Я позвонил своей знакомой Кате и дал ей следующие инструкции. Она должна была связаться с коммутатором военного училища, назвать оператору «пароль», и когда по второму номеру ответит женский голос, то девушка должна была просто повесить трубку, а если голос будет мужским, то попросить к телефону Оксану.
Два глобальных антонима со значением «жизнь» фантастическим образом перемешивались в моём сознании, отравляя повседневное существование и превращая его в кошмарное сновидение. Нужно было что-то делать. Я пребывал в антагонистических размышлениях до тех пор, пока не раздался телефонный звонок. Это была Катя.
— Нашлась ваша Оксана, позвали её к телефону…
— Мужской голос?
— Да, мужской.
Я повесил трубку. Решение пойти ва-банк созрело само собой, и я проделал все операции, выполненные накануне моей помощницей. Ответил коммутатор, и я произнёс расслабленным голосом, хотя изо всех сил старался говорить как можно твёрже:
— Пять — семьдесят два!
Послышались щелчки переключения, какое-то шуршание, и, наконец, в динамике зазвучал гудок уже другого тона, чем первоначальный. Потянулись долгие секунды и на том конце сняли трубку. Невзрачный мужской голос произнёс:
— Алло!
Я попросил позвать к телефону Оксану, выдавливая из себя — медленно, преодолевая внутренние преграды — слово за словом. Молодой человек — именно то, что собеседник очень молод, сразу же бросилось в глаза (в данном случае — «в уши») — уже произнёс было «сейчас», но тут, вспомнив нечто, спросил:
— А кто это?!
Мой мозг побил все рекорды быстродействия:
— Это… с-следователь Кравченко! — произнёс я почти твёрдо.
— Да, сейчас…
Прошло несколько секунд, и я услышал голос, уже почти забытый:
— Алло... Алло!.. Кто это?
Я повесил трубку. Часть моей личности, собиравшая доказательства правоты Мимозы и трёх её коллег, продолжала стоять на своём, предполагая, что мужчина, говоривший только что со мной, — «не муж, а брат». Тем не менее я отбросил изобретённый только что довод, придя к «единственно верному и подлинно научному» выводу: не надо искать лазейки, зацепки, якоря — всё намного проще.
Был третий час ночи, и я уже спал, когда раздался самый первый звонок на мой телефонный номер. Спустя секунду ночную тишь распорола повторная трель, резко изменившая свою тональность, высоту и окраску по сравнению с первым сигналом: это включился автоматический определитель номера, у которого была своя мелодика. На дисплее определителя уже начали вспыхивать первые символы, вставая на место прерывисто-пунктирной линии, которая всегда загорается в начале «штатной ситуации». Я успел зафиксировать вспыхнувшую с появлением первой цифры номера злорадную мысль: «Сейчас… Сейчас… От меня не уйдёте…» Не совсем пробудившись ото сна, судорожно протянул руку к телефонной трубке…
Я не успел… Тот, кто звонил, оказался человеком опытным. Выяснилось, что звонящий также слышит перемену тональности в наушнике, и эта перемена свидетельствует лишь об одном: работает определитель номера. Звонивший («или звонившая?»), не став искушать судьбу, повесил трубку…

* * *