Российские литераторы практически не знакомы с творчеством Леклезио
МОСКВА, 10 окт - РИА Новости, Оксана Прупис. Российские литераторы либо вообще не знают, либо с трудом вспоминают творчество лауреата Нобелевской премии по литературе 2008 года 68-летнего французского писателя Жана-Мари Гюстава Леклезио (Jean-Marie Gustave Le Clezio).
Новый руссоист
Жан-Мари Гюстав Леклезио получил Нобелевскую премию по литературе
68-летний Жан-Мари Гюстав Леклезио стал четырнадцатым французским писателем, получившим Нобелевскую премию по литературе. Среди его предшественников были Андре Жид и Жан-Поль Сартр, Франсуа Мориак и Анатоль Франс, Ромен Роллан и Анри Бергсон. Проза Леклезио до известной степени включает в себя те качества, которые отличали его старших товарищей: преемственность по отношению к классической французской литературе и поиск новых пространств для языка, интерес к социальной драме и философии. Много путешествующий и много пишущий на колониальные и постколониальные темы, Леклезио называет себя "так и не определившимся руссоистом".
Жан-Мари Гюстав Леклезио родился в апреле 1940 года в Ницце в семье военного врача. Родители будущего писателя происходили из старых колониальных семей, в XVIII веке осевших на острове Маврикий. Отец Леклезио был военным врачом, причем британским, и в годы Второй мировой войны служил в Нигерии. В Африку его семья приехала только в 1948 году, и Жан-Мари говорил потом, что встреча с почти незнакомым ему отцом оказалась одним из самых важных событий в его жизни. В 1991 году он опубликовал полуавтобиографический роман "Onitsha" ("Онитша", по названию города в Нигерии, где живет отец героя), в котором во многом повторены обстоятельства детства автора, в том числе, его раннее увлечение литературой, далекие путешествия, разделенная семья.
Жан-Мари Гюстав Леклезио вырос в доме, где всегда говорили на двух языках - французском и английском, юношей он в совершенстве выучил испанский. Он учился в Бристоле и дома, в Ницце, затем поступил в университет Экс-ан-Прованса, а докторскую степень (по истории Мексики) получил в Перпиньяне, еще одном южном французском городе.
Научная карьера Леклезио складывалась медленнее, чем литературная. Его первый роман и диссертацию разделяют ровно 20 лет: книга "Le proces-verbal" ("Процесс") вышла в 1963-м, когда ему было 23 года, а диссертацию он защитил в 1983-м. За это время он успел пожить четыре года среди центральноамериканских индейцев, поработать преподавателем в Таиланде и США, опубликовать полтора десятка романов, сборников рассказов и путевых эссе. К 2008 году у него вышло около сорока книг.
Самой большой удачей Леклезио до Нобелевской премии оставался его первый роман. Он был номинирован на Гонкуровскую премию, но удостоился, в конце концов, премии Ренодо (что-то вроде нашего "анти-Букера" по отношению к "Букеру", альтернативно-дополнительная награда). Герой романа, юноша по имени Адам Полло, блуждает по городу, вспоминает детство (как герой Пруста), наблюдает унылую и вялую жизнь (как герои Сартра и Камю). Блестящий дебют снискал Леклезио немалую славу: его прочили на место человека, который собьет спесь с "новых романистов". Но этого не произошло: молодой писатель не был вхож в литературные круги, много ездил и вскоре стал писать вообще о другом. Его перестали интересовать терзания молодых горожан, его стала интересовать неразмываемая граница между пришельцами и туземцами в любимых им Африке и Центральной Америке, культурные пропасти, взаимное непонимание и неприятие народами друг друга. В частности, его перу принадлежит книга "Сон Мексики, или оборванная мысль" о доколумбовых цивилизациях и их встрече с испанцами.
 [показать] |
| Обложка романа "Онитша". Иллюстрация с сайта amazon.fr |
Французская интеллектуальная среда второй половины XX века породила не только радикалов и бретеров врде Фуко и Делеза, которым наследуют матерые полемисты Мишель Уэльбек или Бернар-Анри Леви, но и сильнейшую историко-антропологическую школу, которая учит скептически смотреться в зеркало и принимать во внимание точку зрения тех, кого изучаешь. Жан-Мари Леклезио явно относится ко второму направлению. В его романе "Etoile errante" ("Блуждающая звезда", 1992), переплетены две истории. Одна героиня - еврейская девушка, едущая в Израиль после Второй мировой войны, а вторая - молодая арабская женщина, палестинская беженка. Героинь разделяют происхождение, язык и культура, а объединяет универсальный опыт страданий.
| Небесные жители |
| Перевод Нины Хотинской |
Во Франции Леклезио считали кандидатом на Нобелевскую премию уже полтора десятка лет. Еще в первой половине 1990-х его назвали лучшим из современных французских писателей. Интервьюер журнала Le Magazine litteraire еще в 2001 году спрашивал писателя, что тот думает о Нобелевской премии. Леклезио сказал, что эта награда даст ему возможность громко заявить об ужасах войн третьего мира, потому что там ежесекундно гибнут дети. Трибуна в Стокгольме теперь в его полном распоряжении. Его негромкий, спокойный голос будет услышан. Vive le francais!
Предыдущие материалы по теме
Ссылки по теме
Ольга Логош
(переводы)
Жан-Мари Гюстав Леклезио
Фрагмент из книги эссе "Неизвестное на земле" (1978)
Jean-Marie Gustav Le Cl(zio. L`inconnu sur la terre. Essai. Gallimard, 1978
Опубликован в журнале "Дети Ра", № 2, 2004
Как раз в словах, в мыслях чудесна реальность. Реальность фотоснимка, книги или напева. Это к ней стремишься, это ее жаждешь. Какой-то осколок, какой-то булыжник, какой-то угол панели или стены, такой невзрачный, невидный, забытый, — а как он красив, выразителен, сколько в нем силы, нежности, мысли!
Так, подчас на улице заметишь край тротуара, угол стены, ветхую дверь гаража, клочок земли с травой и цветами, что-то случайное, нежданное, но такое яркое, такое живое!
Тогда на пару минут удивленно застываешь. Это не дивный пейзаж, не памятник, не музейная редкость. Не величавая краса моря, не краски заката, не белая пена водопада, не пустыня, не ледник, не гробница Агамемнона в Микенах. Нет, пустяк, вправду какая-то малость. Просто кусочек улицы без названья, на окраине, неприметное место, запыленное, тусклое, сухое, в бледном свете зимнего неба. В двух шагах мчатся грузовики, мотоциклы, стучат каблуки пешеходов.
Здесь — ничего. И все же замираешь от удивленья, стоишь и смотришь, не понимая. Словно этот участок улицы — старые стены, квадрат земли, усеянный редкой травой, белые дома, зеленые ставни, — словно все это вечно, недвижимо, в стороне от войн и бедствий, словно это самая ценная, заповедная земля. Наверное, участок улицы нельзя назвать вечным. Кажется, это место важнее всего, долговечней всего на свете, оттого, что перед тобою предстало, что это существует, что являет собой чудо: его породили, помогли ему появиться на свет сотни полярных сил и случайностей. Живые твари, облака, растения подвижны. В их жизни есть начало и конец. Все это мимолетно. А тут этот клочок земли, пара квадратных метров без судьбы, без истории; эта улица с выщербленным асфальтом, эти светлые тротуары, эти стены, эти сады, поросшие редкими кустиками да травой, эти проволочные ограды, эти дома без возраста, неотличимые друг от друга, с облезшими ставнями… Однажды все это открывается в своей простоте. Подлинная красота, которая не нуждается ни во взгляде смотрящем, ни в слове называющем.
Мои любимые сады… Нет, не пышные сады, полные диковинных растений и вековых кедров. Обычные сады, слегка пожелтевшие, где растет сорная трава, две-три оливы, лавры да дикий жасмин. Сады, обнесенные проволочной оградой, с заржавленной калиткой, закрытой на велосипедный замок; над калиткой — столб, черной краской выведено название, а мелом приписан номер:
Луизиана № 8
Сад пустынен и тих. По дорожкам, посыпанным гравием, прыгают воробьи. Деревья и травы объяты покоем, темно-зеленую листву не колеблет ветер.
Этот сад ничей, он чуть запущен, чуть поблек, и все же в нем есть красота подлинной жизни, вся ее пульсация, вся ее мощь. Это не бурная жизнь. Не катаклизм, не взрыв. Лишь медленное брожение, повседневное усердие, смиренное стремленье оставаться собой, сопротивляться, быть. Пожелтевший сад обступает дом с закрытыми ставнями необычайно настойчиво, нежно. В ином месте это казалось бы ужасным, опасным. Но тут есть что-то ясное, надежное и живое, что-то близкое, тонкое, подлинное. Тут, в листве деревьев, объятых покоем, в тени кустарников, в траве, таятся сотни лиц, они царят и оберегают. Здесь — просто точка в мире, посреди мира. Но поневоле на мгновенье остановишься, ведь когда набредаешь на такое место, место силы, сердце бьется сильней, и чувствуешь, как тихое колебание объемлет всю землю.
Перевод эссе Жана-Мари Гюстава Леклезио можно найти в "Антологии" журнала "Футурум Арт" на http://futurum-art.ru/autors/lekleozio.php
| |
обсудить в форуме |
Жан-Мари Гюстав Леклезио
Небесные жители (Le peuple du ciel)
- Перевод с франц. Н. Хотинской
- М.: Самокат, 2006
- Переплет, 128 с.
- ISBN 5-90232-617-6
- 5000 экз.
Загадочный опасный мир
Ну, не надо себя обманывать! Наше впечатление от прочитанного не определяется достоинствами или недостатками только лишь текста. Много более оно зависит от того, как отзовется слово, по какой струне нашей души ударит, какие воспоминания пробудит. С книгами — как с людьми. Одних мы уважаем, хоть, бывает, лично и не знакомы, других не замечаем, о существовании третьих не подозреваем, четвертые нас раздражают, пятые интересуют, волнуют, интригуют… ну и так далее.
А бывают книги, которые нас ранят. Случалось, гуляя босиком, наступить на острый камень? Или взять стакан воды и порезаться о невидимый глазу скол? Вот и с книжками так бывает — не ожидая подвоха, берешь какую-нибудь, не очень толстую, чтоб лишнюю тяжесть в дороге не таскать, начинаешь читать, а она тебя возьми да и зацепи за живое. Если, конечно, сама живая.
«Небесные жители» как раз из таких, живых и царапающих. Три новеллы Жана-Мари Гюстава Леклезио («Небесные жители», «Большая жизнь», «Лаллаби»), спрятанные издательством «Самокат» под невразумительно серую обложку, оставляют о себе долгую память и острое ощущение утраты — утраты покоя. Внезапно ритм, которому были подчинены дни и помыслы, оказывается сбит, и мир, казавшийся до одури знакомым, расчисленным и размеренным, снова становится огромным, загадочным, великолепным, опасным и ярким до рези в глазах.
Снова — потому что так уже было. Каждому из нас мир показывал свое настоящее лицо, и порой смотреть в глаза ему было страшно. Но если он от тебя отворачивается — это еще страшнее.
Все помнят тот период в жизни, когда чувства обострены до предела, когда трудно справляться даже с собственным телом, не говоря уже о душе, вдохновленной безмерностью и многообразием бытия. Да, все мы были или еще остаемся подростками, растерянно или решительно вступающими в большую жизнь.
Именно поэтому, как мне кажется, эти три новеллы просто не сумеют оставить равнодушными никого из своих читателей. И конечно же, ровесники героев Леклезио найдут понимание, сочувствие и созвучие своим сегодняшним метаниям. Блестящий стилист, Леклезио умеет показать тончайшие оттенки переживаний юного человека; его восприимчивость, позволяющую понимать язык земли и неба, но мешающую понять самого себя; безоглядность его первых самостоятельных решений и осознание ответственности за них, как и осознание хрупкости собственного существования в этом яростном мире. Кроме того, рассказы Леклезио очень живописны. И за то, что они остались такими в переводе на русский, отдельное спасибо переводчице Нине Хотинской. Это здорово, когда слова словно перестают быть только словами и становятся грохотом прибоя, городским шумом, соленым ветром, выжженной солнцем травой, белым облаком…
Как она все-таки хороша, эта большая жизнь, и как здорово, что время от времени кто-нибудь нам об этом напоминает.
здесь Лик Стража Смерти
слабонервным делать нечего 