Представляю, насколько глупой и "оторванной от жизни" может показаться многим людям вся моя "писанина". Но что с того? Каждому- своё.

Вчера я сидел на песчаном пляже на берегу реки и смотрел на людей. Смотрел и слушал уже третий или четвёртый день. И как-то почувствовал, что больше не могу - пора приниматься за книги.
Есть такая "народная мудрость": "бешеной собаке семь, (или сколько-то там), вёрст- не крюк." "Так что же, я менее бешеный, чем та собака?"- подумал я и решил совершить пробежку километров на десять. И эта пробежка меня совсем бы не напрягла, но... т.к. спортивной обуви у меня здесь нет, бежать решил босиком. И тогда, километре на шестом, я ВНЕЗАПНО(!) понял, зачем люди изобрели обувь. И, хотя я думал, что ожог стоп мне обеспечен, (бежать пришлось по раскалённой солнцем грунтовой дороге), я отделался лишь парой мозолей. Босиком ходить теперь не очень приятно, но в тапках- вполне терпимо. Так что я даже смог помочь соседке с поливом огорода, (дождя здесь не было уже месяц, в отличие от Москвы). Хм, ведь этой соседке уже где-то около восьмидесяти лет, но за последние лет семнадцать- сколько я её помню- внешне она совсем не изменилась и воду таскает не хуже меня... В своём саду я тоже каждый день поливаю кое-какие растения... Но... это всё фигня).

Не так давно, пару недель назад, я впервые за несколько месяцев открыл книгу "Так говорил Заратустра". В ней много "занятного", но каждый раз я обращаю внимание на слова, что можно прочесть на первых страницах книги: "...я узнаю Заратустру. Чист взор его, и на устах его нет отвращения. Не потому ли и идёт он, точно танцует?"
На устах его нет отвращения! Вот что поражает меня. Почему? и как это возможно?- смотреть на мир и на себя без отвращения?! Понимать их... и принимать. Я же не могу принять ни себя, ни мир. И, даже если отвращения не видно на моих "устах", оно всё равно, хоть и незримо, присутствует. И вот, уже который год подряд, находясь в обществе хорошо знакомых людей, мне часто приходится строить из себя какого-то шута, только бы не рассмеяться, или не разрыдаться, или не разразиться бранью, когда вижу и слышу, что происходит вокруг.