Я люблю дешевые пивнушки,
дремлющие около вокзалов;
заскочишь в такую под вечер, выпить пива кружку,
и грамм сто пятьдесят вдогонку – чтоб не казалось мало,
закажешь глазунью из трех яиц
и бекон, не внушающий доверия,
а вокруг – столько живописных лиц,
и никакого лицемерия.
Дым сигаретный – хоть топор вешай, ну
еще испарения, запахи разного рода;
другой бы смылся отсюда к лешему,
но я обожаю общаться с народом.
Наверное, у меня такой вид –
интеллигентного простака, распыляющего излишки…
Вот подсел странный тип, денег занять норовит,
другой предлагает перекинуться с ним в картишки.
Сутенер доморощенный ставит в известность: девчонка,
хорошенькая, долларов за двадцать.
И сама она рядом, - едалом не щелкает,
того и гляди – полезет целоваться.
На липком столе пополнение вроде:
бутылки, тарелки – прямо с небес манна.
И как-то само собой происходит,
что банкет оплачивается из моего кармана.
И все тут, словно друзья закадычные,
донимают расспросами, рассказами,
накачавшись ершом, выпытывают самое личное,
липнут проказою.
Жалуются, придавленные прессом бед,
мол, евреи все захватили, а мы нищаем.
«Спокойно, – говорю, – с вами великий русский поэт,
и я угощаю».
Сумерки облепили окна, поздновато уже,
истекают отведенные заведением сроки,
и чувствую, как скребутся в душе
сотни раз не написанные строки.
И лечу домой в радостном опьянении,
в супермаркете хватаю блокнот, ручку, бутылку вина,
но пока добираюсь, тает призрак стихотворения –
скука одна…
О таланте своем не плачу я,
думал – пропил, а он нет-нет
да напоминает о себе, как неоплаченная
квитанция за свет.