[237x360]
Ты помнишь наш сияющий пряной охрой октябрь? Мы сидели на неправдоподобно-зеленой траве и смотрели на мир удивленными глазами: на деревья, прорисованные китайской тушью, на чудесные желтые листья, улетавшие в такое непростительно-красивое небо. Я разглядывала линии на твоих ладонях и предсказывала тебе зеленые двери и Нижние города. У меня был полный рюкзак тех самых осенних яблок, которые так остро пахнут октябрем и Бунинскими рассказами, а еще – книжка самых потрясающих сказок Туве Янссон. Мы читали их друг другу, додумывали конец, придумывали новые истории и чужие сны. А потом, подражая Снусмумрику, этому идеалу вольных художников и непримиримых поэтов, этому почти керуаковскому «бродяге Дхармы»; мы, так же как и он «Опасным летом», ломали запрещающие таблички («Не ходить по газонам!») и десятки стереотипов.
А помнишь, как мы катались на скрипящих каруселях в заброшенном парке? Как пытались запустить сломанного воздушного змея – ярко-алого с длинным несуразным хвостом… Я до сих пор чувствую тот щемящий восторг, волной поднимающийся к горлу, когда он все-таки полетел! А помнишь, мы сидели на перилах над рекой и смотрели отраженный закат, сочиняли анекдоты «имени Хармса», помнишь, как мечтали навсегда уйти в Зазеркалье? Я как сейчас вижу те октябрьские сумерки. Помню тепло твоего шарфа и осколки смеха в твоих глазах, обрывки света на ресницах.
Мы бежали за последним трамваем и долго смеялись, когда он скрылся за поворотом. И за наш смех ночь подарила нам свои хитросплетенья улиц, судьбоносные орнаменты электрических проводов, бесконечно красивые дворики, которые отличаются друг от друга гораздо больше, чем люди, в них живущие. Ночь подарила нам сладкий запах осеннего тлена и запутанные дорожки чьих-то следов, по которым мы разгадывали чужие судьбы…
Ты, конечно же, тоже все это помнишь. Помнишь ночной ветер, запутавшийся в волосах, и оранжевый фонарь на окраине города, и теплые, чуть влажные ладони. Помнишь кончики пальцев, заблудившиеся в рукаве твоего свитера, помнишь смех разбитого стекла, помнишь наши шутливые переложения Борхеса и то сумасшедшее счастье, которое переливающимся пелевинским потоком уносило вдаль – в следующий переулок, в следующий вдох, в следующую секунду вечности. Вечности на двоих.
Прости, что не будет больше октября на два сердца