Настроение сейчас - новоэрное

ни мирной ложечкой от чая,
ни кривлейкой,
ни настУпком
нам не измерить времени плод и себя...
но к месту, где оставлены игрушки,
вернуться всякий раз спешит дитя


- Итак, на чем мы остановились?
- Ну вот! Стоило вас на мгновенья оставить без плисмотла, как вы тут же набезоблазничали!
- Лумол, ну вот скажи мне, зачем ты убил Левая?
- Как тебе объяснить, что ты поступь пил некласиво…
- Добло – класиво; мама учит “Истинная класота – всегда добло”…
- Что, Сонорхик, опять фантазию будоражишь?
- Пледставляешь, Тальбо, Лумол Левая убил! Вот как его научить быть внимательнее к милу?
- Попробуй показать ему все с другой стороны. Хотя-а…, как говорит дядя, чтоб всего понять и дюжины и трех жизней не хватит.
- Стыдись, Лумол, лаз вины не улодИл в себе.
- А где отец?
- Да вот он, здесь. Лазговаливает.
- Так, Лумол, шагать тебе, значит, всю дюжину и тли жизни с Леваем вместе, пока не научишься всему нужному, а потом будешь сам себе… будешь.
- Влемена вам будут лазные даваться, чтобы по-лазному смотлеть учились. Но всегда с Леваем будете где-то лядом. Будете находить длуг длуга и учить себя общим одним становиться, пло лаз говаливать.
- И никаких “уйду от иглы”.
- Будете возвлащаться к началу, пока к итогу не плидете.
- А затем длугое влемя, и вы по-длугому видете себя и длугих длугое, и зовут вас поэтому по-длугому. И не помните совсем, что до этого было, чтобы снова учиться; теперь уже, снова по-длугому, но тому же сАмому самомУ.
- Повтолять до насыщения…
- И так дюжину и тли жизней вам.
- Дядя пусть сомневается сам один. А тебе, Лумол, в самый лаз их хватит.
- А пусть у них формы обличия разные будут!
- Отстань, Фабел, в свои иглай дела, а я, сколько глины задумал, столько и буду ласходовать на фолмы. Не плибавлю - не убавлю.
- И это холошо. Да, Лумол?
- Полотно плеготово…
- Хотя, знаешь, Лумол, а давай, чтобы ты быстлей восвпитывался, будешь сидеть вот здесь и одновлеменно жить всех дюжину и тлое лазов один. Будешь сидеть, учить себя и подносить познанное себе же лазом.
- Так что влемя одно вам станет.
- А сидеть вы здесь вместе будете, всем своим ашламом.
- Там, на земле, все они ты этого не знают, а ты здесь видишь их всех; они лазом, не видя себя остальных, живут. Все ты дюжина и тли связаны челез тебя же одного, тобой единым. То, что они отклывают для себя-тебя, влияет сквозь тебя на всех же них.
-…
- И все же, Лумол, видишь ты только свои жизни, а это значит, ты не можешь плочувствовать Левая в голе. А значит, и соединиться чувством без меня, пловодника, котолый знает, вам не сможется никак.
- Вот если бы, Лумол, ты смог стать Леваем, чтобы понять каково ему.
- Но для этого тебе бы понадобилось быть Леваем все дюжину и тли жизней, котолые его наполняли.
- А ведь есть еще и мать Левая, котолая все жизни собилала леакции на данность… А в одной из жизней лишилась в миг не подготовленная пледназначенья степенное завелшенье и возможности плостить себя.
- Нет матели, покуда нет дитя.
- С ее бы глаз тебе не навледило бы узлеть поступок свой, чтобы оценить вес класоты в нем…
- Ну как, Сонорх, все получается?
- Да, пап. Вот Лумола учу смотлеть на все сейчас и одновлеменно с лазных углов.
- Вон как! А справедливость своих слов ты уже проверил на себе, прежде чем делить свое ученье между другими? *улыбается*
- Не помню…
- …
- А чего у тебя плошедшие хотели?
- Кто знает? Но настоящие они. Может ашрам восстанавливают. А может себя ищут на покрывале. Ладно все, так или иначе и просто. Не заигрывайся тут, сынок.
- Эх, Лумол, вот видишь как все плосто это. Плидется мне стать лазом всем ашламам и каждому ее звену единым, чтобы ощутить на себе все жизни одновлеменно и поднести вам познанное вами же. Но тебе, Лумол, это знать вовсе не обязательно.
- Лаз, у клая котолого длемлет душа, тлебует обоглеть его и сделать светлым.
- Тогда будет Класиво.
- Тогда будет Добло.