Моя семья и война.

Молох не пощадил нашу семью. Семью в том понимании, в котором она существует испокон веков: родовое дерево с мощным корнем и причудливыми ветвями. Среди раскидистых фамильных ветвей Макаровых и Тетеревковых чернеют обрубки. Это молох-война безжалостно прошелся по живому. Сколько их было, безжалостных, бессмысленных смертей? Нам, Иванам, родства не помнящим, и не сосчитать. Мне, к своему стыду, удается только на четыре поколения назад. Простите, родные…

Мой прапрадедушка, Бодров Виктор Вениаминович, был гусаром. Служил в Санкт-Петербурге, в четырнадцатом полку. На фотографии начала столетия прошлого века выглядит этаким чертом: мундир, кивер, не усы, а усищи и, конечно же, сабля. Лихой рубака глянцевого, как сегодня сказали бы – гламурного, полка. Но это все до четырнадцатого года. Затем – война. Окопы, затяжные бои, вши, болезни и, оставшийся в наследство, надсадный кашель. Он медленно истачивал организм, оставаясь вечной памятью достижениям химии, до конца дедушкиных дней. Из большой семьи Бодровых, не сгнившей в окопах, не сгинувшей в мясорубке братоубийственной гражданской войны, он остался один.

Я думаю, что настолько велика была у деда Виктора Вениаминовича ненависть к войне, ее бессмысленным жертвам, что в дальнейшем в его роду рождались только девочки.

По моим прадедам, по материнской линии, катком прокатился 37-ой год. А вот с отцовской стороны, зимой, в далеком сорок первом, в составе знаменитых бригад сибиряков ушел защищать столицу другой прадед - Роман Стрелков. Ушел и не вернулся, не оставив после себя ни одного письма. Только официальный листок похоронки, где сказано, что рядовой Стрелков, пропал без вести на Калининском фронте, через месяц после начала боев. Где сложил Роман свою буйную голову – неизвестно. Может, пал на поле брани на подступах к Москве, и захоронен в братской могиле. А может, и лежат его косточки по глухим заповедным тверским лесам и ждут свой поисковый отряд, который упокоит его душу.

Мой дед, Борис Ефремович, во время великой Отечественной войны был ребенком, жил в Белоруссии и перенес оккупацию. О знаменитых партизанах он знал не по наслышке: практически каждый вечер, в доме ложились спать на полу, от случайных пуль. А то и в бане, чтобы сподручнее было уйти в лес, в случае карательной операции фашистов. Чтобы выжить в то страшное и голодное время, маленький Бориска мыл немцам котелки. И это детское воспоминание занозой сидело в его сердце. В последствии, выпив одну-другую рюмочку водки, он постоянно возвращался к событиям военных дней и протяжно стонал: «Я за немцами доедал…!». Что это? Гордыня? Может и так, только очень было ему обидно за нехитрый детский способ выживания.

Это лишь эпизоды из жизни моей семьи, которые напрямую касались войны. Рассказать все, что знаю, что удалось сберечь в памяти моим родителям – надо писать целую книгу. А она может получиться покруче любой саги. Может, это и есть мой долг перед предками?