“Женская” тема в произведениях известного писателя Азербайджана - Эльчина, как в прозе, так и в драматургии, занимает особое место. Не только в фабульном преломлении, но, прежде всего, как исследователя и тонкого знатока женской души, женской психологии. Героини его произведений всегда отличаются необыкновенностью, самобытностью, с налетом лиризма и драматизма. Они не подчиняются обычной жизненной логике (даже отходя от традиционного понятия “женская логика”), поэтому и понятие женского счастья у них, в основном, отходит от стереотипа обычного житейского явления.

Последнее сценическое произведение Эльчина - “Гатил” (“Убийца”) поразило не только особой глубиной вторжения в женский духовный, внутренний мир, но и необычностью способа разрешения и отображения темы женского счастья. Художественная основа, форма, жанр новой пьесы - трагедия, и по своим эстетическим нормам она в определенном смысле близка к трагедиям античной драматургии. Не потому, что героиня пьесы Эльчина - женщина-убийца (и что так обычно было присуще древнегреческим трагедиям), а, прежде всего, потому, что она проходит сложный, психологический, мучительный путь от начала до логически оправданного финала. Драматизм истории молодой одинокой учительницы, единственными спутниками в жизни которой являются контрольные ученические тетради да звезды на небе, ее, “молнией пронзившее и громом убившее” одновременно, обманутое женское “счастье” - по-человечески вряд ли кого оставит равнодушным.
В сценическом воплощении Азербайджанского национального академического драматического театра пьеса Эльчина отразила через адекватные ей художественные способы - драматизм, трагизм реальной жизненной ситуации, с конкретикой времени и пространства. Постановщики спектакля: режиссер - Мехрибан Алекперзаде, художник - Назим Бейкишиев, композитор - Айгюн Самедзаде и в художественном, и музыкальном оформлении создали соответствующий “микроклимат” условий жизни героини пьесы: в подобранном колорите декораций - блеклые, мрачные, безжизненные, скучные тона, двухэтажные конструкции тесных “комнат-клетушек”, пейзаж мокрой осенней поры на дворе - все это указывает на унылую, безрадостную жизнь героини. И сопровождающая события грустная, лирическая, душевная музыка также помогает выражению душевного состояния героини.
Но самое сильное звено спектакля, его, можно сказать, художественный феномен - это исполнение роли Женщины заслуженной артисткой республики Шукюфой Юсуповой. Прежде всего, силой художественной правды, когда на всем протяжении спектакля, ни в одной детали или штрихе роли не присутствует и намека на фальшь, наигранность, неестественность. Весь образ женщины строится на выражении психологического состояния, внутренней духовной жизни героини. В спектакле конкретный период ее жизни построен в три этапа, три душевных состояния. Первый - это обычная “учителка”, проводящая дни в небогатой жизненной программе: уроки в школе, вечерние проверки ученических тетрадей, нечастое общение с соседями, воображаемые диалоги с учениками и... ночные “беседы” с любимой звездой. Здесь Ш.Юсупова намеренно подчеркивает обыкновенность, где-то даже приятно стабильное удовлетворение такой “нормальной” жизнью. Движения уверены, спокойны, годами выработанный жизненный ритм не приносит особых беспокойств и волнений. Будто героиня навечно смирилась с таким укладом судьбы.
Но вот внезапно, словно гром среди ясного неба в ее жизнь вторгается Он. Невесть откуда взявшийся бывший ее ученик, выследивший и проникший к ней в дом в образе “безумно влюбленного” еще с ученических лет, сразивший ее чистую, романтическую душу рассказами о горькой и несчастной судьбе. Стаивает ледяное покрытие женской души под теплом горячих слов и объятий - и перед нами совершенно другая Женщина. На этом этапе роли Ш.Юсупова полностью преображается через психологические способы выражения образа: блеском, светом наполненные глаза, летающая, скорее, “парящая” в счастье, походка, переливы голоса: “Я - счастлива-а-а!” (“Мян хошбахтам!”). Судьба повернулась к ней своим светлым, благостным ликом - и это все сказано на лице актрисы. Символическая сцена сна Женщины, где чистые воздушные облачка поднебесья оказываются всего лишь миражом, а “условия” жизни такие же суровые, земные, как и знакомые люди, пригрезившиеся во сне, - в спектакле органично подготавливает к третьему этапу жизни героини, к драматическому финалу ее.
Когда, словно очнувшись от сладкого сна, Женщина обнаруживает оборотную сторону “любви” молодого мужчины: нечистоплотный на руку, умыкнувший ее кольцо, мошеннически готовый на другие нечестные поступки, совершенно далекий от романтической любви, грубый, резкий, отталкивающий. Женщина видит в этом обмане, разочаровании безысходность жизни, и Ш.Юсупова по драматическим нотам играет эту часть всей партитуры образа: потухшие глаза, сникший голос, вялые, заторможенные движения - словно умерла душа.
Решение отравить Мужчину приходит не сразу, лишь когда она понимает, что другого пути избавления от него у нее просто нет. Высокий накал драматизма сцены отравления Ш.Юсупова проводит лучшим мерилом исполнительского мастерства, когда чувствуешь, что и сама ее героиня уже умерла душой. И драматургически, и сценически образ Женщины - безусловно, самый яркий в спектакле. Но яркое обрамление ему дали и другие образы. В образе героя Сабира Мамедова - Мужчина - чувствуется и драматизм судьбы этого потерянного в трудностях жизни человека, и далеко непривлекательные свойства его натуры, проявленные после легко скинутой маски “благородного влюбленного”. Даже в эпизодической роли Соседа-милиционера народный артист республики Яшар Нури находит живые, яркие краски в выявлении доброй, порядочной души этого человека. Колоритны также и Саида Гулиева (Соседка) и Матанат Атакишиева (мать ученика Гасанзаде), нашедшие точные характеристики традиционной дворовой соседки и назойливой, самоуверенной мамаши, любыми средствами вытягивающей любимое дитя в “отличники”.
Режиссерские ориентиры на психологическую разработку каждого образа безошибочно приводят к главной художественной цели - звучанию трагической ноты спектакля, когда воедино объединяются художественно-изобразительные, музыкальные и исполнительские средства, начиная от незначительных, неброских деталей, до обобщающих символов.
Так, свою функциональную роль выполняет макет старого, заброшенного колодца, опустевшего, обезвоженного, как жизнь героини. Или, вполне естественное, на первый взгляд, поджигание дворником кучки опавших осенних листьев. Но по времени это совпадает с трагически жизненным разочарованием героини, в таком же осеннем костре из листьев - жизни сожженного счастья. И главным художественно-смысловым, морально-психологическим итогом спектакля можно считать то, что физическое устранение Женщиной предавшего, обманувшего ее Мужчины - одновременно означает и духовную смерть ее самой, когда погасшие звезды не поведут с ней никогда больше возвышенных, чудных бесед о счастье в земной жизни.
Ведь недаром говорят, что каждая погасшая звезда означает угасание конкретной человеческой жизни.


Трогательная и красивая история

“Блестящий шедевр... Не могу припомнить ни одной подобной любовной истории в художественной литературе” (Washington Star), “Трогательная и красивая история... живой взгляд на столкновение культур и бессмертие любви” (Time), “Такое чувство, будто нашел клад... Выдающийся роман” (The New ‚ork Times) - это отзывы наиболее рейтинговых издательств ведущих стран мира о нашумевшем романе 20-го столетия “Али и Нино”, который вот уже более 30 лет завоевывает мир, и столько же лет не утихают споры и кривотолки вокруг авторства этого произведения. Вопрос, кто же скрывается под именем Курбан Саид, по сей день будоражит умы критиков и литературоведов. Пожалуй, это единственная в мире еще не раскрытая литературная мистификация.

Роман “Али и Нино” начал свою жизнь в 1935 году, когда к венскому издателю Талю пришел молодой и красивый мужчина и предложил рукопись произведения, подчеркнув, что это не оригинал, а перевод на немецкий язык, который он сделал со своим другом. Роман был издан лишь спустя 2 года. Может быть, на этом все и закончилось, если бы его не купила и не прочитала берлинский художник Женни Грамон. Она запомнила “Али и Нино”, и спустя 30 лет обнаружила то же издание, роясь в развалах букинистов в Западной Германии. Женни Грамон показала его берлинским издателям, и в 1969 году состоялось 2-е рождение “Али и Нино”. С тех пор роман регулярно переиздается, и вышел уже почти на всех европейских языках. Существуют несколько версий об авторстве “Али и Нино”.
Сегодня мы предлагаем вам версию переводчика “Али и Нино” с азербайджанского на русский Мирзы Гусейнзаде. По мнению Мирзы муаллима, автором книги является никто иной, как замечательный азербайджанский писатель Юсиф Везир Чеменземинли. Родился он в Шуше в 1887 году, а высшее юридическое образование получил в Киеве. В 1918 году, когда была создана Азербайджанская Демократическая Республика, Чеменземинли стал послом АДР в Турции. После падения АДР он уехал в Европу, где и родился роман “Али и Нино”. По мнению литературоведов, роман написан Чеменземинли предположительно в 1924 году. На авторство Чеменземинли указывают слишком много совпадений. Очень часто перекликаются жизнь героев романа и биография писателя. Во-первых, азербайджанская география романа во многом совпадает с местами жизни Чеменземинли. Это и дом в старой части города, и гимназия, где жил и учился писатель, и поездка Али хана в Шушу, где со знанием дела описывается этот прекрасный край и народ, заселяющий ее. Так не мог написать человек, не будучи родом из этих краев. Во-вторых, Юсиф Везир некоторые свои произведения подписывал псевдонимами “Али Гулу хан” и “Али хан”, взятыми в честь основателя Шуши - Панаха Али хана Джаваншира, фамилия которого очень созвучна с фамилией Али, героя романа - Ширваншир. В-третьих, можно обратиться к дневникам писателя за 1906 г., где он пишет о том, что встречался в тот период с некой Н. (Нино?). И все же, чтобы так написать роман, автору произведения самое малое нужно прожить все это. Но существует еще одна версия, согласно которой под псевдонимом Курбан Саид скрывается некто Лев Нуссенбаум. В 1905 году, приехав в Баку, он сменил имя на Асад бей и после этого публиковался под этим псевдонимом. Немецкие журналы 30-х годов прошлого века отзывались о Нуссенбауме не иначе, как о литературном авантюристе, у которого страсть к преувеличиванию граничила с гротеском. Попав в поле зрения полиции, он был вынужден эмигрировать в Италию, где и издает роман “Али и Нино” под названием “Али хан”, изменив имя героини, и подписывает его в качестве автора не как Курбан Саид, а как Асад бей. Но возникает вопрос: с какой стати ему, всю жизнь писавшему под псевдонимом Асад бей, издавать столь гениальный роман под другим псевдонимом? Чтобы через пару лет спохватиться и переиздать его уже под своим псевдонимом? Логичнее было бы предположить, что, зная о репрессиях, коснувшихся советских писателей, и не исключая, что в этом списке мог оказаться и Чеменземинли, Нуссенбаум решил объявить роман своим. Однако можно предположить и третью версию авторства: работая над сценарием фильма по этому роману, Мирза Гусейнзаде обнаружил в тексте чужеродные элементы и эпизоды, не влияющие ни на развитие сюжета, ни на идею романа. К ним можно отнести танец Ильяс бека и Нино на выпускном балу. С чего бы азербайджанцу и грузинке танцевать чеченский танец Шамиля? Или же рассказы о клятве абреков, история села Андалая или легенда о Шамиле и его матери. Это больше по духу подходит Льву Нуссенбауму, чьи произведения изобилуют подобными рассказами. Также в романе прослеживается ряд неточностей, связанных с географией Баку, хотя в то же время во многих главах чувствуется хорошее знание города. Это дает основание предположить, что текст, которым мы сейчас располагаем, и есть роман Чеменземинли с поздними вставками Нуссенбаума, которые последний сделал при переводе на немецкий язык. Слишком часто пересекались пути Чеменземинли и Нуссенбаума. Чеменземинли учился в Киевском университете, а Нуссенбаум - коренной киевлянин, и в период эмиграции они в одно и то же время жили в Батуми. В Европу они попали по одному маршруту Батуми - Стамбул - Париж. Чеменземинли остался в Париже, а Нуссенбаумы поехали дальше, в Германию. Но в 1925 году Чеменземинли в Париже уже давал читать роман “Али и Нино” своим знакомым. Так он мог попасть к Нуссенбауму, который увез его в Германию и перевел на немецкий язык, сделав свои вставки.