Какой-то глюк в системе - не заснула. Вот и сочиняю очередной пост под напевы Шклярского. Я ведь продолжаю свой читательский марафон, прошедшие два дня посвящены творчеству Салтыкова-Щедрина. Разумеется, мыслишек появилось немало. Но сперва - преамбула.
Мой прекрасный преподаватель русской литературы ХІХ века (ой, медленно я свою "одическую" серию пишу! каюсь!) писал кандидатскую о мифопоэтике Салтыкова-Щедрина. Поэтому в лекции звучало много его личных наблюдений и выводов, к которым я всегда прислушиваюсь (ибо действительно мудрейший!). Так вот, одно из замечаний: "История одного города" это очень страшная и очень смешная книга", и второе - "Пожалуй, две самых страшных книги в русской литературе вообще это "Бесы" Достоевского и "Господа Головлевы" Салтыкова-Щедрина". Истинно так! "Бесы" припомнились еще в "Истории одного города". Сначала я, как Тургенев, "смеялась до чихания", особенно над "Органчиком" и "Сказанием о шести градоначальницах". А уж сколько "знакомых" встречается на страницах романа! Я тут не только о персоналиях исторических, но и о собственном опыте. Но чем дальше читаешь, тем меньше хочется смеяться, потому что уже не веселенький бред (как я смеялась над пригородом Полоумным!), а фантасмагорический ужас. За восемдесят лет до Оруэлловского "Старшего брата" - парящий над Глуповом Угрюм-Бурчеев и приставленный к нему шпион. А описание пожара из главы "Соломенный город" сразу вызвало ассоциацию с "Бесами" ("Пожар в умах, а не на крышах домов"). Апокалиптическая визия, которая Хвылевому и не снилась.
"Господа Головлевы" смеха уже не вызывают - в первой же главе Степке-балбесу родное имение напоминает гроб. Просто жутко. Как правило, страшными кажутся книги, пугающие реалистичностью изображаемых ужасов. У Щедрина же понимаешь, что аллегория, своего рода фантастика, но все равно жутко. Немаловажно, что нет хронологического изложения событий (ой, это я еще от Лермонтова полюбила!) - семь отрывков из истории гибели Головлевых. Даже герои сначала появляются - ошеломляют, - а потом уж раскрывается их "начинка". И почти осязаемое чувство злого рока, фатума, какой-то демонической силы, усугубляемое библейскими образами. Да одного Иудушки с молитвенно сложеными руками хватает (даже Гоголь как-то блекнет на этом фоне). Дочитывая последние страницы, приходишь в полнейший ужас, потому что в один миг - перед самым последним абзацем - понимаешь, что вся-то эта тьма, вся эта демоническая сила в тебе самом сидит. В собственной душе. То же пришло на ум, когда дочитывала "Бесов". А потом последний абзац, "...которая уже с прошлой осени зорко следила за всем, происходившим в Головлеве". Как последний гвоздь в крышке гроба. Словом, впечатление сильное. Страшная книга.
P.S.: цитата по теме, так сказать. Эпиграф к повести Ольги Кобылянской "Земля": "Кругом нас знаходиться якась безодня, що її вирила доля, але тут, у наших серцях, вона найглибша".