Глава 1.
Собрание Большой Восьмерки. 2010 год.

Просторный и светлый конференц-зал был наполнен голосами, шелестом бумаг, скрипом кресел. Бурно обсуждались вопросы и проблемы мирового сообщества.
Россия прикрыл рот и зевнул. Потянулся.
Не хотелось идти на встречу — хандра замучила. Но как можно отказаться? Работа есть работа…
Серость дней в последние месяцы омрачала его. Хотелось немного света, веселья, ну, или остроты ощущений, в конце-то концов. С другой стороны — люди на собрании радовали разговорами, смехом, шутками.
Брагинский всегда любил следить за беседой. Так он развлекался. А если после разговорчиков приступали к какой-либо деятельности — вдвойне интересней!
Смотрел на них и забывал о пустоте в сердце, которая вдруг образовалась по непонятной ему причине.
— Деревенщина, опять лезешь на рожон! — завелся Артур, хотя ни он, ни Альфред уже не помнили из-за чего собственно спор.
— Аргументы, пожалуйста, — парировал Америка, и в ответ в него через весь стол полетел стакан с водой.
Разбился об голову, но не поранил. Да и что стекляшка может сделать Альфреду с его-то силушкой?
Россия оживился и душою насладился таким четким попаданием Англии в его соперника номер один. Ему нравилась Европейско-Американская распря. И у Джонса редко появляются такие большие от неприятного удивления глаза.
— Ах так, да?! — американец достал из кармана подозрительную колбу и замахнулся ею. — Вот мой аргумент: генетически модифицированная сибирская язва!
Все замерли.
— Тише-тише! Убери, а то ведешь себя, как террорист, — Франциск за сердце схватился.
— Кто пропустил его сюда с этим? — возмутился и Кику, чуть подавшись назад.
— Встал и вышел! — Артур указал Джонсу на дверь.
— Тут я командую парадом! — Америка ещё и размахивал опаснейшим сосудом с бациллой.
Страсти накалялись, но вдруг раздался треск, и оружие массового поражения разбилось в руке Альфреда, поранив ладонь осколками.
Зал ахнул и опять обомлел — ужаснулись. Но тишину вдруг нарушил веселый голос Брагинского:
— А теперь всем миром дружно ищем лекарство! — Иван продемонстрировал свою рогатку, но тут же спрятал ее. — Как вам такая повестка дня?
Да, это он разбил колбу с особо опасной инфекцией, чем вызвал волну возмущения.
— Брагинский, ты что? Совсем из ума выжил?! — у Англии не было слов для выражения своего отчаянного негодования.
Всё в нем клокотало от гнева после угроз брата, а тут ещё этот русский! Даже грязно выругался в его адрес.
Не сдержался, благо публика рядом — взялся душить Ивана:
— Получи! Я давно мечтал об этом, так хотя бы перед смертью! Ненавижу!
Для британца, смотрящего на мир в черном цвете, всё свершилось: либо болезнь и долгая мучительная бесславная смерть, либо быстрая кончина в бою с самым лютым и страшным врагом.
Россия лишь таинственно заулыбался и перехватил руки обезумевшего британца. Отцеплял их от своей шеи.
Япония замер в тихом ужасе, казалось, что и не дышал.
Франция же потемнел и приуныл, обвиняя мир в несовершенстве и бесконечной глупости.
Германия надеялся, что вовремя надетый противогаз спасет. А у Венециано была сиеста и его ничто не беспокоило.
Только брат его, Романо, проснулся и с неприкрытым удивлением смотрел на происходящее. Стал донимать Францию расспросами. Когда узнал правду, то побелел как снег, но гневная тирада не заставила себя долго ждать. Чуть стол не переломил в гневе.
Америка внимательно посмотрел на свою окровавленную руку и о чем-то задумался. Все присутствующие готовы были убить хулигана с рогаткой, но этим занимался британец, хотя и не особо успешно.
— Зачем? Зачем ты это сделал?! — не утихал Артур.
Его руки в плену рук Ивана, но он отпихивался ногами.
— Чтобы посмотреть на ваши испуганные лица, — с наслаждением ответил Россия.
Не скажет же он, чтобы скуку развеять?
Если бы Англия взял с собой револьвер то, не задумываясь, застрелил бы этого русского провокатора. Но тот сделал слишком страшное лицо, чтобы продолжать какое-либо рукоприкладство в его сторону.
— Отпусти! Отпусти меня! — уже пасовал Кёркленд, желая скрыться с глаз неприятеля.
Вся ярость куда-то улетучилась, и на ее место пришел страх.
— Тогда моли о пощаде, — Россия нарочно играл… играл на британских нервишках.
Крепко держа Артура за руки, Ваня так и пронзал его глазами.
— Э-э? — Кёркленд не поверил своим ушам.
Молить Россию о пощаде? Да ещё и прилюдно! Его гордыня задохнется вместе с ним.
— Ну же, я жду, — прошелестел коварный голос русского и добавил, — а то познаешь мой гнев: обрезок трубы под столом.
Несмотря на накаленную обстановку, Россия сохранял «полумеланхолический» настрой: ему стало веселей, но что делать дальше — непонятно. Нужен толчок посильнее.
Кёркленд вдруг увидел боевую готовность русского, но принимать удар на себя, естественно, не хотелось.
Что делали в это время остальные? Правильно: с интересом на-блю-да-ли, снимали на камеру, фотографировали и… искренне сочувствовали Кёркленду.
Про сибирскую язву забыли, не до этого. Все до одного ждали его решения.
Кёркленд не знал, как поступить, но просить помилования точно не хотел. Так что же придумать? Упасть в обморок? Быть избитым на всеобщую радость? Или… или просить прошения? Вот засада!
— Не кипятись! — Артур сказал очень резко и властно настолько, что можно армию футбольных болельщиков остановить. — Это всё из-за Альфреда! Давай накажем! Его же язва!
А чего ожидали от Англии? Перевел стрелки и был таков. И, что интересно, подействовало. Россия размышлял — хотел двух зайцев поймать: побить британца и лишний раз посрамить американца.
— Так, народ! — из прострации явился самый главный пафос в лице Америки. — Пошли по домам! А то переругаемся.
Взял свой рюкзачок, висящий на спинке кресла, и направился к дверям.
Брагинский тут же бросил Кёркленда и поспешил за зайцем номер один:
— Стоять! Не так быстро!
Артур ликовал, что умудрился выйти сухим из воды под общее разочарование Франции, Германии и других. А они-то надеялись…
Иван обогнал Америку и прислонился к двери спиной, скрестив руки на груди. Премило улыбнулся и спросил:
— Куда это ты? Инфекцию разносить?
Альфред с секунду бурил его недовольным взглядом, а руки крепко сжали наплечные лямки рюкзака. Из правой ладони потекла кровь, впитываясь в тканевую поверхность, но юноша развернулся к остальным и улыбнулся в тридцать два зуба.
— Ха-ха-ха! Точно, напрочь забыл! Как хорошо, что я не ушел! — обратный поворот и косой взгляд на русского.
Ваня почему-то обрадовался: любил срывать маски, докапываться до сути. Хотя и сам этим грешил, но интересно, что остальные скрывают, да?
Джонс вернулся к слушателям:
— Объявляется чрезвычайная ситуация и карантин! Никто из здания не выходит! Нарушителей расстреливаем из рогатки Брагинского. Надеюсь, всем понятно?
Он достал аптечку из рюкзака, чтобы обработать порезанную ладонь. Уж больно кровила. Естественно, он не сам себя перевязывал: изобразил на своем лице премилые щенячьи глазки и преследовал всех тех, кто сжалится над ним и, может, не подует на его ранку, но хотя бы посочувствует и окажет ему первую помощь.
Альфред остался, и теперь Россия отошел от двери.
— И без тебя ясно, что распространять инфекцию нельзя, и не нужно угрожать! — у Англии появилось второе дыхание: корил брата и одновременно перевязывал тому порезы. — Меня раздражает, когда ты так делаешь. — Сильно затянул бинт, отчего Джонс ойкнул. — Уймись! Тут что? Одни дураки сидят? Никто не выпустит заразу дальше этих стен. И…
— Хочу пиццы… — его прервал сонный и совершенно безучастный голос Венециано.
Парень уже добрался до двери и даже открыл ее, каким-то чудом не замечая стоящего вблизи Брагинского.
Итальянец спросонья не мог понять, что произошло, но уже хотел поесть.
— Придурок, закрой дверь! — гаркнул на него Германия, а Иван прицелился в парня из своего орудия, кстати, ручная работа из древесины.
— А-а-а!!!
Италия испугался и проснулся одновременно. Ещё бы! Не успел продрать глаза, а перед тобой Брагинский с лисьим коварством на лице из рогатки стрелять собрался. Естественно Венециано дал дёру.
— Стой!!! — весь зал крикнул так, что забренчало всё стеклянное, но беглец уже покинул здание, и теперь его можно было увидеть из окна.
— Даже не пытайтесь — его не поймать, — тяжело вздохнул Германия.
Что-что, а на этом он собаку съел.
Затем страны укоризненно посмотрели на Ивана, который проморгал беглеца. Тот лишь виновато улыбнулся да пожал плечами. Молча прошел к своему месту.
— Ладно, — сдался Артур и сел за стол рядом с Россией, когда закончил нянчиться с братом. — Я ошибался, такие дураки есть среди нас, и необходимо принимать жесткие меры. И я даже знаю, кто повинен в бегстве итальянца…
Блондин осуждающе покосился на Брагинского.
— Разве я виноват в том, что Италия дурак, а? — усмехнулся Ваня.
— Ты напугал его, — настаивал Англия, хотя поиск крайних — это любимое занятие Европы.
— Ах, куда не гляну — все разбегаются, — несерьезно оправдывался обвиняемый.
— Ты угрожал ему рогаткой!
— Я думал, что это остановит его, и вообще, что бы я ни делал, всё равно грешен, — вздохнул Россия. — А что Америка принес биологическое оружие, забыли.
— Прекратите ругаться, — теперь и Япония вышел из ступора. — Вместо того чтобы искать кто прав, кто виноват, давайте займемся лечением! Время уходит же…
— Истину глаголешь! — поддержал его Франциск. — Альфред, ты вывел эту бациллу, так давай противоядие.
— Э-э… как бы вам сказать? В разработке, — ответил Америка и почесал репу.
— То есть?
— Оно в стадии: «Блин, вакцина!» — честно признался Джонс. — Но не отчаивайтесь! Вы будете первыми, на ком я ее испытаю!
— Зашибись! — Кёркленд ударил себя ладонью по лицу от досады.
— Хорошо, давайте найдем альтернативу: у кого самая лучшая медицина? — Франция видел, как огонь снова разгорался, но продолжал его тушить. — Израиль?
— Давайте ему отправим электронное письмо о чрезвычайном положении и попросим помощи, — сообразил Кику и открыл ноутбук.
— Хоть какое-то решение, — немного успокоился Артур и смахнул пот со лба.
Бонфуа недовольно посмотрел на него, но не стал разжигать спор о его полезности в решении вопроса, хотя бы потому, что и без этого трудно поддерживать мир. Англия мог бы и спасибо сказать, но нет, только и ворчит.
— Ну-ну, хотите залезть в долги к Израилю? — вмешался Брагинский. — Вперед и с песней, но без меня.
— В смысле? — не понял Франциск, но тут его и остальных членов Большой Восьмерки словно молнией поразило.
— Израиль…
— Евреи…
— Долги…
— Проценты…
— Нужен другой план, — Кику закрыл ноутбук.
— Кстати, как медики разработают лекарство без образца нашей крови? — вдруг вспомнил Америка.
— Ничего страшного, скоро не мы одни такими будем, — Людвиг внимательно смотрел в окно.
Италия на улице привязался сразу к нескольким девчонкам и вешал им лапшу на уши.
— Срочно! Поймать и обезвредить! — Артур действовал оперативно, отдавая приказы по сотовому телефону.
Люди в черном подошли к цели, но Италия и от них убежал.
— Как говорил Германия: это бесполезно, — заметил Джонс и в задумчивости стал раскачиваться в кресле.
— Придурок! Ты где?! — Романо залез на подоконник и высунулся в форточку. — Живо обратно! Если не здесь, то дома пришибу!
— Ты что делаешь? Закрой окно! — на него набросились Германия с Англией.
Оттащили.
— Не трогайте меня, болваны! — Романо отпихивался от них локтями.
— Ох, уж эти итальянцы, — Кёркленд благоразумно отпустил этого горячего парня.
Людвиг тоже.
— Закрой пасть! — по привычке рявкнул Италия, но тут вспомнил, что разговаривает с Англией.
— Хорошо, я молча тебя трахну так, что костей не соберешь, — хладнокровно заверил Арти.
Романо покрылся испариной.
— Давайте всё сначала! — остановил их Франция, потом вздохнул и налил себе воды, горло пересохло от волнения. — Забудьте о Венециано. Если помрет без вакцины — его беда.
Тут взгляд Романо притупился. Парень заволновался.
— Злые языки! Не дождетесь! — высказался и сел у самого дальнего края стола.
Надулся.
— Хорошо, тогда соберу лучших медиков со всех штатов, и пусть придумывают, как нас вылечить, — тут же предложил Альфред и как подскочит. — Другие варианты не приемлю!
— Мог бы возразить, но нет, давай, транжирь свой бюджет. Я ни цента не заплачу, даже если потребуешь, ведь это по твоей вине всё произошло, — продолжал бурчать Англия, но по глазам было видно, что устал ругаться, потому и говорил невероятно спокойно. — Ещё и по судам затаскаю за покушение на мою жизнь. Так что ты мой должник. Я бы и на Брагинского подал в суд, но это же Россия! На Россию не обижаются, Россию терпят.
Ребята ждали гнева Ивана, а тот, напротив, рассмеялся, но также быстро и успокоился.
— Ох, знали бы вы, как я вас терплю, — сказал он после и покосился на Америку. — Кстати, Альфред, перед уколом вакцины, я бы хотел сначала отправить один её образец в свою лабораторию. Иначе не отдамся в твои добрые руки.
— Зачем это? — вдруг опешил Америка. — Ты не доверяешь мне?
— Мало ли что там окажется, — Россия поставил локти на стол, подпер подбородок ладонью и продолжил чуть тише и загадочней. — А может, ничего и не окажется…
— О чем это ты? — поинтересовался Артур и нахмурил свои густые брови. — Ау! Брагинский, у тебя очередное обострение паранойи?
Иван не шелохнулся, только перевел взгляд на Англию, но через секунду вновь посмотрел на Америку. Тот аж испариной покрылся, нахмурился и тоже уставился на русского.
— Брагинский, я не умею читать мысли! Тем более твои! — рассердился Джонс и надулся, как мышь на крупу. — Чего надо?
Страшно злился, что Россия ведет себя так, будто что-то знает, но при этом упрямо молчит. Намекает, но всё равно так, что не отгадаешь.
— Так-так! — Альфред вдруг засиял, затем поспешно встал из-за стола и поймал Ивана за плечи. — На пару слов!
Россия чуть не задохнулся от возмущения, когда его повели в уголок подальше от людей.
— А теперь! — шустрый блондин отпустил его и затараторил, чтобы не дать тому времени разгневаться. — Скажи правду, что тебе не нравится? Или ты завидуешь моей крутости?!
Этот юный наглец вдруг блистательно улыбнулся, выпучил широкую грудь вперед и указал на себя большим пальцем. Всем своим видом показывал: «Я — Супермен во плоти!»
Россия на миг отпрянул назад в растерянности — не ожидал откровенности.
— Даже так, да? — сдвинул брови и схватил Джонса за края куртки.
— А? — тот удивился его дерзновению и в замешательстве невольно развел руками.
— Сейчас скажу, — Брагинский притянул Америку, чтобы добраться до одного из двух его локаторов.
Альфред взволновался от опасной близости с русским, но азарт уже захлестнул. Жарко…
— Ты — лжец, — слова Брагинского пощекотали не только ухо, но и нервишки.
Россия чуть отстранился и посмотрел таким взглядом, что Джонсу сразу стало ясно, о чем идет речь.
Ваня по глазам соперника понял — донес то, что нужно, поэтому отпустил его, отвернулся и направился к остальным. Вот такая незамысловатая телепатия получилась.
Америка сначала стоял в полном недоумении от происшедшего, но потом усмехнулся и сжал кулаки.
— Россия, я же теперь не слезу с тебя! — пригрозил он и последовал к своему месту.
— What?! — британец чуял неладное, но интересное. — Вы что-то скрываете? Признавайтесь!
— Да-да! Признавайтесь в любви! — поддержал его Франция, правда, немного не с тем уклоном. — Друг другу или же мне!
— Пошел на фиг, извращенец! — стукнул его Кёркленд бутылкой с водой по голове пару раз. — Как ты меня достал своими внезапными репликами о любви. Получай! На!
— А-а! Помогите! Насилие! Насилие на ваших глазах! — Бонфуа намеренно переигрывал.
В общем, эта парочка опять была занята только собой. Один всё время возвеличивал любовь, другой вовсе в неё не верил. На том и поссорились, не мирившись.
— Почему не веришь в любовь? — Бонфуа отбивался от врага другой бутылкой. — Как так можно жить?! Если ты не веришь, это не значит, что любви нет!
— Иди в баню, извращенец! Достал уже! Верю-верю, каждый только себя любит, — парировал соперник.
Америка и Россия переглянулись.
— Напоминает извечную борьбу между верующими и атеистами, — отметил Джонс, позабыв на время о своём соперничестве с Россией.
— Так весело же, да? — русский просто наслаждался боем.
— Подожди, ты меня отвлек от главного, — вспомнил Артур, когда уже забил несчастного француза бутылкой и ногами под стол.
Кёркленд посмотрел на мерзопакостную парочку (по его мнению) — на Россию с Америкой. Угрожающе постучал бутылкой по своей ладони.
— Брагинский, чутьё мне подсказывает, а оно не врёт, что вы в сговоре или, как минимум ты что-то точно знаешь, но молчишь…
— Может быть, а может и нет, — снова развеселился Брагинский, его не пугала британская ярость. — Какова гарантия, что Альфред не воспользуется случаем, чтобы вколоть всем лекарство, а мне с ядом перемешает, а смерть спишет на непереносимость препарата или что-нибудь ещё? Кстати, такая участь может постигнуть любого, — тут он подмигнул, — например тебя, Артур. Кто его знает, вдруг Америка с самого начала замыслил избавиться от всех своих врагов одним ударом.
Присутствующие сглотнули — задумались.
Англичанин не успел и слова сказать, как его перебил Джонс.
— Россия! Это откровенный бред! Почему я должен убивать тебя? — не выдержал Америка и стукнул по столу кулаком. — Холодная война давно закончилась! И я победил!
— А почему ты тогда не хочешь дать образец на исследование? — парировал Иван.
— Ты знаешь почему, — серьезно заговорил Альфред, сверля взглядом противника.
— Нет, не знаю, — притворялся Брагинский.
— Нет, знаешь! — настаивал тот.
— Не-а.
— Может, мы потом поговорим? Наедине, — вдруг попросил Альфред, но достаточно твердо.
— Ну-у… так не интересно, но как хочешь, — махнул рукой Россия.
Артур прищурился, снова заподозрил неладное.
«Если эта парочка точно что-то замыслила, то… Аргх! Как же они меня раздражают! — завелся Англия, с хрустом сжимая в руках бутылку с водой. — Я должен всё выяснить!»
— Так, давайте начистоту, я не могу уловить сути вашей беседы, — вмешался Артур.
— А вдруг это что-то интимное? — одернул его Бонфуа, выползая из-под стола на свое место.
Вздохнул, отряхнулся и продолжил:
— Чего опять суешь нос не в свое дело? — затем добавил чуть тише, чтобы Россия с Америкой не услышали. — Может тут «пейринг» зарождается…
— А тебя никто и не спрашивал, — фыркнул Англия и посмотрел на Альфреда.
«Тут что-то другое», — в этом брит был уверен.
— Хватит вам уже! — терпение Германии лопнуло. — Альфред, выполняй свое обещание!
— А в случаи смерти, мой злой дух будет преследовать тебя до конца дней твоих, — пригрозил Артур брату, заразившись паранойей Брагинского.
— И мой тоже! — голос с «последней парты».
Романо боялся, что Америка захочет и его прикончить.
Джонс терпеть не мог ужасы, но, имея бурное воображение, представил себе Артура-призрака и задрожал.
— Вот как? После смерти у души не будет такой воли без особого Промысла Свыше, — Россия почему-то заступился за американца, чем сильнее разгневал Кёркленда.
— Правда? — утешился Ал, но тут же насторожился. — А как же истории о привидениях?
— Это выдумки Англии, — Ванечка улыбнулся и похлопал наивного парня по плечу. — Это не умершие приходят, а… — тут лицо русского стало более зловещим, — …а нечистая сила играет, превращаясь в умерших, словно оборотни, чтобы мы им верили и исполняли их недобрую волю. А сами души людей находятся либо в Раю, либо в Аду и без Божьей воли никуда сами отправиться не могут.
— А-а… д-демоны приходят? — Альфред теперь не только дрожал, но и побелел как снег.
— Ну да! Если Англия умрет, то к тебе, скорее, явится демон, который будет выдавать себя за него и играть с тобой! — уже воодушевленно рассказывал Иван. — Это же весело, не так ли? Если бы я был злым духом, то так бы и делал.
— А-а! Прекрати! Замолчи! Ужасные вещи говоришь! — Джонс замахал руками в его сторону.
— А знаешь, что самое страшное может произойти? — Брагинский нарочно его пугал и дальше.
— Ч-что? — все же поинтересовался тот и сглотнул, горло пересохло от волнения.
Да и не только он, уже все с трепетом слушали.
«Напоминает ночевки в лесу у костра, вокруг которого каждый обязан был рассказать страшную историю, — вспомнилось Франциску. — А потом… потом в палатке можно прижаться к кому-нибудь и не получить за это по лицу. А иногда…»
В общем, он предался горячим воспоминаниям.
— В исключительных случаях может явиться сам Дьявол! — продолжил Брагинский.
Отчего перекрестились все присутствующие.
И покосились на Японию.
— А ты чего? Ты же не крещёный! — напомнил ему Бонфуа.
— Так страшно ведь… — признался тот, смутился и убрал руки под стол. — Да и с кем поведешься, от того и наберешься.
— Ха-ха! Посмотрите на его рожу, он же сейчас в обморок грохнется! — издевался Кёркленд, указывая пальцем на младшего брата.
На этот раз Арти был доволен Брагинским за данное представление.
— А если ты ему, Сатане, поверишь, то он вселится в тебя, и ты сойдешь с ума! — британец подливал масла в огонь. — И наложишь на себя руки!
Всё. Это был предел. Альфреда затошнило, а в глазах потемнело. Грохнулся с сидения на пол.
Романо тоже чуть не упал, но со смеху.
— Как вы его! Супермена хренова! — злорадствовал, как мог.
— Ну что, добили парня, негодяи, довольны? — осудил их Германия, отодвигая кресло на котором сидел Америка.
— Да! — одновременно воскликнули Россия с Англией, но потом переглянулись и скривились.
«Фу, этот бесноватый Брагинский! — подумал Кёркленд, отвернувшись от него. — В нем точно сам Сатана сидит!»
«Интересно, а Артур вообще бывает милым и добрым? Или он всегда такой злой, как черт?» — Иванушка тоже был раздосадован.
— Америка, ты как? — заботливый немец приподнял Джонса за подмышки.
— Тошнит… — пожаловался тот.
Людвиг снова укоризненно посмотрел на виновников:
— Как вам не стыдно? Вместо того, чтобы миром придумать что-то полезное, вы же сообща вселяете разлад!
— Откуда было мне знать, что он до умопомрачения боится нечистой силы? — оправдывался Иван и перевел взгляд на Артура. — Тот, кто его ближе знает, мог бы меня остановить.
Россия свершил то, что обычно мастерски делал он, Кёркленд, а именно — перевел стрелки.
— Да тебя гаубицей не остановишь! — махнул тот рукой и, покраснев, отвернулся в сторону. — Ладно, Альфред, увлекся, не хотел.
Когда перестала кружиться голова и тошнить, Джонс поднялся на ноги. Он вспомнил из-за чего, собственно, начался разговор о призраках.
— Не беспокойтесь, можете положиться на меня! Герои спасают, а не убивают! — бодро заговорил Америка. — Ха-ха! Вот увидите, все будет пучком!
— Ох, вернись под стол, ради Бога, — Артур успел пожалеть, что извинялся перед ним.
— А я настаиваю на своём, — упрямился Ваня, обращаясь к американцу. — И результаты предоставлю всему миру.
— Можно тебя на пару слов? — Альфред указал в уголок, и все присутствующие заинтересовались их беседой.
— Мне нечего скрывать, говори как есть, — продолжал упираться Россия, хотя с ним всегда трудно вести переговоры, и Америка знал, на что идет.
— Это касается только нас.
— Я не хочу говорить на эту тему.
— Я прошу тебя! — уговаривал его Альфред. — Почему ты всегда оказываешься там, где находятся мои интересы, и все портишь? Я хочу попросить тебя об одолжении…
— Это что-то серьезное, раз Америка так просит, — тихо сказал Кику Германии.
— Но со стороны выглядит так, как я и говорил, — зарумянился Франция, присоединившись к обсуждению.
— Пидорасы! Меня окружают одни пидорасы! — возмущался Варгас-старший, но затем притих. — Ну и ладно, мне больше женщин достанется.
— Ты что? Воинствующий гомофоб? — Франция заулыбался и нарочно тому подмигнул. — Да тебя демократы засудят.
— Нет, я просто люблю женщин, — парировал тот.
— Я тоже, но когда под рукой никого нет…
— Как нет? Есть рука!
Франциск рассмеялся и указал подбородком в сторону Ивана:
— Кстати о гомофобах. Россия недавно ожесточенно разогнал гей-парад у себя в Москве. Слышали?
— Ага, один из моих депутатов был там и попал под раздачу, — в разговор вмешался немец. — Никакого уважения к гостям! Бедный мой человечек…
— Россия и своих человечков не жалует, чего уж тут говорить об остальных, — и Кику в свой черёд перемывал кости России.
— А геев тем более! Ха-ха! — Ваня внезапно для всех тоже присоединился к столь интересной беседе. — А то они плодятся, быстрее, чем что-либо. По одному не выловишь, а вот когда их парад, можно и оторваться! Разрисовать их кровью серые стены города на радость публики.
— Садист!
— Живодер!
— Головорез!
— Креативщик! — Франциск, как истинный эстет, отметил самую тонкую деталь разговора. — Ха-ха!
— Тогда я одного понять не могу: почему ты дружишь с самым главным пидором? — Людвиг тыкнул пальцем под ребро француза, отчего тот подпрыгнул на месте.
Ваня посмотрел на Бонфуа. Тепло улыбнулся.
— Он балуется, а вы ему верите, — хмыкнул Иванушка и призадумался. — Франция добрый и милый…
— Ты его плохо знаешь! Эта хитрая французская задница тебя боится, поэтому подхалимничает, а ты ему веришь, как последний дурак! — нарисовался и Кёркленд.
— Я его тысячу лет знаю, Франция хороший, — настаивал Россия и надулся.
— Ага! Тысячу лет он тебя за нос водит! — не сдавался Артур и закружился в кресле. — Я его сосед и знаю больше тебя, наивный.
Нарочно смущал и того и другого.
— Неправда! — Ваня стукнул по столу и посмотрел на Бонфуа. — Франция, ты же друг, не так ли?
— Не слушай его, негодяя. Конечно, я тебя люблю, — тот обнял его одной рукой за плечи. — Друг.
— …И дальше больше он предложит, не так ли? — Артур всё пытался извратить их отношения, но кружиться перестал.
— У нас на тебя рвотный рефлекс, отцепись, долбодятел, — Бонфуа не хотел с ним больше разговаривать.
— Взаимно, голубки!
— Он нам завидует, — русский плотнее прижался к Франции.
— Я сейчас блевану! — Арти снова закружился, откинувшись на спинке кресла.
— В кого он такой тошнотворный? — недоумевал Иван да отстранился от француза.
— Если б я знал.
Альфред появился позади Брагинского. И смело потянул того за локоть.
— Пойдем, уединимся на время, — уговаривал он его. Стаскивал.
Кёркленд притормозил ногой — кресло остановилось. Прищурился и наблюдал за новой сценой.
— Отстань от меня! — Россия свободной рукой держался за стол. — Вы только посмотрите на него!
— Неужели тебе так трудно? — тянул его американский приставала.
— Да, вдруг ты меня уговоришь? А здесь у тебя этого не получится.
«Да о чем же они спорят?! — Англия уже все ногти искусал. — Я бы душу продал, чтобы узнать правду, но боюсь, как бы это не оказалась очередная ерунда, вроде: у тебя пампушек больше, чем у меня — делись! Это Россия и Америка, они могут ругаться из-за всякой мелочи. Но как же сильно я хочу знать это!»
— Хорошо, — Америка все-таки отпустил русского. — Сколько это будет стоить?
Англия аж воздухом подавился. Ребячество Брагинского вдруг сменилось яростью: резко встал и толкнул Альфреда в плечо.
— Твое предложение просто хлам, меня больше интересует та ситуация, что сейчас сложилась, — на удивление, Россия отвечал хладнокровно, несмотря на гнев. — Или ты боишься проиграть?
— А ты интриган, — Америка натянуто заулыбался. Его бесило то обстоятельство, что Россия не продавался, но именно из-за этого качества Джонс уважал его.
Многим странам Альфред предлагал золотые горы, особенно нищим государствам, и те на своей земле строили американские базы, выполняли различные просьбы и вообще позволяли пользоваться собой. Но Россия не такой…
«Когда я ему даю миллиард долларов, он смеется так, словно у него сто миллиардов, — про себя злился Альфред. — Не важно: деньги, золото — он пренебрегает сделкой. Я воистину ничего не могу ему дать. Я просто не знаю, что ему нужно! Иногда он помогает безвозмездно и делает это с радостью, причина которой мне совершенна неведома. Тем не менее, если и надумает взять у меня деньги (я все-таки очень настойчив), то нужное обязательство он просто не вы-пол-ня-ет. Вот берет и не выполняет! На вопрос: «Почему?», говорит, что это не в его интересах и пошлет на три русские буквы. Вот такой этот парень ненадежный в подкупе! За что мне это наказание?!»
— Хорошо, последняя попытка, — вздохнул Америка и протянул руку с развернутой ладонью. — Чего бы ты хотел?
— Жирафа с Марса! — не задумываясь, пошутил Россия.
— А-а! Я серьезно! — Альфред уже готов был слетать на красную планету и поискать что-то похожее на жирафа.
— Хорошо-хорошо, оставь ту самую интригу, которая сейчас образовалась.
— Нет-нет! Кроме этого! Представь себе, что ничего не произошло. Чтобы ты пожелал? — настаивал молодой упрямец.
— Чтобы это произошло, — не сдавался Ваня.
— Ты не можешь хотеть того, чего ещё не знаешь.
— Я постоянно хочу того, чего сам не знаю, — откровенно признался Россия.
— Проси другое! Не принимаю «того, не знаю что», — Джонс закипал, брови хмурились, а глаз дергался.
— Тогда… жирафа с Марса…
— Епт! Это невозможно! — Альфред не выдержал такого абсурдного спора. — Почему ты его просишь?
— Так это равносильно «того, не зная чего». Ведь мы не знаем, что нас ждет на другой планете, не так ли? Вот и столкнемся с «тем, не знамо с чем», который есть «Жираф марсианский».
— Нельзя!
— Почему же? Ведь данную интригу ты назвал «условно невозможной» для другой параллельной Вселенной, хотя в этой она действительно существует, значит, на Марсе есть жираф, если исходить из логики.
— Какой логики? — Америка схватился за голову.
— Твоей логики.
— Причем тут жирафы?! — младший совершенно потерял нить разговора.
— Очень даже причем, они ведь марсианские, а ты говоришь, что возможное невозможно, значит…
Брагинский не договорил, потому что Альфред упал в кресло и ударился лбом об стол.
— Значит, наш спор закругляется? — поинтересовался Россия, и довольная ухмылка нарисовалась на его лице.
Америка лежал на столе лицом, приятная поверхность которого охлаждала кожу и пыл. Повернул голову в сторону оппонента:
— Отстань, Рашка, — утомился Джонс.
— Вообще-то я ещё не приставал к тебе, ты сам навязался, или уже забыл? — фыркнул Иван, не обращая внимания на фамильярность.
— Хватит вам! — Англия прервал их. — Альфред, займись делом, время уходит, а то мы по-настоящему скоро увидим марсианских жирафов.
Все присутствующие покосились на Артура.
— Тебе не привыкать видеть что-то подобное, — Америка произнес вслух то, о чем остальные только подумали, и поднялся из-за стола.
— Они существуют! — возразил Англия и покраснел от злости. — Я вижу!
— Поправка! — младший поднял указательный палец вверх. — То, что видишь ты один, — и добавил, заметив, что вулкан готов взорваться: — Не злись! А то заговорил как он про своих невидимых «жирафиков».
Альфред показал в сторону Брагинского, случайно ткнув пальцем в его щеку. Иван оскорбился и укусил наглеца за данную конечность.
— Ай!
Америка аж подпрыгнул от неожиданности и подобной дикости, кроме того, пальцы и так порезаны, а тут ещё укус.
— Бва-ха-ха-ха!!! — Артур схватился за живот, раскачиваясь в кресле. — Теперь умри от бешенства, как собака!
— А-а! Дикий Рашка! — Альфред потянул руку на себя, но палец отозвался болью, да и рана от пореза снова заныла и кровоточила.
«Мою кровь постоянно пьешь, теперь и я твою попью!» — это было маленькое возмездие от Брагинского.
— Р-рашечка, мать твою, отпусти мой пальчик, — заскулил Джонс.
Склонился к нему, потянул за щеку и продолжил:
— Мне очень больно…
«Щекотно!» — Россия от прикосновения сильнее сжал челюсть.
— А-а-а! А-я-яй! Russia! Russia! А-я-яй! Fuck off!!! — Америка злился, но боялся остаться без пальца. — Если не отпустишь, то я укушу тебя за твой длинный нос! Не шучу! Правда-правда!
Но Брагинский вдруг настолько развеселился от самой сложившейся картины, что не получалось разжать челюсти.
— Так-так! — тогда Джонс осмелился на крайние меры: взобрался на колени Ивана и зажал тому нос, нет, не зубами, конечно, а свободной рукой.
Да, воздуха стало не хватать, на что Ал и рассчитывал, и Россия отпустил пленника.
Покусанный парень почувствовал свободу, и тут же отдернул руку, да так резко двинул ею и торсом, что соскользнул с колен русского.
— Ай! — схватился за белый шарф Брагинского, но тот размотался, и Альфред все равно упал на пол.
— Ха-ха! Америка у моих ног, — добрый Ваня легонько пинал несчастного под ребра, отбирая у него свой драгоценный шарф.
— Ах, я тебе сейчас ногу откушу! — ребячился Ал, хватая того за данную конечность, чтобы тот не пихал его больше.
— Сначала носки прогрызи, — Россия засомневался в его возможностях.
— Ха! Получи! — Джонс потянул за ногу, стаскивая с кресла на пол.
— Ах! — Ваня не ожидал, что больно шмякнется на пятую точку.
А хитрый америкашка стянул с него сапог, нырнул под стол и вынырнул с другой стороны так ловко, что развеселил окружающих.
— А их и прогрызать не надо, это уже кто-то сделал до меня! — передразнивал он русского.
Брагинский и забыл, что под сапогом прятал дырявый носок прямо на большом пальце. Кроме этого, сам носок был позорного для мужчин нежно-розового цвета.
— Тебе показалось! — Иванушка покраснел как рак и быстренько развернул носок дыркой вниз.
— Ха-ха! Ваня, теперь я знаю, что тебе дарить на ближайший праздник, — потешался Бонфуа, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться и не прогневать сурового друга.
— Всё, Рашка, готовься к тому, что тебя забросают носками на День рождение, — съязвил Кёркленд и закрыл глаза, представив себе Ивана в окружении самых разных носочков: в полоску, клеточку, с помпонами, а также с Hello Kitty, пандами, веселыми рожицами, подсолнухами и тому подобное.
«Блин! Если бы я так думал о Франции, то затошнило бы, но в случае с Россией это… — Артур даже представил смущенный смех этого парня и румянец на щеках. — Сука, как бы я его не мог терпеть, но он знает как умилить так, что… Эй!»
Его мысли прервал фонтанирующий кровью Франциск. Оказалось, что не только Англия представил себе эту картину, но и все остальные, судя по их сосредоточенной задумчивости на лицах.
— Ему бы подошли со снеговиками… — Людвиг уже что-то записывал в свой блокнот.
— Не-не, с подсолнухами, однозначно! — не согласился с ним Америка, стоя рядом и размахивая похищенным сапогом.
— В клубничку… — Япония тоже сделал заметку, но в телефоне. — А вообще, дырявый носок говорит о проблемах во внутренней политике.
— Шерстяные, смотрите на практичность, — Романо тоже внес свою лепту.
— Прекратите! — Россия был крайне смущен и поднялся с пола.
— Ах! — Франция до сих пор был умилен. — Кажется, я снова влюбился.
— Да ты всегда влюбляешь во всех подряд! — Кёркленд дал тому подзатыльник, а потом посмотрел на брата. — Не крути сапогом, а то зазвездишь кому-нибудь ненароком!
— Ещё как! — за него ответил Брагинский, который метнул трубой в американца и попал краном прямо в лоб. — Верни имущество!
Сапог же выскользнул из рук, полетел, разбил окно и исчез. Сам Альфред упал плашмя.
— Побежишь искать! — Ваня оказался сверху и потряс пострадавшего.
— И ставить новое окно, — добавил Людвиг.
— Зато с наименьшими потерями, — Англия раздобыл пузырь со льдом для брата. — Russia, слезь с него, мог и череп раскроить.
— Жаль, что не смог, — Брагинский до сих пор кипятился, поэтому Англия зря решил, что тот спокоен.
— Ладно-ладно, это же всего лишь сапог, — Кёркленд вытаскивал непутевого родственничка из-под опасности. — Он не стоит того.
Ваня надулся, но все же вернулся на свое место. И со злостью снял второй сапог. Дырка была только на одном носке — уже хорошо.
— Америка, очнись, ты нам должен, помнишь? Твои медики обязаны обследовать нас, — Арти приводил Америку в сознание.
— Д-да… да… сейчас… только звездочки исчезнут… — тот замахал руками перед собой.
— И не трогай Брагинского, он злой и обидчивый, — наставлял его старший братец.
— Прям как ты?
— Эй! Хочешь опять увидеть звезды? — пригрозил ему Арти и поставил руки в боки.
Америка рассмеялся и приподнялся, придерживая пузырь со льдом. Почесал им болезненную точку на лбу и отшутился:
— Вот дурак, прямо в «чакру» попал.
— И что же дальше? — Франция вдруг встал и оказался около России. — Пока Америка обзвонит своих ученых, нам придется набраться терпения и ждать тут.
Бонфуа по-прежнему находился под впечатлением горячих фантазий, поэтому ему хотелось быть ближе к объекту мечтаний.
Россия вдруг перестал дуться как ребенок и улыбнулся. Он был рад тому, что не надо лететь домой и можно провести это время в веселой компании.
«Ах, как он невинно улыбается!» — Бонфуа сильнее загорелся желанием.
Так как Россия сидел в кресле, француз развернул его и склонился, не опасаясь за свою жизнь. Англия заметил сие намерение своего вечного соперника и покрутил пальцем у виска так, чтобы герой-любовник увидел данное предостережение.
«Тебя я уж точно откачивать не буду!» — мысленно пригрозил Арти.
Иванушка хоть и дурачок, но мигом смекнул, что к чему и решил подыграть.
— Россия, расскажи, ведь ты умница, скажи, как эта болезнь проявляется? Говорят, на коже, — Бонфуа коснулся пальцем его шеи и оттянул шарф. — Давай осмотрим друг друга?
Брагинский, конечно, любой наглости ожидал, но не столь откровенной.
— Кажется, у тебя температура, — сказал Россия и внезапно дотронулся до лба блондина.
— Э-э? — Франциск сильнее покраснел.
— Температура — один из первых признаков заболевания! — подхватил Кику, просматривая странички Интернета по сибирской язве.
— Что ещё? — поинтересовался и Людвиг.
— Сердцебиение… головокружение… — необычайно бархатно заговорил Иван, да соблазняя того взглядом как питон кролика.
— Есть н-немного… — забеспокоился блондин, не в силах сопротивляться Брагинскому.
Его голос пьянил, а губы показались совсем рядом.
— Тело дрожит… слабеет… — продолжал Россия, завораживал. — Вот-вот, ещё чуть-чуть и…
Россия поцеловал лишь воздух, но тому было достаточно накала страстей.
«Симптомы» стремительно наросли так, что Франциск не выдержал: в глазах потемнело, и он без чувств оказался на полу. Зато с блаженным видом на лице.
— Ничего, и его разлюбишь… — вслух подумал Англия, подперев голову рукою.
— Так быстро? — испугался Япония, не зная истинной причины падения француза.
— Ну, Америка же изобрел новую инфекцию, — снова этот ребяческий тон Ивана.
Брагинский развернулся к Альфреду и незаметно для остальных подмигнул ему, хотя Артур все-таки отметил.
— Живой, но он горячий, — Германия взял на руки Франциска и уложил того на диван в углу помещения.
— О, что это у тебя? — довольно резко произнес Россия, отчего Людвиг передернулся.
— Что у меня?! — ужаснулся тот.
Любопытный Ваня указывал на красное пятно на руке немца.
— Какое-то высыпание, — Германия почесал покраснение на руке, затем подбородок и голову.
— О! И на шее то же самое, — Брагинский продолжал его осматривать. — Чешется?
— Высыпания должны покрыть всю кожу и слизистые оболочки, — уже читал Англия с ноутбука Японии, заглядывая тому в монитор. Тот как раз просматривал страницы на английских ресурсах.
— О боже… — Людвиг схватился за голову. — Если я выживу, то напомните мне о том, что Альфред будет главной звездой в моем порно-видео.
— Хех, а я куплю DVD, зарипаю и выставлю в Интернете, — позлорадствовал Иван.
— Кстати, забыл добавить, что ты тоже там будешь, — Германия вдруг вспомнил о рогатке и грозно посмотрел на хулигана.
— Все равно зарипаю и выставлю, ведь там я нагну Америку, не так ли? — Россия ещё больше обрадовался.
Причем Кику послышались «тентакли», а не последнее «не так ли». Задумался над сюжетом фильма. Да замыслил снять свой, но только нарисованный. Очередной такой хентайчик яойного содержания о противостоянии России и Америки. Только он растерялся вот над чем: взять времена Холодной войны или футуристический с Третьей Мировой? А потом на них нападут пришельцы-тентакли, от которых герои будут дружно отбиваться, а после победы помирятся. И в самом конце, по классике жанра, ещё раз…
— Что ты там пишешь? — Англия заглянул тому в блокнот, а там… всё по-японски.
— Сценарий для своего анимационного фильма, — в голосе Кику прозвучали мстительные нотки, а в глазах — сталь. Смотрел на главных виновников карантина.
— Дашь посмотреть? — тот как знал, что просил. — Могу помочь с английскими субтитрами.
— Кстати, раз затронул тему о видео-пиратстве, тебе не стыдно? — упрекнул Людвиг русского.
— Не-а. Если кино понравится, то я могу купить DVD, если нет — зачем тратить деньги?
— А качество пиратки тебя не коробит?
— Если сюжет хорош, то картинка меня не пугает.
Все покосились на Брагинского.
— Да ты сам кого хочешь напугаешь, — добавил Артур.
— Идите в баню, буржуи! Я рипал, рипаю и буду рипать! У меня не так много денег, чтобы каждый раз покупать DVD, и нет времени посещать кинозалы, — откровенно заговорил он, но все же смутился и опустил глаза.
— Ну, если ты носки себе купить не можешь… — вслух подумал немец.
— Хватит уже об этом! — сильнее покраснел Россия, всплеснув руками. — Теперь будете полвека мне об этом напоминать!
Их беседу нарушил смех Альфреда. Нет, он сдерживался, даже прикрывал рот ладонью, но эмоции слишком велики.
— Брагинский каков он есть! — Америка не мог понять причины своего внезапного хорошего настроения.
Но одно он знал точно: Россия его привлекает именно этим — немного иным взглядом на вещи. Никто не убедит этого упрямца в том, что видео-пиратство — воровство, а если и уверит, то ничего не изменится. Хотя с Россией и Китай солидарен…
— Чего хохочешь? — Иван вернулся к «любимому» собеседнику, который появился в поле зрения.
Ваня и забыл, что раннее вывел парня из строя краном.
— Нет-нет, просто…
«…ты такой странный, но удивительный…» — хотелось сказать, но не смог.
Если бы они остались наедине — другое дело.
«Интересно, я бы смутил его?» — задумался Америка.
Альфред поймал его взгляд, ох уж эти хитрющие глаза, явно что-то задумали, но Америке трудно предугадывать мысли Брагинского.
— Пока вакцина разрабатывается, нам придется ночевать здесь, — Россия вспомнил слова француза и рассмеялся. — Германия, как насчет обещанного фильма?
— Кхм! — раскраснелся Людвиг, пожалев, что так пошутил. — Я же сказал, что после всего этого кошмара.
— Так не интересно, а вдруг мы все умрем, хех…
— Россия! Не говори так! — возразил Япония. — И я не потерплю подобного безобразия на моих глазах!
Что-что, а жесткое гей-порно в реальности — это тебе не нарисованные «кавайные няшки».
— Да не кипятись так, я всего лишь подшучиваю над Америкой, — Брагинский терпеть не мог, когда портят его игру. — Но если тебе будет так тяжело, то сделай харакири.
— Невозможный! Знаешь, почему тебя многие ненавидят? Так вот… — рассердился Кику, желая высказать все, что накопилось.
— А мне наплевать, о чем думают другие! Главное, что вы мне все-таки нравитесь, — резко прервал его Россия, но тут же снова попытался спрятать зловредную дырку на носке. — Я и так знаю, какого вы мнения…
— Раз знаешь, неужели не задумывался над тем, что недостаток в тебе самом, а не только в окружающих? — парировал Япония, но непосредственность русского смущала его. К итальянскому простодушию он уже привык, а вот когда дело касается России, то тут японец готов открыто подкладывать гвозди в пирожки.
— Раньше я пытался измениться, но зачем это делать ради тех, кто все равно будет ненавидеть? Мне проще играть на ваших нервах и получать удовольствие.
— Немыслимая искренность! — удивился Артур.
Да, он вмешался в разговор, но это был крик души. Даже встал и прошелся, постукивая подошвами обуви.
— А зачем лицемерить? Ведь ты же меня ненавидишь, не так ли?
Япония опять ослышался и вернулся к своему сценарию, в котором жестоко мстил русскому. Тентаклями…
— Какая проницательность! — Кёркленд развернулся к нему и даже подошел. — Взаимно.
— А вот и нет, говори за себя, — тут Иванушка тепло улыбнулся и поймал его взгляд. — Для меня Англия — удивительная страна, и я не могу тебя ненавидеть.
Артура в жар бросило, даже уши покраснели. Он отвернулся от всех и демонстративно сложил руки на груди. Глаза лихорадочно забегали по сторонам.
Не знал, что и ответить.
— Всё, что ты делаешь — не в моем вкусе, — нахмурился Кёркленд и решил чистосердечно признаться. — Твой стиль, твой язык, твой менталитет… короче, ты мне просто не нравишься. Вот и всё. Можешь даже не стараться, я никогда тебя не приму. Ты хотел откровения? Вот оно. Для меня ты навеки — crazy Russia. Ты доволен?
Англия развернулся и недоверчиво посмотрел на ошарашенного Брагинского.
Иванушка попытался улыбнуться, но не стал себя обманывать. Словно стрелой пронзили. Тут не до улыбочек.
— Да, пожалуй, ты меня сердечно ранил. Но я не сдамся! — Брагинский был тверд и решителен.
— Ты станешь моим другом, во что бы то ни стало! — глаза Ивана засияли так, словно ему бросили вызов, и он принял его.
— Отстань, у меня нет друзей и не будет! — Кёркленду никто и никогда не говорил подобных слов.
Нет, ему предлагали дружбу, но не с таким же вызовом: не хочешь — заставим!
Стало не по себе. Сама мысль, что Россия хочет с ним дружить…
«От него мурашки по коже! Жуть! Да ни в жизни!» — аж сердце забилось сильнее, но не от страха, а волнения.
Захотелось исчезнуть с глаз долой.
Америка ревниво следил за их разговором. Ему нравилось наблюдать за безуспешными попытками Брагинского сойтись с европейскими странами.
— Чья «туфля»?! — подал голос Венециано, размахивая сапогом русского в одной руке, а в другой держал коробки с пиццей.
На голове же красовалась огромная шишка.
— Ну-ну, русский сапог не может просто так разбить окно и упасть на землю. Он обязательно должен прилететь кому-нибудь в черепушку, — отметил Кёркленд.
— Так, он вернулся и может ещё к тебе прилететь, — пригрозил ему Брагинский и прищурился, но затем оказался перед Италией.
Варгас, естественно, задрожал и потерял дар речи.
— Спасибо, малыш, это мой «валенок», — как бы дружелюбно Россия ни пытался заговорить с Венециано, тот все равно боялся.
— Н-н-н-на! — Венециано трясущейся рукой протянул сапог Ивану и опустил взгляд. — О!
Тут он перестал дрожать от изумления.
— Розовые? — обратил внимание на носки русского, один из которых вновь обнажил большой палец.
— Кто-нибудь, дайте ему иголку с ниткой, ради Бога! — Англия уже не мог смотреть на это безобразие.
— Иди сюда — пороть буду! — добрался до брата Романо.
Засучил рукава.
— Пиццу? — тот протянул коробку и открыл её. — Есть с салями, грибами, морепродуктами. Или тебе как обычно ту, где больше томатов?
— С-с… да, с томатами, — боевой дух Варгаса-старшего мигом покинул его.
Америка же продолжал шпионить за Брагинским. Италии вспомнили, что боятся русского и дальше шарахались от него, прятались за Германию. А Иван смущался от того, что никак не мог ни с кем подружиться. Вроде бы и все условия позволяли сблизиться с кем-то, но нет. Все сторонятся.
Джонс очень веселился, наблюдая за этим.
— Ничего, тебя тоже все ненавидят… — Брагинский появился рядом с ним.
Сказал так, словно от этого ему легче становилось.
— Да, но у нас разное положение, — парировал Америка. — Мне просто завидуют, потому что я лучший! Не так ли?
— Тентакли… тентакли… — Кику продолжал вымещать свою злость на бумаге. У него разгар боя в сюжете.
— Зато я единственный, кто без страха может послать тебя на хрен, даже если моя экономика окончательно развалится и мне нечем будет отбиваться, кроме как обрезком трубы, да и то немецкой, — вздохнул Ванечка и как-то загрустил.
Альфред чуть воздухом не подавился. Он-то думал, что сейчас начнет спорить о том, какие у них есть танки, самолеты, обсудить характеристику вооружения и тому подобное. А тут на хрен и обрезком трубы!
— Это было бы неожиданно и дико, но вполне в твоем духе, — Америка растянул губы в улыбке.
— Если хотите воевать — воюйте! Чего вы только препираетесь? — влез к ним Артур, но на самом деле он давно мечтал их натравить друг на друга.
— У Брагинского нет денег на войну, — отшутился Джонс.
— Иди в пень! Я уже зарекся, что не буду нападать первым, а то потом агрессором считают, — рассердился русский и несильно толкнул парня в плечо.
— Ну-ну, по твоей земле генерал Мороз разгуливает, это нечестно. Я не имею таких монстров у себя.
— Тогда у тебя есть около трех летних месяцев, чтобы с ним не встретиться, — подсказал ему Иванушка и усмехнулся.
Что-то тоска вновь вернулась в его сердце.
— Ты специально растянешь войну до зимы. Артур, кстати, ты всегда был сильной державой в военном положении, тогда почему ни разу не воевал с Россией всерьез один на один, а не в союзе с кем-то? — вдруг вспомнил Альфред.
— Не приходилось, — ответил Англия.
— Да ну? — прищурился младший. — Может, боялся?
— Бред, — фыркнул тот. — Я просто не придумал, как его можно уничтожить. И он постоянно воюет, уж больно level высокий. Его энергия подобна атомной, уж лучше наблюдать за ним со стороны и вставлять палки в колеса.
Вдруг в дверь постучали. Это пришли врачи, чтобы взять анализы и оказать всю необходимую помощь.
— А кто все эти люди? — Венециано только сейчас стал подозревать что-то неладное.
И с искренним изумлением уставился на медицинских работников, которых тут не должно быть.
— Италия! Ты самый последний балбес на этом белом свете! Не видишь — карантин у нас и у тебя в том числе! — Англия вводил в курс дела.
— А по поводу? Для гриппа рановато ещё, — тот явно не понимал всей опасности. — А ничего, если я в магазин заходил?
— Жираф ты марсианский, пока дойдет до тебя, с ума сойти можно, — чем больше Артур разговаривал с ним, тем сильнее хотелось домой.
Не хватало терпения объяснять очевидное. Ему уже не казалось, теперь он был уверен — мир полон дураков!
— Почему марсианский? — захлопал глазками Веня.
— У него шея длиннее… И вообще, отстань, уйди от меня, а то схлопочешь, — страдал Англия.
— Америка с Россией разбили колбу с сибирской язвой. Так что сиди и не рыпайся больше никуда, — вмешался Людвиг, утаскивая итальянца от греха подальше.
— А-а-а! Сибирская язва! — вот сейчас Варгас-младший всё понял и испугался, чем вызвал групповое «урони свое лицо на ладонь».
— Где? Где она? — Альфред, видимо, искал живое воплощение той самой язвы.
— Я не могу больше! Убейтесь и не возвращайтесь! — Артур был на грани истерики.
Кроме того, медработники принесли им спальные мешки, ведь отныне придется ночевать здесь. Заклеили окна и заколотили разбитое, чтобы больше не распространять инфекцию, и развели дезинфицирующий раствор. И самое главное — принесли ужин.
— Неужели нам придется спать здесь? — негодовал Кёркленд, ковыряя вилкой в тарелке.
Он все ещё не мог смириться с этим.
— Как вкусно пахнет… — очнулся Франция и тоже присоединился к трапезе.
— Спать в одном помещении с ним, — продолжал бурчать Англия, поглядев на ожившего франка. — И с ним…
Теперь его взгляд переместился на русского.
— И со мной! — обрадовался Америка, прижав к себе старшего братца прямо за столом. — Будет весело!
— Если ты меня сейчас же не отпустишь, проткну тебе глаз вилкой и ошпарю чаем, ненароком, — как бы между прочим пригрозил британец, тогда Альфред поумерил свой пыл и разжал объятия.
— Так-то лучше, умничка. Как же я вас всех ненавижу… — Англия продолжил свою откровенную песню.
— О! Америка, это твой волос? — спросил Россия, с изумлением вытягивая вилкой светлую волосинку из своей тарелки.
Артур побледнел — замутило. Встав из-за стола, хотел подойти к окну, но оно было запечатано.
— Смотрите, инфекция дает интоксикацию, его теперь тошнит! — заметил Япония.
— Боже мой, — засуетились остальные.
— Забирай свое добро, — а Брагинский возвращал волос Джонсу, но только в его тарелку.
— Можешь себе оставить, я не жадный! — запротестовал Америка, пряча свое блюдо от грозной вилки с волосом.
— Брагинский, твою мать! — Германия стукнул кулаком по столу так, что посуда загромыхала. — Отстань от него!
— В прошлый раз, когда я к нему приходил, мне попался кусок жареной ваты, пропитанный маслом, — возмутился Россия.
Теперь затошнило и остальных, а Артура и вовсе вырвало. А медики сильно забеспокоились потере аппетита подопечных.

Глава 2.
Ночь приближалась. Все заложники карантина достали спальные мешки и неторопливо готовились ко сну. Стол, за которым проходили переговоры, и кресла отодвинули в угол, чтобы не мешали ходить.
— Так, кто будет храпеть, пердеть, громко кашлять и разговаривать, тот познает мой гнев, — предупредил Кёркленд и пригрозил кулаком.
Он уже почистил зубы и подходил к своему мешку.
— А можно любовью заниматься? — нарисовался Франция, подмигивая и улыбаясь.
Не ему ли издеваться над брюзгой?
— Нет, дрочить тоже нельзя! — тут же запретил Артур и стукнул франка по голове тем самым обещанным кулаком.
Честно, ему было невероятно стыдно за соседа перед остальными. Как бы Бонфуа его не раздражал, но эту «любовь» с самого детства не вычеркнуть из сердца. Когда Франция тупил, вел себя развратней, чем обычно, лез на рожон и прочее-прочее, то Артур на самом деле стыдился за него так яро, что хотелось провалиться сквозь землю.
«Дурак! Ненавижу-ненавижу-ненавижу…» - завелась Бурчалка.
— А можно хрустеть суставами? — теперь и Россия донимал: взял да щелкнул пальцами назло.
— Тем более...
— А чужими?
— Нет, Раша! Ни суставами, ни костями и убери свою трубу!
— Дай потрогать тебя, — Иван решил добить его окончательно.
— Но не краном же!
— Рукой, да? — русский нарочно коснулся его головы.
— Нет, не так! — растерялся брит, ибо злейший враг вдруг оказался рядом.
— А как?
— Никак! Отстань от меня, все — отстаньте, — Кёркленд отпрыгнул от него и пригладил растрепанную шевелюру.
Хотя она вечно такая, чтобы он ни делал. И вообще, волосы — это больная тема: не наградил его Господь густой и послушной копной, зато с бровями как раз наоборот...
Ладно-ладно! История с бровями так же относится к категории «лучше не напоминать»!
— Какой ты беспокойный, так или иначе будут храпеть, кашлять, шептаться, скрипеть суставами и дрочить, — рассмеялся Брагинский и уклонился от подушки, которая полетела в его сторону.
Её запустил Англия, но, естественно, не свою, а французскую.
— Хр… хр… — раздалось чье-то сопение.
На полу они обнаружили спящего Венециано, который извлекал всевозможные звуки из своих уст.
— Меня ждет бессонная ночь, — расстроился Артур, представив тот хор, когда все заснут, а он — нет.
— На! — Россия подошел к нему и что-то протянул.
— А? — у Кёркленда в руках оказалось устройство, в котором он распознал плеер.
— Думаю, это тебя немного отвлечет и успокоит, — вдруг заботливо заговорил Россия, отчего британец почувствовал себя неловко. Не доверял он ему, но… эта улыбка такая дружелюбная.
— Хорошо, сейчас послушаю, что у тебя там за репертуар, наверняка отстой какой-нибудь, — задрал нос Англия, затем надел наушники и включил «PLAY».
«А Ленин всех послал на Первомай!!!» — заиграло с середины трека на всю громкость.
Артур вздрогнул от неожиданности и замер.
— Ой, прости, убавь звук, — виновато произнес Ваня и зачем-то вытащил наушники. — Ты как?
— Что? — подозрительно спокойно отозвался англичанин.
— Тебе не слишком было громко?!
— Ничего не слышу, урод, ты нарочно западло устроил! — догадался Артур и вернул плеер обманщику. — Я спать, делайте что хотите…
«Зато шум тебя не потревожит, как ты и хотел, да?» — нацарапал на листочке Иван.
— Спасибо, теперь я слышу только жуткий звон в ушах и имя Ленина, — обиделся британец, развернулся и умостился в спальник.
Всё. Спрятался. Полагал, что надежно.
Остальные бодрствующие с ужасом посмотрели на музыкальное оружие в руках Вани.
— Кого ещё шум беспокоит, а? — поинтересовался Россия и беззаботно повертел наушниками.
— Не-не-не! — засуетились остальные и, раздевшись, тоже попрятались в мешках.
Америка же из спального укрытия наблюдал, как Россия неторопливо раздевался. Одежда Ивана, словно некая монашеская ряса, скрывала его стройное красивое тело. Альфред так редко видел русского полуголым (пляжный отдых, если только), что аж залюбовался. Это тебе не Франция в стрингах!
«Нифига! Тебе бы в немецком порно сниматься! — к счастью, американец подумал только про себя, а не громко вслух, как обычно он это делал. — Ну, или в моем боевичке каком-нибудь…»
Вдруг заскромничал.
На Иване же остались только трусы да шарф, после чего русский залез в спальник.
Тут Джонс вспомнил кое-что важное, о чем хотел поговорить, поэтому подполз к нему, передвигаясь вместе с мешком.
— Эй, Россия… — шепотом заговорил Америка.
— О нет, только не ты, — Ваня вдруг вылез, достал свой плеер и забрался обратно, не желая слушать американца.
— Хм, — но Альфред не собирался так просто сдаваться.
Россия сначала ждал от него каких-либо действий, но ничего не происходило, а сон одолевал его. Музыка из наушников растворялась, а перед глазами возникали какие-то образы…
— Russia… — услышал он свое имя так, как его чаще называют иностранцы. Даже мурашки пробежали по коже от рычаще-шипящих звуков.
— Эй, «Раша», ты спишь? — дурацкий вопрос.
Брагинский открыл глаза и в изумлении обнаружил у себя в спальнике Альфреда. Наглый мальчуган держал в руках наушники от плеера.
Америка чуть взволновался, когда на лице противника отразилась злоба. Джонс понял, что это была плохая идея — так бесстыдно потревожить русского.
Брагинский грубо схватил вторженца за плечи.
— Подожди! — довольно резко потребовал Америка, отчего Ваня замер.
— Как ты проник сюда? — всё же спросил Брагинский, ведь здесь и одному тесно, а тут ещё этот американский бугай протиснулся.
— Расстегнул, залез, застегнул, — лаконично пояснил тот.
— Ну ты и осьминог! Я даже ничего не почувствовал, - поразился Россия, теперь уже не американцу, а самому себе.
— Я сам удивляюсь: и минуты не прошло, а ты уже спал, как убитый. Даже решил, что притворился. Если не прогнал сразу, значит и не против.
— Нет, против! Выметайся, — выгонял его Иван.
Альфред снова изобразил эти щенячьи глазки, которыми и Кёркленда умилить можно.
— Почему гонишь меня? — умолял его Америка. — Давай поговорим?
— Ты мне противен, — честно ответил бессердечный Брагинский.
— Черт, как контрольный в голову, — раздосадовался Америка, но не отступил — сделался ещё умильнее. — Что, совсем противный? Посмотри в мои честные глаза и повтори.
— Да, противный… — не поддавался тот.
— Совсем-совсем?
— Совсем-совсем пра-а-ативный, — шутливо протянул Россия.
Америка не выдержал и расхохотался во весь голос.
— Альфред, придурок! — проснулся злостный британец. — Заткни свой хлебальник! Я с таким трудом заснул, урод!
Тут уже разразился смехом Иван, а Джонс испугался, что их обнаружат в одном спальнике, и поспешил закрыть тому рот ладонью.
— Тише-тише, ведь никто не знает, что я тут с тобой, — в этом Джонс был уверен.
Отнял руку от его лица.
— Ладно-ладно, теперь так же незаметно топай отсюда, — подгонял Брагинский.
— А вот и нет! Я… я тут уже пригрелся, — Альфред нарочно отвернулся и прижался спиной к нему. — Буду спать здесь, пока не пожелаешь поговорить со мной.
Россия чуть опешил от неслыханной наглости. Что делать? Удушить шарфом? Да ещё и прижался головой к подбородку. Иван сглотнул — смутился. Задумал выбраться и захватить спальник Америки, но застежка со стороны Джонса. Сам американец, конечно же, притворялся. Ждал. Ведь знал, что Брагинский так просто этого не оставит.
Немного страшно.
Холодная рука России легла на горло незваного гостя, чуть сдавила.
— Ах… — Джонс не ожидал, что русский осмелится на это, но…
Пока решил не отвечать.
Почему? Сердце заколотилось, а в крови — огонь. Как прыжок с парашютом.
— А? — Россия заметил, как Альфред затрепетал.
Нет, Брагинский знал, что Америку нельзя просто так схватить и удушить. Но…
Сжал сильнее, а свободной рукой взялся за подбородок и запрокинул тому голову.
— Нравится противостояние, да? — шептал Иван, а сам заволновался.
Обычно, если они пакостили друг другу, то делали это исподтишка, практически безмолвно. А вот так, напрямую, интересно, конечно, но рискованно.
— Ты мне ничего не сделаешь, — заулыбался Ал.
— Неужели?
Руки Ивана вдруг соскользнули с шеи и задержались на боках.
— Ой, нет, подожди! — Альфред понял его намерения. — Russia!!!
— Защекочу до смерти, — беспощадный приговор огласил Иван, а пальцы вонзились под ребра.
— А! No-o-o! А-ха-ха-ха! — истерический гогот оглушил всех в радиусе звукопроницаемости. — Ах, боже, нет! Остановите его! Прекрати! I’m sorry! Please! Russia-a-a!
Но Россия продолжал безжалостно мять его бока пальцами.
— Нет, пожалуйста! — Америка отбивался, хотел выбраться, но Россия обнял одной рукой.
Путь к отступлению перекрыт — Джонс в его власти.
— Теперь — казнь, — играл Брагинский и залез рукой подмышку.
— Нет-нет! Только не туда! Умоляю, не туда!
— Сам напросился!
— Ах, нет, мне больно! — Альфред зарыдал от муки. — Умоляю, прекрати! Я умру! Кончай уже! Кончай!
Россия наслаждался страданиями американца, когда внезапно вспомнил о тех, кто проснулся на этот вопль.
«Странно, что к нам ничего не прилетело!» — Иван убрал руки от Джонса и насторожился.
Но тому до сих пор казалось, что его мучают.
— Кончай уже… кончай… — успокаивался и вытирал слезы.
— Да, всё-всё, не видишь, что ли?
Америка переводил дух, но вдруг с ужасом вспомнил о спящих товарищах.
— Как думаешь, мы им не помешали? — забеспокоился Ал да вновь крепко прислонился к русскому. Его тоже напрягла подозрительная тишина.
— Ну, мы хотели вам помешать, но теперь всё закончилось и можно спать, — раздался облегченный голос Германии.
— Америка, я и так тебя ненавидел, но теперь ты упал в моих глазах ещё ниже… — разочаровался Англия.
— Продолжайте, я не закончил! — взмолился Франция.
— Твою мать!!! — шарахнулись остальные бодрствующие.
Если бы не Франциск, то Джонс и Иван так бы и не догадались, в каком грехе их обвиняют.
— Это не то, что вы подумали!!! — воскликнули упрекаемые в разврате.
И, перегоняя друг друга, выскочили из спальника.
— Поздно, я уже представил! — парировал Бонфуа и присмотрелся к остальным сквозь темноту. — Все вообразили и оправданий не приемлем!
— Сейчас пролью свет на это гнусное недоразумение! — Америка в сию же секунду преобразился в ходячий пафос.
Россия решил не мешать. Альфред стал слишком ярким и недоступным.
- Вот и порно-сказания на ночь глядя… - пробурчал Варгас-старший, не желая кого-либо слушать, тем более этого крикуна
— На самом деле… — начал Америка и задумался над определением того, чем они занимались. — Russia щекотал меня, а я кричал и сопротивлялся! Ха-ха!
Россия самого себя ударил по лицу — речь Альфреда прозвучала настолько красноречиво, что не верилось ни единому слову!
— Ага, он тебя щекотал, а ты ему — ах, кончай, мне больно, — передразнивал брата Кёркленд. — Только не туда, умоляю, кончай…
— Да-да! Именно так! — закивал наивный американец. — Я прокрался к нему, а он как давай меня щекотать! До умопомрачения щекотал и щекотал!
— Ага, «щекотал» — здесь главное кодовое слово-цензура, — не поверил и Франциск.
Ваня сильнее устыдился, прокручивая в голове былые вопли Альфреда и оценивая их по Фрейду.
«Бесполезно, нам не поверят…» — смирился Иван.
Кто-то включил свет. И тут Россия к своему ужасу увидел голую задницу Америки.
Ал стоял так: руки в боки, грудь вперед, зад — назад.
Брагинский аж вспотел и с дрожью посмотрел на себя. Слава Богу, трусы на месте.
Но наготу Джонса, естественно, узрел не только он. Ваня стоял позади Альфреда, остальные спереди, и им представился вид куда более интересный.
— Ты думаешь, мы тебе взяли и поверили? — Кёркленд хоть и обжег свои глаза, но сделал вид, что всё хорошо.
— Да, а что тут невероятного? — искренне недоумевал оратор и склонил голову набок.
— Тогда ответь мне на один вопрос, — продолжил брит, ехидно усмехнулся и указал пальцем на младшенького. — Почему король голый?
— Какой король? Где?! — тот осмотрелся по сторонам.
— Аргх! Шутку испортил! — рассердился на него Англия. — На себя посмотри! Где твои трусы?
— Италия номер два, — Германия спокойнее остальных отнесся к наготе парня.
Привык к подобному.
Альфред посмотрел на себя и изумился не меньше остальных. Но тут же нашелся:
— Я всегда сплю голым! — стучал он себя по груди.
— С Россией?!!
— Не-не, с ним впервые.
Стало понятно, что с ним бесполезно разговаривать, поэтому страны вопрошающе посмотрели на Ивана.
А что Ваня? Обомлел от стыда и несправедливости судьбы. Знал, что ему не поверят и только посмеются. Он готов был претерпеть и второй дырявый носок. И даже больше — вонючий, недельной давности, но не это.
— Чего молчишь? — Альфред оглянулся и ждал слов поддержки. — Вообще-то это ты виноват! Щекотал, а теперь нас обвиняют в мужеложстве.
— Заткнись! — в руке России появился обрезок трубы.
Один удар, и Альфред спит.
— Я не виноват — он сам пришел! — сморозил Ваня.
Растерян. Слишком много глаз его ненавидят и им, скорее всего, плевать — правду он скажет или соврет.
— А теперь — спать! — Брагинский грозно посмотрел на любопытствующих, отчего те мигом скрылись в спальниках, пока русский не применил снотворное.
Россия осмотрелся. Тишина воцарилась. Только тогда ему полегчало.
Расстегнул спальный мешок, откинул угол и обнаружил внутри плеер и… трусы расцветки американского флага! Рассердился и закрыл находку.
— Свет! — Франция осмелился на глас, указывая на потолок. — Россия, раз ещё не лёг — выключи свет, пожалуйста!
Ваня вздохнул и исполнил просьбу. Ярость растворилась. Глаза не сразу привыкли к темноте, поэтому на ощупь продвигался к своему месту.
«Я эти трусы надену ему на голову!» — думал он, падая коленями на свой спальник.
Склонился да как ударился лбом обо что-то, чего здесь не должно быть.
— А-я-яй… — прозвучал голос Америки!
Россия принялся лихорадочно искать упавший кран. Не ожидал, что Ал очнется так быстро!
Но его правую руку перехватил Джонс.
— Подожди, не дерись, пожалуйста…
Америка произнес волшебное слово, и Ваня замер.
— Прости, я видимо потерял их, когда выбирался из мешка.
— Забирай и уходи, — ответил Иван.
— Не подумай ничего, я не приходил к тебе голым, прости, что так получилось.
Россия почувствовал, что Альфред крепче сжал его руку.
— Вон, голопопик! — довольно громко и ясно сказал Россия, рывком высвободив руку из плена.
— Вот-вот, и я так же с Франциском: гонишь его, голожопого, гонишь, а он всё о розах и любви, — Кёркленд посочувствовал русскому.
— Нет-нет, это вышло случайно! — Альфреду не понравилось сравнение.
— Оденься и не смущай народ русский! — теперь голос подал немец.
— Хорошо, только дайте мне для начала у этого народа отвоевать свои труселя! — возмутился тот.
— На! На! Забирай и скройся! — Россия уже сам всучил ему то, чего сам брать не хотел, но только лишь бы Америка исчез.
— Спасибо!
— Сгинь, нечистая сила!
— Где-где? Мне страшно! — Америка подскочил и спрятался за Россию. — Прогони!
Осечка — Ваня забыл, что тот до ужаса боится бесовщины.
— Можно я с тобой спать буду?
— Нет! Я сейчас Задорнова призову!
— Кто это? Демон? — Джонс сильнее испугался и прильнул к спине несчастного русского.
— Да! — в сердцах воскликнул Брагинский. — Если ты сейчас же не натянешь штаны и не отправишься в свой мешок, то явится призрак и будет всю ночь рассказывать нам сказки о тебе!
Тут уже Кёркленд не сдержался и захохотал в голос, так как был в теме Задорнова.
— Призови-призови! Я с удовольствием послушаю об Америке!
— А-а-а! Что я ему сделал? Почему я ничего не знаю о нем? И что он знает обо мне? Судя по фамилии — это русский демон! — Америка искренне верил им.
— Да-да! Поэтому успокойся, — вмешался Германия, так как понял, что Брагинский и Кёркленд вновь решили запугать мальчишку. — Если он и возникнет, то будет говорить только по-русски.
— А что он скажет? Что?! — но тот не унимался.
— Правду! — вместе признались Россия с Англией.
— Какую?
— Суровую, — продолжил Иван, так как Кёркленд уже не мог поддерживать беседу.
Плакал от смеха. Хотя уже все заулыбались.
— Какую?! — Америка был на грани срыва, он развернул Россию к себе и требовал правды.
— Ребята, престаньте его дразнить! — Людвиг вновь защищал Джонса. — Альфред, не слушай их, они просто издевается над тобой! Задорнов — это русский сатирик-маразматик-патриот. Так что — марш к себе и не думай об этом.
— Маразматик? — Россию зацепило то, как отозвались о представителе его народа. — Зато в одном он не врет!
— И в чем же? — недоверчиво поинтересовался немец.
— В самом главном! — живо ответил Ваня и указал пальцем на Америку.
Британец так сильно оценил «троллинг» Брагинского, что готов был расцеловать того, несмотря на органическую непереносимость друг друга.
Кёркленд просто упивался искренним недоумением брата и ясным согласием немца с русским по поводу «самого главного».
— Ах, я умру сегодня ночью! Умру, Брагинский, сукин ты сын, нельзя же так с ходу изнасиловать Америку, а после незаметно для него обозвать тупицей! А-ха-ха! — не унимался Англия.
Альфреду так омерзительно стало от его слов. Ну не понимал он их шуток и что с того?
Обиделся.
Натянул трусы и молча уполз в мешок.
— Слава Богу, мир и покой, — обрадовался Брагинский и, расправив спальник, лег в него.
Англия тоже успокаивался и хотел поскорее заснуть, пока никто не мешает.
Джонс же сон потерял. Обида душила. И голова разболелась — два раза получил краном, как-никак, а потом ещё лоб в лоб с Брагинским. Его не столько задела выходка Ивана, сколько резкость и злоба Англии.
Голова сильнее разболелась.
— Ах… — обхватил ее.
Тут ему померещилось, как под столом шевельнулось что-то черное. Это была игра света и тени, но впечатлительный юноша сразу вспомнил страшные истории России и Англии.
Жутко.
И теперь, чем больше всматривался в темноту, тем сильнее боялся. Она всегда пугала, так как воображение играло с ним злую шутку, рисуя чудовищ.
— Нет… — он зажмурился и заплакал, как ребенок.
От страха и обид.
Россия сквозь сон услышал, как кто-то хнычет. Прислушался. Так и есть, плакса — Америка.
Ваня смутился, так как проснулась совесть: «Это ты его до слез довел!»
«И что?» — в последнее время он так и отвечал своему внутреннему судье, но сейчас этот справедливый голос был особенно строг.
Защемило в груди.
Тогда Иван посмотрел на Америку: тот лежал к нему спиной и дрожал. Ваня неслышно подкрался. Замялся, так как не знал, что и делать. Окликнуть его или…
Америку же в это время одолевали воображаемые монстры.
«Ничего же не произойдет, если…» — Иван робко коснулся его спины и…
Душераздирающий крик раздался по всему административному зданию.
Россия оглох первым. Англия чуть не получил инсульт и инфаркт одновременно. Франция и Германия просто перепугались. Япония очертил мелом себя и спальный мешок кругом. Италия закричал и чуть не уписался. А мог бы.
Канада включил свет и ошеломленно посмотрел на своего беспокойного брата. Тот уже изображал Человека-Паука в самом дальнем углу конференц-зала под потолком.
— Брагинский, сбей его, — вдруг попросил Англия, но Ваня как лежал на полу, так и не сдвинулся.
— Тогда я сам, — Арти подхватил кран русского и метнул его в перепуганного брата.
— П-подожди! — тот мигом ожил: поймал трубу обеими руками.
И упал на пол.
— Еще раз — и в глаз, — хладнокровно пригрозил британец и выключил свет.
Опустилась тьма. Живая. Кишащая иллюзиями.
— Артур, я с тобой спать буду! — несмотря на строгость старшего брата, Альфред высказался.
Да еще и набросился на того марш-броском, придавив к полу.
— Альфред! Ты задрал уже!!! — зарычал на него Англия и отбивался как мог руками и ногами, но тот был сильнее.
— Пожалуйста-пожалуйста! — умолял его Ал и не отпускал. — Я же люблю старшего братика!
— Иди к Франциску, он примет тебя с распростертыми объятиями, — переадресовал его Арти, смирившись с пленом.
— Да! — откликнулся тот, вынырнув из мешка наполовину. — Я буду разгонять тьму светом лица своего!
— Э-э… — Альфред как-то сразу передумал, слез с брита и перевел взгляд на Германию.
Смотрел вопрошающе-умоляюще:
— Я так боюсь темноты…
Германия вдруг с непоколебимым видом расстегнул спальник и…
Нет, не обрадовал американца гостеприимством — с ним уже лежал Венециано.
— Ве? — возмутился Италия и застегнулся обратно, мол, дует же.
— Ах, занято, — разочаровался Джонс и посмотрел на Японию.
Тот сидел в позе лотоса на спальнике, обклеенный бумагой с печатями и катаной перед собой.
— Сломаешь хоть одну — сразишься со мною, — серьезно заговорил тот. — Тут духи летают.
— М-да, не только Америке и Англии всегда что-то мерещится, — Бонфуа и японцу поставил соответствующий диагноз.
Снова блуждающий взгляд американца — Романо!
- Даже не смотри в мою сторону! — сразу отозвался тот и отвернулся.
— R-Russia… — Джонс пополз к Ивану. Он — его последняя надежда.
— Не буди, он уже спит, не видишь что ли? — Людвиг попытался остановить докучливого американца.
Брагинский и вправду отключился после пребывания в эпицентре «звукобомбы».
— Отлично, тогда я сделаю это незаметно, — коварство отразилось на лице янки.
Но как только он коснулся застежки, Иван сдвинул брови, поймал Альфреда за руку и мигом перекинул через себя.
Америка оказался на своем же спальнике.
— Уймись! — Россия разъяренно засунул опешившего Джонса в мешок, застегнул и быстренько связал штанами, пиджаками и плащом, которые лежали поблизости, а в рот затолкал кляп из носков, собранных со всей Большой Восьмерки.
Когда убедился, что запеленал его хорошо, успокоился и продолжил:
— Всё! Теперь закрывай глазки и спи.
Америка и не предполагал, что окажется связан. Не успел что-либо предпринять, как уже пленили.
— У-уф… уф! — попытался вытащить руки.
Никак.
— Прибью к полу, если будешь много шуршать, — пригрозил Брагинский и, подхватив свой мешок, пошел искать другое место для ночлега.
— У-уф! Умф! У-у! — Джонс хотел что-то сказать, привлекал к себе внимание и извивался.
— Что такое? — отозвался Ваня и обернулся.
Америка разозлился и забился сильнее, показывая всю свою ярость.
— Фу-у-у-р-р-р! У-фу! Фу-р-р-р! — угрожал, что ли?
— Да ты что! И что ты мне сделаешь?
— Russia, не разговаривай с гусеницей, а то она возбуждается и шумит, — попросил его Англия. — И вообще — отойди от неё!
— Тогда я её под стол брошу, — Россия схватил мешок с Джонсом да потащил в самое темное место зала. — Там его не видно и не очень-то слышно.
Альфред взвыл.
«Нет! Здесь же страшно!» — хотел донести невольник.
— Отдыхай, — Ванечка закатил его под стол, привязал к ножке мебели, чтобы не выполз, и бросил там одного.
«Нет! Вернись! Я буду тихим, но вернись!» — Джонс заплакал, когда шаги Ивана стали удаляться, и воцарилась тишина.
Но мрак сгущался и пугал Америку так сильно, что затошнило. Закашлялся и выплюнул кляп.
«Нет, я сильный, я справлюсь…» — уверял он себя, но стал задыхаться.
Тьма давила на него так же, как стены на больного клаустрофобией.
— Россия, этот парень взаправду боится темноты, — теперь Франция подкатил к Ивану.
— Я знаю, — довольно раздраженно отозвался тот и отвернулся от него.
Спать хочется, а тут…
— Нет, не знаешь. Есть страх естественный, допустим, когда тебе враг палкой угрожает, а бывает еще болезненный, ненормальный, — Бонфуа взял на себя роль совести.
— И?
— Знаешь, многие дамы боятся пауков. До умопомрачения. Если этих дев бросить в гигантский террариум, то их сердца могут разорваться от непостижимого ужаса перед этими маленькими созданиями с восьмью лапками, - француз даже пояснял «в женщинах».
— И они умрут? — задумался Иван и посмотрел в сторону Джонса.
— Да, — Бонфуа улыбнулся, но не тому, что радовался бы смерти вымышленных барышень, а тому, что заметил, как русский поддается его влиянию.
— Ну и слава Богу, — но Россия был не прошибаем.
— Э-э? — удивился француз и вдруг нахмурился. — Или же они могут тронуться умом, — теперь упрекал.
— Да что случится с Америкой? — Ваня не верил и развернулся к прилипале. — Он просто избалованный мальчишка. Мало пороли в детстве.
— Не спорю, бичевать полезно, но и без пряников нельзя, не так ли? — вновь заулыбался этот милый французик.
— Что предлагаешь?
— Полагаюсь, что сердце подскажет тебе, я-то знаю, что оно не такое темное, как думают многие, я прав? — сказал Франциск, чем сильно зацепил Ивана за живое.
Как по струнам души прошелся и извлек нужные ноты.
Бонфуа всё сказал, что хотел и отодвинулся на место, а у Брагинского сон как рукой сняло.
— Сердце свое я закопал в парке под дубом: времена не те, чтобы им пользоваться, — проворчал он.
— Ваня с сердцем мне нравился куда больше, — ответил Франция и показал язык.
А свет от окон позволил это увидеть.
— Хм, — насупился Россия и прислушался к звукам из-под стола.
Всхлипы.
— Ах, Франция! — возмутился Брагинский и зажмурился. — Зараза…
— Хо-хо, да, я тот ещё шалунишка, — Бонфуа понял, что сделал.
Но затем его ребячество сменилось на полную серьезность:
— Спаси Альфреда из ада тьмы и согрей теплом своего сердца.
— У меня сейчас язва откроется, — раздался голос Кёркленда из темноты.
— Цыц, закройся, — француз ударил кулаком по полу.
Брагинский тяжело вздохнул.
— Это твой крест — иди, — Франция благословил русского и похлопал по плечу.
Тот молча кивнул да пошел мириться с Америкой.
— Виносос, делись секретом, как ты так просто им манипулируешь? — позавидовал ему Англия, даже подполз ближе. — Ты как медом намазан — Россия постоянно крутится возле тебя. Скажи, чем привлекаешь?
— Ха-ха, — кокетливо ответил Бонфуа. — Любовью и лаской, сэр Кёркленд. А ещё — сиянием!
Артур зашипел, как вампир, который обжегся светом, и исчез во мраке.
— Вот-вот, другой нечистой силы, кроме него, здесь и не пахнет, — отметил Франциск, прогнав врага с глаз долой.

***

Америке казалось, что погружается в бездонное море, в толще которого невозможно вдохнуть. Полная беспомощность.
Но тут кто-то схватил его за ноги и вытащил из-под стола на лунный свет. Россия до конца не верил, что взрослый человек может так сильно бояться темноты, пока не увидел лицо Альфреда. На парня словно напали тысячи змей! Ну, или же его пытался изнасиловать носорог.
Джонс не кричал на предателя в возмущении, не проклинал, напротив, безумно обрадовался освобождению. Хотел что-то сказать, но зуб на зуб не попадал, а глаза заплыли от слез.
Он до сих пор задыхался, как рыба на воздухе.
Ивана поразила такая картина. Не думал, не гадал, что так выйдет. Молча развязал юношу, чтобы тот смог сделать вдох. Да уж, постарался его вязать.
— Дурак… — Джонс в слезы, бил изверга.
Хотелось, чтобы хоть кто-то был рядом. Даже лица не спрятал в ладонях — вдруг все исчезнут?
Иван устыдился — не собирался доходить до такого.
— Прости, — обнял Джонса одной рукой и прижал к плечу. — Прости, ради Бога, не верил.
Альфред слегка ударился губами об его костяшку — ключицу, но… как же тепло рядом с живым человеком. Об утешении и ласке он и не мечтал, поэтому принял их, как глоток свежего воздуха — обнял крепко-крепко и не отпускал.
— Когда я сплю один, мне нужен свет или кто-то… — Америка шепотом открыл ему один из самых больших секретов. — Поэтому я часто приглашаю гостей или у меня ночует пришелец Тони. Он играет всю ночь в приставку или смотрит телевизор. Только тогда я засыпаю. А одному… страшно…
Брагинский вспомнил, как Америка отчаянно просился ко всем под бок, а его отфутболивали, а потом и вовсе изолировали.
— Я не знал, прости, Альфред, — Ваня знал, что не стоит мерить людей по себе, ведь ты — не эталон. Но как часто он это забывает.
Иванушка робко обнял его и второй рукой да затрепетал от близости.
Джонс успокаивался и слушал, как сильно стучит сердце русского. Тук-тук! И еще чаще: тук-тук-тук! А если закрыть глаза, то чувство, словно плывешь в лодке по волнам. Тьма под ней и вокруг, но вдвоём не страшно. Да, ему впервые с Россией было спокойно и безопасно.
И тепло…
Тепло, несмотря на то, что сам Иван отчего-то дрожал.
«Вот оно как! А я и не подозревал, что он такой…» - Джонс улыбался своим мыслям.
И поинтересовался:
— Почему вернулся?
— Кое-кто напомнил про мою коробочку…
— Э-э?
— В спальник не пущу, а вот рядышком — пожалуйста, — Брагинский отстранился от Альфреда и скромно улыбнулся.
— Так что же в коробочке? — не угомонялся тот.
— Секрет, — Иван встал и указал на свое место. — Так ты со мной или здесь остаешься?
— Да-да, уже бегу, — подскочил Джонс, но тут же упал на четвереньки.
Руки и ноги дрожали. Особенно коленки.
— Давай лапу, — Ваня помог ему.
Когда вернулись, то обнаружили Францию умирающего от носового кровотечения.
— Тебя Англия стукнул или воображение разыгралось? — предположил Россия.
— Ах, любовь моя, — он был опьянен страстями. — Изменяешь…
— Так сам же налево отправил или нет? — шутливо возмутился русский и лег, устроив Америку рядом с собой, как и обещал.
У того — счастья через край. Хоть и в разных мешках, но можно обнимать. Наверное…
Разговора об этом не было, но русский вроде бы не ругался. Значит — можно!
— А мне с вами? — напрашивался и Франциск.
Подползал.
— Нет! — отказали ему единогласно.
— Но почему? — тот искренне огорчился и остановился.
— Потому что ты ведешь себя как инкуб, — откровенно ответил Иван, а из темноты послышался сдавленный смех Англии.
— Я не буду приставать, — пообещал Франция, невинно хлопая глазками.
И зашуршал — подбирался.
— Инкубам не верю, — упрямился Россия.
— Вон еще один ползёт, — Альфред разглядел своего старшего брата, который где-то неподалеку перемешался.
— Сколько тут вас развелось? — вздохнул Брагинский.
— Я не к вам, придурки, — Кёркленд просто мимо проходил.
На деле он решил спрятаться под тот самый злосчастный стол переговоров. А что? Темно и никто не мешает. Безупречное место для сна. А во тьме он как рыба в воде.
— Артур, там же бабайки! — Джонс аж приподнялся.
— Что ты! Здесь я как дома, — прошипел сэр Кёркленд, скрываясь во мраке.
— Он вампир, а не инкуб, — пришел к заключению Америка, тоже вздохнул и лег.
— В точку! Постоянно же кровь пьет, — согласился Бонфуа. — И шипит на всех.
Пока ребята воображали себе Англию-вампира, Франция уже разместился под боком у Брагинского.
—Э-э? — Ваня заробел и заерзал. — Вы прижали меня с двух сторон.
— Спи-спи… — приговаривал француз.
Его глаза были столь дружелюбны, что и прогонять жаль.
Наступил долгожданный мир, и Германия облегченно вздохнул. Вот глядел на это трио с Россией в центре и почему-то вспоминал… щенков. Когда он разводил собак, то кутята отдельно от матери всё время прижимались друг к дружке в поисках тепла. Если их было десять, то они не лежали врозь, располагались плотно, складывая лапы, хвосты и мордочки на собратьев.
Думая о собаках, Людвиг умилялся и пообещал себе, что после карантина побежит в ближайший питомник, чтобы поухаживать за щенками. Подержать эти маленькие теплые комочки, которые так и норовят тебя облизать в лицо.
— Эх, собачки… — и на высоте чувств, прижал к себе Италию.
— Ав-ав… — сквозь сон передразнил его Венециано.
Тишина ещё держала свою власть.
«Да неужели?» — радовался британец, но… не спал.
Ко сну располагало всё: мир, покой и темнота. Но нет! Мысли. Больная голова ногам покоя не давала. Кёркленд продолжал думать о секрете России с Америкой.
Чем больше лежал, тем сильнее умирал от любопытства. И, в конце концов, решился на разведку.
«Этому русскому что-то известно!» — он выполз из теплого мешка.
Оставив его под столом, двинулся к тому, кого хотел допросить в первую очередь — к Брагинскому.
Зеленые глаза сверкнули при свете луны. В них — ненависть и жажда правды. Но, заметив Ивана окруженного с двух сторон, решил подлезть со стороны Франции.
Франк почувствовал кого-то лишнего и забеспокоился сквозь сон.
— Тело… горячее тело рядом… — забубнил он с закрытыми глазами, машинально вытаскивая руки из спальника и щупая все в радиусе досягаемости.
Англия отпрянул от него, как от ловушки.
Бонфуа нащупал только Ивана и, прижавшись плотнее, обнял того да успокоился.
«Так, с этим всё ясно», — Кёркленд уже разрабатывал другой подход.
Наступал с головы. Тихо и мягко подкрался, как убийца-наёмник. Заглянул в лицо своей жертвы.
Ваня спал. Артур даже удивился тому, как русский заснул в таком окружении: с извращенцем и инфантилом!
Склонился к его лицу. Хотел шепнуть на ухо, что не отстанет от него, пока не признается в коварных замыслах. Но почувствовал на себе тяжелый взгляд Америки. Как сторожевой пес, ей-богу!
— Чего крадёшься? — шепотом возмутился Джонс, сильнее вцепившись в Ивана.
— Не твое дело, — огрызнулся британец и не думал отходить.
— Не мешай спать. Проваливай, - тот настаивал на своём.
— Кто бы говорил. Извращенец, как ты низок. И не противно?
Кому что, а Артуру всё мужеложство покоя не давало.
Америка рассердился и готов был ответить чем-нибудь гадким или тяжелым, как вдруг в голову пришла иная идея. Младший ехидно так улыбнулся, одним рывком приблизился к лицу России и спешно поцеловал того в губы. У Англии аж кровь в жилах застыла от такого зрелища, да ещё и перед самым носом. Альфред, не колеблясь, вернулся в исходное положение и притворился спящим.
— М-м… — простонал во сне Россия и зашевелился, — Франц, спи давай…
Брагинский был уверен, что это главный инкуб не устоял перед спящим «искушением».
Но стоило открыть глаза, как обнаружил нависающего Англию, а не французского ангела похоти. По изумлению на лице Ивана Артур понял, что за коварную цель преследовал Америка. О, ужас!
Гнев отразился в глазах России. Англия и без этого боялся его взгляда, как и Америка — темноты. Оставить один на один с разозленным Брагинским — самое бесчеловечное, что можно сделать с Кёрклендом.
Обомлел.
— Сгинь! — Иван таки зазвездил настырному британцу по самое не хочу.
— Это был Америка, придурок! — возмутился Артур, гневно сотрясаясь от подобного недоразумения.
Ваня сурово посмотрел на Америку, затем на Францию, но те спали, как младенцы. Если бы Артур переложил все грехи на Франциска, то может и поверил бы. Но Америка-то тут причем? Парадокс…
— Пошел вон, — гнал британца Брагинский, даже сел: если что добавит.
— Ты же знаешь, как я тебя ненавижу и подобное просто непозволительно с моей стороны, — тот гнул свою линию, потирая нижнюю челюсть. Слава Богу, зубы на месте и кости целы.
Альфред еле сдерживался от приступов смеха. Франция проснулся раньше американца — за столько лет выработалось чутье на Кёркленда. А по закону цепной реакции подвижность француза разбудила только-только задремавшего Джонса. Тут британский план и накрылся медным тазом.
А Бонфуа ещё и масла подливал в огонь:
— Да, Иван, видел, как этот урод подкрадывался, но я и не предполагал, что он зайдет так далеко, — как можно серьезней заговорил он, гордясь собственной коварностью.
— Э-э?! — Артур понял, что попал впросак. — Ничего подобного!
- Да что ж такое?! — гавкал на них Варгас-старший. — Я сейчас призову пулеметчиков!
— Эй, вы, англосаксы! — теперь не выдержал и Германия, да и встревающий горячий итальянец не улучшит дело. — Чего вы Россию оккупировали со всех сторон? Отстаньте от него! И ты, Франц, тоже!
Тут Америка не удержался да рассмеялся, а Кёркленд покраснел как рак.
— Да не целовал я его! — истерика с английской стороны. — Альфред, признавайся!
— Ага, прям мы так и поверили… — честно врал Франция и приподнял одну бровь, изображая скепсис. — Я же всё видел…
— Ничего ты не видел, лжец! — Артур взвыл от несправедливости и вновь оказался рядом с ними на тот случай, если руки зачешутся и можно подраться с Францией. — Чистой воды враньё!
— Я тоже видел! — поддержал Францию Америка. — Англия — скрытый поклонник России! Просто стесняется в этом признаваться…
— О-о-о! — удивленные возгласы остальных.
— У вас что? Ночная педерастическая лихорадка? — очередная попытка Италии-старшего успокоить стороны. Но никто и не услышал.
— Да и она в разгаре, — заметил и Людвиг.
Артур думал, что упадет в обморок от позора прямо тут, рядом с Брагинским.
— Россия, скажи им, что тебя Америка целовал, а не я! — требовал британец, тряся Ивана за плечи.
— А мне-то откуда знать? Я же спал, — Иван отстранил от себя взволнованного Англию.
— Угу, поцеловал и валит на других, ну не падла, а? — бурчал Джонс. — Я был о тебе лучшего мнения, братец, как ты низко пал в моих глазах. Я честен в своих чувствах! А ты змея подколодная…
— Всё, ты труп, — британец был очень оскорблен подобной американской честностью.
Он уже готов был набить морду младшему брату, но Иван поймал британца на полпути и прижал животом к своим коленям.
— Так-так, только не на моей территории, — возмутился Брагинский, крепко удерживая этого гада ползучего. — Идите в другое место.
— Всё, я спать, — ловко улизнул Альфред от британских кулаков.
— Уродец… — царапал пол Артур, пытаясь дотянуться до брата и выскользнуть из рук России.
— Англия, где твоя хваленая сдержанность, а? — уже смеялся над ним Иван.
Это подействовало незамедлительно, Артур сильно раздражался, когда кто-то, особенно Россия, делал ему подобное замечание. Кёркленд сел и презрительно уставился в глаза русскому, всё бы ничего, если бы не тот факт, что он теперь сидит у того на коленях, раздвинув ноги. Это смутило его, и Россию в принципе тоже. Не привыкли они к столь тесному контакту друг с другом, и если бы на ногах у Брагинского сидел, к примеру, Китай или Украина, то это было бы как-то не так странно.
Британец же вообще удивлялся тому, как он очутился на этом страшном парне, и почему тот его не прогоняет.
— Вы так мило смотрите друг другу в глазки… — шаловливо отметил Франция.
— Сейчас кое-кто третий получит в глаз, — как можно спокойнее, но с нотками раздражения заговорил Артур, покосившись на француза.
— За подглядывание? Хорошо-хорошо, я не буду вам мешать, — передразнил его Франциск и отодвинулся назад. — Можете продолжать.
Россия и Англия покраснели, правда британец был более насыщенного цвета.
— Виносос, ты же знаешь, что соврал и прекрасно видел, что это Америка меня подставил, — не унимался Англия.
Зациклился, бедолага.
— О, Боже! — вознегодовал Россия, развел руками и обратился непосредственно к Артуру. — Ну, поцеловал меня и что? Умереть теперь что ли? Не в засос, да и ладно.
Сама вера Ивана в этот обман сильнее сконфузила Кёркленда, отчего тот потерял дар речи на время.
— Люди, вы такие дотошные, детский сад, в общем… — продолжил Ваня.
— Детский сад?! — Англия не согласился и хотел восстановить справедливость.
Но Россия вдруг стал ребячиться и запел:
— Мы по-е-дем, мы пом-чимся на о-ле-нях утром рано…
— Ай, Russia, что ты делаешь?! — Кёркленд чуть не свалился, так как это он поехал на коленях Ивана.
— И меня! И меня на оленях-коленях! — тут же потребовал Америка и спихнул Артура в руки Франции.
— Будьте вы прокляты… — Кёркленд еле вырвался из этой детсадовской группы, так как после сильного американского толчка чуть взаправду не поцеловался с Брагинским.
К счастью, сам русский как-то ловко его поймал и повалил набок. Видимо, в сознании явно не желал с ним не только целоваться, но и обниматься.
Но Арти не потерял лица: гордо встал и потащился в самый дальний темный угол под столом, и злился в одиночестве, сгущая темень.
Америка же вытирал слезы от смеха, давненько он так не портил настроение старшенькому. Причем несколько раз подряд. Рекорд, однако!
— Альфред, ты тяжелый, — Россия не хотел играть с ним.
Да и закончились шутки-прибаутки, хватит уже.
— Ну, покатай-покатай! — закапризничал тот, подпрыгивая на нем.
— Я сейчас вас всех укатаю, если вы сию минуту не заткнетесь и не ляжете спать! — пригрозил Германия. — Россия!
— Да, я Россия, — недовольно отозвался тот, но всё же обрадовался тому, что сейчас наведут порядок.
— Спрячься куда-нибудь! Немедленно! Это вокруг тебя какая-то движуха, — Людвиг мигом нашел яблоко раздора.
— Да куда мне деться? Куда не пойду — окружают.
— Ладно. Франция! — окликнул его немец.
— Что? — промяукал тот.
— Что тебе покоя не дает? Чего пристал к русскому?
— Ну… Э-э… — задумался тот. — Россия и Америка так мило спят вместе, что я не удержался и притулился к ним.
Он бы ещё тысячу причин назвал, но Германия резко оборвал:
— Поумилялся и хватит! Отстань от них.
— Ну-у…
— Сейчас же!
— Ладно-ладно… — Бонфуа сдался, не хотел ругаться с Людвигом и переехал на свое место.
— Англия!
— Чего тебе? — раздалось из мрака.
— А ты чего совершаешь попеременные набеги на Россию?
— Это не набеги, а разведка.
— Отложи свою разведку до утра и спи давай! Еще раз поймаю рядом с ним этой ночь, я совершу набег на тебя, — пришлось пригрозить британцу. — Так, следующий…
Германия посмотрел на Америку. Но тот, как капризная кроха, надулся и прижал Брагинского к себе, как плюшевого мишку, которого хотят отнять. Всё серьезно — покусает.
Тогда немец сурово посмотрел на русского.
Россия же терпел Джонса, потому что пообещал быть рядом в эту ночь. А Америка, естественно, помнил это.
— Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, — пожал плечами Иванушка и вздохнул. — Оставь его.
— Хорошо, — согласился Людвиг и на этом успокоился.
— Ой, нет-нет, даже не вздумай… — еле слышно возмутился Россия, когда заметил, что Ал намылился к нему в мешок. — Рядом, но не совсем же рядом.
— Ню-ню, — надулась американская бука, но послушалась.
— Всё, спим…

***

Через час.
— Иван… — голос в ночи, но не из-под стола. — Ива-а-ан…
Настойчивый такой.
— Чего тебе? — Россия лишь нахмурился, но глаза не открыл.
— Я… это… хочу пи-пи… — неохотно признался Америка.
— Так иди, кто тебя держит?
— Но… — засмущался тот. — Там темно.
Там — это тумбочка с утками, так как сам туалет находился в другом конце коридора, а из кабинета им выходить нельзя. А сама тумбочка находилась в углу зала.
— Россия, — уже более требовательно звал его Джонс и гладил его, упрямо гладил по плечу. — Пошли со мной. Пожа-а-алуста…
Снова эти гипно-глазки. Брагинский знал, что тот не отстанет, пока не сделает все свои дела.
— Пошли-пошли, — уже толкал в плечо.
Ваня проклинал себя за то, что вообще поручился за американца, но делать нечего.
— Подожди, сейчас глаза разлеплю…
— Мне очень-очень надо! — радости полные штаны.
— Иду, уже иду, — раздраженно ответил Россия и неохотно поднялся. — Ох, горе ты луковое…
Тот за ним попрыгал.
— Почему луковое? Вроде… — Америка принюхался к себе, — …не воняю…
— Нет, но на слезу пробиваешь.
— Слезу умиления?
— А лук разве может быть милым? Чиполлино если только.
Они дошли до тумбочки.
— Это сорт такой? Первый раз слышу, — Америка даже представить себе не мог какой такой лук может умилять. — Итальянский?
— Ссы давай, Чиполлино, — подгонял его Брагинский. — Или уже не очень надо, как уверял?
— Уже-уже! Просто, когда я говорю, я не так сильно боюсь темноты. А тебе не надо?
— Нет, — ответил Иван, но слушая, как зажурчало — захотелось. — Альфред, ну ты и слон.
— Ха-ха, я умею уговаривать, — хвалился он, когда заметил, что и Россия взял себе утку.
— Ну-ну… - тот не мог быть столь непосредственным, как этот юноша.
— Так вместе — веселее же!
И тут Альфреду захотелось помериться размерчиками-то. В истории с презервативами на заказ он так ничего и не понял.
— Russia… — вдруг шепотом заговорил он.
— Что? — так же отозвался Ваня.
— Ах, ни хрена себе у тебя шланг!!! — Альфред сначала хотел предложить помериться, да сам увидел.
А как увидел — не сдержал эмоций. Теперь все знают!
Чем вызвал и гнев, и смех. Россия чуть не вылил на Джонса всё то, что в утке, да вовремя одумался и поставил её на пол. Правильно, ведь потом с этим шалопаем спать придется.
«Значит, ничего не было…» — облегченно вздохнул Англия.
Ему становилось мерзко на душе при мысли, что Америка каким-то чудом соблазнил русского. Но, раз Альфред удивлялся размерами Ивана, значит, увидел впервые.
Тогда чем же они занимались? Видимо, просто дурачились…
Теперь Кёркленд мог спать спокойно, даже злость уменьшилась.
— О, кстати, я хотел с тобой поговорить, — Америка вспомнил первопричину, по которой он вообще начал все поползновения.
Он догнал Ивана уже у спальников.
— Прямо сейчас, да? — тот лег.
— Не, ты спи, а я буду говорить, — не унимался Джонс и тоже нырнул в мешок.
— Ал, давай завтра! — Россия уже сам за собой не замечал, что всю ночь называет Америку по имени.
А тот почему-то радовался этому до потери пульса. Обнял того и завизжал как поросёнок.
— Так, сейчас кто-то в пятак получит! — нет, на этот раз не Кёркленд, а снова немец.
Арти же, напротив, навострил уши. Из их беседы он определил что-то интересное для себя.
— Ладно, давай шепотом… — заговорил Ал.
— Давай спать уже…
— Может, мы сделаем вакцину, но обойдемся без твоего исследования?
— Не надейся, это будет отличный компромат на тебя, — зевнул Ваня.
Британец высунулся. Глаза, как у кота, увидевшего мышь. Присматривался и прислушивался.
— Что бы я ни делал, вам всё равно не нравится, так что идите лесом, — продолжил Россия.
— Злюка ты, — обиделся Джонс.
— Для вас я всегда злюка, даже когда спас Южную Осетию и Абхазию от Грузии.
Тут Америка усмехнулся.
— Россия, ты плохо информируешь Запад.
— То есть?
— Когда Грузия внезапно напал на Южную Осетию, всё внимание было приковано к Олимпийским играм. А твой ответ был так молниеносен, что Запад увидел только поверженного Грузию в твоих руках. Естественно любой бы подумал, что агрессор — ты.
— Прости, я не виноват, что вы тормоза, — фыркнул Брагинский. — Сидеть и ждать, когда вы обратите внимание на насилие над Осетией, мне не пристало.
— Но Европа содрогнулась…
— Она постоянно содрогается, когда я гоняю кого-то.
— Если бы Грузия всё-таки вошел в НАТО, то целому альянсу бы пришлось воевать против тебя. Не страшно?
— Вот поэтому Грузию туда и не возьмут. Ха-ха!
— Это не смешно…
— Да я представил, как например Италия будет защищать Грузию от меня. Закидал бы белыми флагами.
— Хех, или Латвия… — улыбнулся Джонс. — Но я не думаю, что ты настолько безумен, чтобы допустить такое. Хм… или можешь?
Америка посмотрел на Брагинского, но тот уже заснул. Альфред подумал, что он притворяется, поэтому потянул Ивана за щеку, но Россия на самом деле спал.
«Нечестно! На самом интересном месте! Хотел спросить, чтобы он делал, если бы альянс напал на него, а завтра он может уже и не заговорить на эту тему, — расстроился Джонс и присмотрелся к лицу соперника. — Я так давно не видел спящего Россию, наверное, со времен Второй Мировой, когда нам приходилось вместе следить за странами Оси».
Америка коснулся пряди его волос.
«Светлые… у меня тоже светлые, но золотые как солнце, у него же пепельные, а при свете луны еще и серебром отливают. Артур называет Россию мистической страной, — задумался он. — Я и Россия даже географически расположены по разные стороны планеты, мы с ним как солнце и луна, как черное и белое, как инь и ян, как добро и зло. Пытаемся одержать вверх друг над другом, но иногда такое чувство, что это будет продолжаться вечно, словно так задумано самой природой…»
А Артур же не мог унять своей дрожи. Страшно злился, глядя на то, как эти голубки воркуют. Конечно, он понимал, что Россия с Америкой — соперники, но даже временное их перемирие его просто из себя выводило.
Снова попытался заснуть, но… странный сон одолевал его, от которого становилось не по себе: Россия обещает, что обязательно станет его другом. И этот взгляд: сильный, уверенный. Снова этот трепет от его мощных слов и зорких глаз. Да, страшно, но помимо этого Иван вызывал еще какое-то чувство, название которому Кёркленд дать не способен. Сердце страшно колотится, а в душе — волнение.
Сон не в руку, поэтому Артур посмотрел из своего мрачного угла на виновника этого безобразия. Тот спал. Альфред же с интересом наглаживал светлые волосы России, но Иван всё-таки проснулся и возмущенно убрал его руку от себя.
Тогда Кёркленд в отчаянии задумал допросить не Ивана, а самого Альфреда, раз тот не спит.
— Фух, с тобой жарко, — Джонс таки отстал от русского и отвернулся.
Россия прославил Бога, перекрестился и тоже отвернулся, даже дышать стало легче.
«Ха! Природа взяла свое — не быть им вместе!» — обрадовался Англия и подкрался к брату сбоку.
— Давай, засранец, колись, что скрываешь, ты же знаешь, что я так просто не отстану, — показался он брату.
Даже при слабом свете луны Джонс различил ядовитую зелень глаз этого гордого и надменного сэра Кёркленда. Казалось, что он умел убивать одним взглядом.
«Ничтожество, говори, а то познаешь мой яд», — вот что читалось в его глазах.
— Россия!!! — Америка не побоялся стукнуть грозного соседа прямо по груди. — Враги на подходе! Активируйся!!!
Англия опешил — не думал, что тот поднимет тревогу.
И это было последней каплей в чаше терпения Ивана.
— Оставьте меня, — прорычал он и, схватив свой спальный мешок, пошел прочь.
— Нет, подожди! — Америка приподнялся и поймал его за шарф в надежде, что русский остановится, но не тут-то было!
Джонс проехал пузом по полу за ним.
В руках Брагинского появился обрезок трубы, а тень легла на его лицо.
— Помните, что было потом с Германией, когда он разбудил меня в четыре утра? — зловеще заговорил он…

Глава 3.
Когда Людвиг проснулся утром, то с удивлением обнаружил рядом с собой мешок, в котором спал Брагинский: тот обнимал окровавленную трубу и хмурился так же сурово, как в последней битве под Сталинградом.
Германия аж опешил и резко привстал — сон как рукой сняло. Продрать глаза и увидеть перед собой недовольную русскую рожу — зрелище не особо приятное, даже будоражащее.
«Достали его таки…» — заключил немец и осмотрелся.
И впрямь поле боя. Англия, Америка и почему-то Франция спали бессознательным сном, судя по огромным шишкам на их головах, по неподвижности тел и явной небрежности в позах: как пали, так и лежали.
«Они зверя потревожили…» — усмехнулся Людвиг, поднялся и принялся одеваться, украдкой любуясь картиной «На утро после брани».
Солнце своими теплыми лучами касалось лежащих воинов, утешая, но одновременно и обличая во всей красе их сокрушительное поражение.
Варгас-младший тоже проснулся — Людвиг ненароком разбудил, когда вылезал из мешка. Соня промычал и потянулся. Не хотелось вставать, понежиться бы, но решил тоже осмотреться. В итальянских глазах всё выглядело не так величественно, как у его немецкого друга: три дебила под окном, всех достали вечерком…
Однако недостаток пасты в крови итальянца проявлял совершенно нехарактерную для этого парня раздражительность, но весьма закономерный симптом ломки при любом виде зависимости будь то алкоголь, наркотики, табакокурение или же «пастоедство» и «пиццеедство».
Заядлый макаронник сидел на спальнике и смотрел на избитую тройку так недовольно, как кот, которому постоянно наступают на хвост.
— Италия! Что с тобой? — немец опешил от хмурого, даже чуть сурового Венециано. — Верни «кавайность»! Немедленно!
Да, многолетнее общение с Японией принесло плоды речевого заимствования.
— А? — Варгас услышал его, потом виновато улыбнулся и прищурился.
— Фух, слава Богу, не делай так больше никогда, оборотень…

***

Чуть позже поднялись и остальные.
— А меня-то за что?! — заверещал Бонфуа.
Осторожно потрогал шишку на голове и взглянул на физиономию в зеркале — ничего так, могло быть и хуже. Но всё равно бурно возмущался, на что ему тут же заткнули рот, указав на спящего и страшно угрюмого Россию, который мог проснуться да набить еще пару тумаков.
После француза проснулись и братья-англосаксы: вернее, сначала очнулся Джонс, но, резко потянувшись, уронил тяжелую лапу на Кёркленда.
От чего проснулся и последний, нечленораздельно и громко матерясь. Но и его негодование прервали, показывая на Брагинского.

***

— Я устал и хочу домой, — жаловался Италия, но никто и ухом не повел, так как утомились все, а чужое нытье только раздражало.
— Кажется, уже кто-то умер: смотрите — призрак, — Англия устало указал рукой на полупрозрачного Канаду, чем напугал Альфреда, который сидел за столом справа от британца.
Джонс завизжал как маленький поросенок, но тем, кто ещё спал, послышалась тревога антивируса Касперского.
Таким образом, сэр Кёркленд неторопливо мстил: Альфреду за то, что из-за него ночью попал под горячую руку Ивана, как он считал, разумеется; и всем спящим просто так, из вредности. Ведь полусонные зомби захотят прибить именно американца, не осознавая истинного подстрекателя.
— Это же я — Канада… — обиделся «призрак» и тяжело вздохнул.
— Канада умер от сибирской язвы и теперь его дух мечтает о смерти Америки и России, — брит продолжал свою песню.
Лениво перемешивал сахар в чае, потирал свою болезненную черепушку и наслаждался истерикой младшего братика, который каждое его слово принимал за чистую монету.
«Дебил-переросток…» — Артур радовался и разочаровывался одновременно.
Но опять вмешался справедливый немец, чтобы остановить злодеяния старого британского волка, да сберечь от погибели одного американского барана, который постоянно наступал на одни и те же грабли.
— Эх, Кислокапустный, потом сам пожалеешь, когда этот Энерджайзер заколебает тебя пустыми никчемными разговорами обо всех и обо всём, — сетовал преспокойный англичанин.
Даже зевнул.
— Ха-ха! А ты видел эти бешеные глаза русского?! — встрял беспечный Джонс, периодически посасывая из соломинки кока-колу и вертясь на стуле. — Никогда не забуду!
— Чему радуешься? Я успел подумать, что это последнее, что я вижу в своей жизни, — пробурчал Арти да не стерпел: отвесил подзатыльник. — Угомонись уже, в конце-то концов! Рябишь перед глазами…
— Ай! — Ал припал лицом вниз.
Справа от Америки вдруг за стол сел заспанный Брагинский с горячей чашкой кофе в руках. Его волосы были взъерошены, а взгляд смотрел куда-то сквозь предметы.
— О-о-о, ваше превосходительство соизволило проснуться, а то, видишь ли, все шепотом разговаривают, кроме меня, — подтрунивал Альфред и премерзко потянул колу из трубочки, добывая последние капли между кубиками льда.
Иван же не ответил. Да, он проснулся из-за разговоров людей, но подняться заставил этот противный и визгливый голос Америки. Так и хотелось его приложить лицом к стенке!
— С добрым утром, страна хлебов и кранов!!! — громогласно добавил Джонс, чтобы растормошить зомби-соню и обратить на себя его внимание, пусть и таким опасным способом. — Кстати, извиниться не желаешь?
— Я? — немного хрипло отозвался Брагинский, а его строгий взгляд сосредоточился на приставале. — Пожалуй, хочу. Как раз об этом и думаю…
И перевел взор на Бонфуа, который только-только подсел к ребятам: рядом с Ваней, естественно. Француз как-то сразу оживился и захлопал глазками — он весь во внимании.
— Прости меня, Франция, ты ни за что пострадал, — начал Россия. — Я всего лишь хотел достичь идеальной тишины и гармонии. Перестарался, да?
— Ясно, для профилактики пришиб. Пустяки, я ничего и не помню, — франк принял его таким, какой есть. — Спасибо хоть за честность. И…
Тут истинный эстет присмотрелся к собеседнику, прищурив один глаз, — что-то смущало.
— Позволь, — бросил он и, не дожидаясь ответа, пригладил торчащие рога на голове Ивана, а затем поправил челку. — Так-то лучше.
И умилился. Даже залюбовался.
Артур с Альфредом переглянулись. Одна общая мысль промелькнула: «О-о-о! Наши враги так милы, что прибить хочется».
Сам Ваня чуть удивился такому вниманию со стороны француза. Смягчился и потеплел.
Кёркленд губу прикусил — завидовал способностям лягушатника: не бояться и располагать к себе Россию. Да так просто! Буквально одно движение руки, и эта Снегурочка растаяла в одночасье.
Наступило молчание. Америка постучал пальцами по столу. Ждал. Но ожидания не оправдывались.
— А перед нами? — напомнил он.
— Что? — Брагинский сделал вид, что ничего не понимает.
— Извиниться, конечно же!
— За что? — русский и не смотрел в его сторону.
Преспокойно вдыхал пары кофейного напитка, а затем пригубил. Горячо.
— За удар краном по голове. Разве не ясно?
Америка раздражался, но лишь поёрзал ногами под столом.
— Зачем? — Ваня продолжал свою игру.
Он искренне надеялся, что его оставят в покое, если отвечать не по существу.
— Чтобы помириться с нами!
Но Америка смело взялся за роль Капитана Очевидности и настойчиво хотел привести беседу к какому-нибудь общему знаменателю.
— Зачем мне с вами мириться? Не скрою: не чувствую вины. Я же честный, не так ли? — Россия немного переиграл. Надоело тянуть резину.
Обычно Иванушка любил казаться милым несмотря ни на что, даже когда карает подручными средствами. Но не сейчас, когда хотелось уединиться и отстраниться от гадов разных, а тут… В общем, теперь он понимал, почему Кёркленд такой злой — этот товарищ нуждается в одиночестве гораздо чаще, чем Россия.
— Бить по голове бесчеловечно! Лучше быть нечестным, но безвредным, чем таким искренним и зверским!
Америка совершенно не видел, что Ивану сейчас для полного счастья нужно лишь одно — спокойное утро.
Тогда Брагинский посмотрел на него… как на говно.
— А врываться в дом Ирака, объявлять его хозяина террористом, а затем убивать народ под флагом демократии, якобы разыскивая у него ядерное оружие — это человечно? — Ваня приготовился спустить на него всех собак.
Америка оторопел: покраснел от ярости и даже резко встал из-за стола.
— Немыслимое хамство и клевета! — воскликнул он, но тут же сдулся. — Про ядерное оружие мне Артур сказал…
— Что я?! — оживился и Англия.
Ага, имя своё услышал.
— В последнее время британские шпионы становятся такими же, как и британские ученые, — усмехнулся Россия и отпил кофе.
Аромат пьянил обещанной бодростью и хорошим расположением духа. По крайней мере, Иван сильно надеялся на это — ведь если реклама кофе обманет, то он либо заплачет с досады, либо поубивает тут всех к чертям собачьим. Другого не дано.
— Молчал бы лучше, твоя система управления по локоть в крови, — теперь и Артур на него бочку катил.
— Уровень преступности у меня ниже, чем в Америке, — парировал русский, до сих пор надеясь на чудо-кофе, так как «чайник терпимости» закипал сильнее.
— У тебя людей меньше, чем в Америке, ты вымираешь!
— Враки всё это, сейчас рождаемость быстро растет, куда ни глянь, везде женщины с колясками. Так что не дождетесь моей кончины. Америка-то ладно — страна эмигрантов. А вот у тебя, Артур, одни арабы да негры плодятся как кролики, и где же твоя голубая кровь? Не удивлюсь, если в ближайшем будущем шариат станет твоей новой формой правления, — Россия сам себе удивлялся, что спокойно отвечает, а не сносит головы. — А у меня сейчас хорошо как никогда, так что идите лесом, только осторожно — там медведи.
Слукавил, конечно, про «хорошо как никогда», но захотелось словесно отбиться.
Англию затрясло от бешенства, и фарфоровая чашка полетела через голову Америки к Брагинскому. Но тот неторопливо подался вперед, и летящий предмет попал по Франции, добавляя новые шишки.
— Арх! Ребята! — возмутился француз и поднялся, встряхивая шевелюрой. — Уйду я от вас, покалечите ещё…
Альфред же растерялся и смотрел то на одного, то на второго: Кёркленда задели за живое, а Россия не улыбается и не шутит, как обычно это делает.
Иван тоже затрясся в нетерпении и ярости: схватиться ли иль отойти, коль не нападет первым?
«Опасно!» — младший серьезно испугался за брата, несмотря на всю его подлую сущность.
— Стой! Не трогай его! — подскочил Джонс, готовый защитить того, хотя на деле и не собирался биться с Россией, но очень надеялся, что Иван опешит перед его решительностью и всего-навсего передумает что-либо предпринимать.
Остальные же просто шарахнулись от греха подальше.
«Альфред?» — прищурился Ваня, и неистовство, которое помрачило его сердце, вдруг отступило.
— Зачем мне его трогать? — Россия не шелохнулся со своего места. — Не думаешь ли ты, что я нападу на него из-за какой-то разбитой посуды? Я же не такой дикарь, как он.
Брагинский нарочно гневил их. Чувственные наслаждения от горячего кофе не помогли, поэтому и перешел на другое, более холодное блюдо: наслаждался моральным изнасилованием тех, кто ему вчера имел мозг полночи со всех сторон. Да, злодействует! Но не мог остановиться. Нужен кто-то или что-то…
Америка сделал шаг вперед к русскому мстителю, но поскользнулся на влажном полу — медики хорошо так вымыли его дезинфицирующим раствором. Полетел, а с испугу глаза выпучил, и даже забыл, что хотел.
Россия круто развернулся на стуле и поймал несчастного в объятия. Альфред упал коленями на пол и оказался между ног Брагинского прижатым к животу и груди — невольно со страху обхватил русского вокруг талии, словно мартышка пальму. Сам Иван в неожиданности задел чашку и пролил злосчастный кофе себе на бедро.
Многие дожидались русского исступления, помня его кровавый настрой за миг до этого, даже Ал прижался поплотнее — не осмелился поднять головы.
— Прошу… — еле выдавил из себя Джонс, поскольку не знал: как именно просить милосердия? Сказать — успокойся? А вдруг сильнее разгневается? Умолять? Ну, уж нет, как-то унизительно! Хотелось просто по-человечески попросить, но выходило только: «Прошу тебя…»
Кёркленд за сердце — прихватило. Только сейчас уяснил, что могло произойти, если бы не Альфред!
«Ага, кому что: русскому нестабильная психика, мне же — нестабильная стенокардия из-за болезни первого», — подумалось англичанину.
Но…
Чайник вдруг остыл.
Взгляд Ивана смягчился, а рука легла на голову неуклюжего Альфреда.
— Ты как? — спросил Россия, и в голосе даже послышались нотки беспокойства.
«Никак…» — Арти за себя думал. Да пошел к дежурным медикам попросить накапать чего-нибудь успокоительного и сердечного, и чем больше, тем лучше.
Америка же задрал голову — заглянул Ивану в глаза: в них больше не было раздражения, надменности и желания убить всё живое, напротив, теперь они выражали теплоту и еле уловимое смущение.
«Слава Богу…» — обрадовался Джонс и продолжал пялиться, пока Брагинский не отвел взгляд.
«Почему русские не смотрят подолгу в глаза? — Америка это давно заметил. — Не доверяет? Или просто робеет? Хотя с чего бы это? Ха! Какой же он все-таки интересный и хорошенький, когда добрый! Только я так и не понял, почему он сменил гнев на милость? Неужели я так крут?!»
— Гладь меня, — вдруг рассмеялся Альфред и нагло потерся щекой об Ивана, как домашняя кошечка. — Мур-мур-мур…
— Видимо, Англия тобою мало занимался в детстве, раз ты такой раздолбай, — улыбнулся Россия, взъерошив ему волосы.
— Да что ты знаешь?! Знаешь, как тяжело заниматься воспитанием?! — мигом оскорбился Артур.
Видимо капли не помогли.
— Почему не знаю? У меня две сестры, а также было множество других стран, за которыми я присматривал.
— Пока они все не разбежались, хе-хе, — позлорадствовал Англия.
— Я позволил им уйти относительно мирно, а Америке пришлось воевать за независимость. Да и все, кто был с тобой, тоже ушли. Мы можем спорить с тобой целую вечность, не так ли? Продолжим?
— Ладно. Закрыли тему до поры до времени, — вздохнул Кёркленд и ревниво посмотрел на брата, обнимавшего русского.
«Этот дурак со своим хозяином хотят примириться с Россией, — подумал он да вздохнул. — Не без корысти, конечно, но раздражает. И что же я вижу? Брагинский не верит им. Видимо, так привык к противостоянию с Америкой, что любая близость с ним кажется чем-то странным, противоестественным. Мой дорогой братец не сдается, идет напролом. Ну и флаг ему в руки, — Англия склонил голову на бок и нахмурился, рассматривая русского. — А Иван? Жуткие нравы у этого парня, но признаю — харизма у него особенная, не такая яркая и тупая, как у Альфреда, конечно, но имеется. Она другого качества, всё равно что сравнивать цвет и вкус. Американская — термоядерная, наглая, слепящая, вызывающая. Русская же — глубокая, загадочная, игривая и порой, не побоюсь этого слова, соблазнительная, если иметь в виду, как Брагинский одним взглядом сразил наповал такого стойкого в любовных делах Францию. Но это же извращенец-француз…»
Кёркленд хмыкнул: «Меня же сражает другая черта в русском, но что это — непонятно. Ладно, я потом с этим разберусь, сейчас важно другое — отношения России и Америки. Так что же делает Брагинский в ответ? Соблюдает определенную дистанцию, наблюдает, порой позволяет лишнее, после чего сразу отпрыгивает назад. Альфред же очень уперт и постоянно переходит дозволенную красную черту, хочет поймать: заманивает в ловушки, зажимает в углах. А Россия, так или иначе, ускользает, дразнит. Но что у него в голове одному Богу известно».
— Америка, отвали, — Иван не особо удачно отпихивал наглеца, который злоупотреблял его расположением и вниманием. — Встань!
— Так?! — Джонс подчинился наполовину: поднялся, но теперь прижал Брагинского крепко-крепко.
— Альфре-е-ед! — возмутился тот, даже заверещал от негодования.
— Что? — Ал даже не намеревался отпускать жертву, которая так просто попала в его обнимашечки.
Как Англия и предполагал — русский дал слишком близко подойти врагу.
— Ничего… — Россия вдруг только сейчас заметил, что со вчерашнего дня называет того просто по имени, и еще восстает, мол, чего этот америкашка так бесстрашно лезет с телячьими нежностями. Сам виноват.
— Ой, я так рад, что мы наконец-то помирились! — Америка раскатал губу.
Взаправду полагал, что раз Ваня позволяет себя трогать и обнимать, значит, он пересмотрел все свои взгляды и готов дружить!
— Ты наивный… хм… зачукотский мальчик… — русский попробовал спустить его с небес на землю.
— Но ведь мы помирились? Ты согласен?
Америка чуть отстранился, чтобы загипнотизировать пленника пречестными ангельскими глазками. По крайней мере, даже если Иван и не верит в то, что вообразил себе Джонс, то тот ему внушит. Но…
— О-о-о, Russia, ты покраснел! — Альфред тут же забыл о коварных замыслах, так как сам попал под более сильное и естественное очарование этого иногда кроткого «негодяя». — Да ты же… — аж запыхался и чуть ли не запел. — Ты же лю-ю-юбишь меня-я-я!!!
Последнее он сказал с такой уверенностью, что даже Брагинскому на миг показалось, что это воистину так. Но всё не так. Наверное…
Нет, это недоразумение!
Россия смутился от нелепости происходящего, отчего, разумеется, потерял и дар речи. Хотя больше поразился другим: отныне Америка может посоревноваться в раздутом самомнении с самим Великим и Страшным Гилбертом! Ванечка бы даже поспорил, сказал бы этот прусс другому человеку: «Да ты же любишь меня!!!» так, словно уверен в этом на все сто процентов. Почему-то Брагинский больше склонялся к тому, что Гил сгорит со стыда раньше, чем повернется язык, особенно в отношении соперника. Например, Венгрии…
Англия аж коленкой об стол ударился и теперь терялся в догадках, о какой именно любви твердит Джонс. Вечной? Голубой? А может о дружбе? А любовь ли? А существует ли она вообще: дружба и любовь?
Сэр Кёркленд глубокомысленно уставился на эту парочку, да так «намедитировал», что целая Вселенная предстала перед ним, и теперь можно размышлять о смысле бытия…
«Чушь! — Арти уже давно для себя решил, что смысла в жизни нет, поэтому вернулся к своим предыдущим насущным мыслям. — Америка слишком глуп! А Брагинский чересчур сложный, даже для меня. Альфред замучает его, а Russia, хотя пока и терпит, устанет от него. Никакого перемирия не будет! Когда их хозяева сменятся, всё встанет на свои места. Особенно если вернется Путин. Хотя он тот еще серый кардинал».
— Ты до сих пор красный и молчишь! А молчание — знак согласия! — умилялся Ал и выдал следующий перл, — значит: Love and Peace! Ха-ха-ха! Love and Peace!
Россия не знал, что и делать: умыться в крови этого миротворца или же самому сгореть под лучами его пафоса.
— О, да! Love and Peace! — присоединился к Джонсу и развеселившийся Франция.
Тот долго размышлял, чью сторону принять, но иногда хотелось и над Россиюшкой подшутить.
Америка настоящую любовь и мир имел в виду, но когда открывал рот Бонфуа, казалось, что тот призывал из пепла Содом и Гоморру.
Англию затошнило от этого балагана о любви и, тем более, мире, отчего невольно посочувствовал России, который пребывал в самом его эпицентре. Но британец отдал ему должное за удивительное терпение — он бы уже подрался.
Что касалось самого Ивана, то у того голова кругом. Не хотелось с Америкой ни любви, ни мира. А в таком количестве и подавно.
Англию снова поразила контрастная двойственность Ивана: его ответ на раздражение варьируется от беспощадного рукоприкладства по любому даже малейшему поводу до безропотной выдержки там, где нужно было бы хорошенько навалять по самое не хочу. И эта противоречивость делала его непредсказуемым вдвойне. Такие колебания явно пугали британца.
Сейчас, несмотря на молчаливое снисхождение Брагинского, невыразимая мука таки отразилась на лице.
— Всё! Всё! Пошли вон! — неожиданно Кёркленд заступился за русского, распихивая в стороны прилипал любвеобильного характера. — Кыш-кыш! Брагинский не такой как вы, он из негодяев!
— Как ты, что ли? — Франциск расхохотался.
— Нет, мы совершенно разные, конечно, но я вижу его тьму, — парировал тот и чуть растерялся.
От Ивана не отошёл, знает он их! Отступив от южного соседа, Артур случайно уперся спиной в Россию. Как ошпарило! Мигом развернулся и только сейчас отодвинулся, да таким взглядом одарил, словно это Ваня на него наступил.
— Да ну! Это если смотреть в одной плоскости, а ты обойди и глянь со всех сторон, — не согласился с ним франк, указывая на «предмет» осмотра. — Он очень мил и застенчив.
Россия готов был сквозь землю провалиться — теперь не Америка, а Франция вгонял его в краску. Альфред — тупостью и наглостью, Франциск — захвалил. Не знал куда деться.
— Отстань! Тебе все милыми кажутся, извращенец. Твоё восприятие от дядюшки Фрейда. У кого на что болит, как говорится… — Англия продолжил спорить, но на русского таки посмотрел.
Оценивал, но не по Фрейду, а, как сказал бы Япония, по шкале «кавайности». Хотя Англия и без француза знал степень «ути-пучести» Ивана. Каким бы Арти не казался хамом и злодеем, но в душе тепло относился к детям и животным, а иначе бы у него не было таких хорошеньких воображаемых друзей. Может случиться и такое — Англия умиляется гораздо чаще, чем кто-либо другой, но сдерживается. А это уже его особая двойственность! Если Россия из образа «утя-путя» мгновенно превращается в «пипец-трындец», то Кёркленд может так глубоко умильнуться, что и ухом не поведет. И ещё наподдаст «кавайному элементу» так, что костей не соберёшь. Не будет он восхищаться кем-то прилюдно, тем более если не доверяет, а Брагинским в особенности. Он на особом счету — в черном списке.
Ваня вдруг оживился и улыбнулся столь странному защитнику-клеветнику — приятно удивился.
Радость русского теплом пронзила неподготовленного к этому британца. Горячо.
Артур понятия не имел, как он очутился на стороне России, пусть и временно. Всегда стоял там, где можно помешать Франции, даже если придется сотрудничать с Россией. Но на этот раз не конфронтация виновница, и тем паче не умиление, а другое — что-то несравнимо мощное. Но что — неясно. Не уследил за собственными помыслами.
— Вот как! Раз тебе все кажутся злыми или тупыми, значит, ты сам круглый дурак со злобным характером! — Бонфуа вдруг осерчал, но тут же заискивающе посмотрел на соперника. — Хотя готов поспорить, что ты — tsundere detected!
Страны развеселились — наконец-то Артуру сказали правду-матку! Никто не решался, даже француз обзывался всяко разно, но жалел несчастного.
- Ха-ха! Цундере! Цундере! — подхватил и Романо, прячась за немцем.
Ребята покосились и на старшего итальянца. Но промолчали. Зачем расстраивать?
— Придушу!
— Давай-давай! Руки отсохнут! — Бонфуа провоцировал.
— Да ну! — Артур засучил рукава.
Драка неминуема.
Людвиг подсел к ноутбуку:
— Скажите, что я пропустил в своей жизни? — клац-клац мышкой.
— Ищи японские архетипы героев, - подсказал Венециано, подкравшись сзади.
— Сказать цундере, что он цундере, не так страшно, как в случае с янгире, - Кику оторвался от сценария и ручкой указал в сторону Ивана.
— А это что за зверь такой? — Ваня вернул способность к речи.
И не сведущ был в архетипах, знал только противных цундере, да и то больше из-за того, что Украина все уши прожужжала.
Страны переглянулись. В страхе отступили.
— Сейчас прочитаем, — Германия сосредоточился на тексте, не имея представления об опасности.
Ему махали — нет-нет, не делай этого! Но Людвиг не видел.
— А-а-а-а! Интернет отключили! — Венециано комбинацией клавиш закрыл браузер и вырвал шнур с «мясом».
— С ума сошел, что ли?! — опешил Германия и побежал за проказником. — На! Получи!
Отхлестал проводом по спине, как розгой.
— Инициатива наказуема, — Романо принял обиженного в объятья. — Говорил не связываться с ним!
И пилил. Настраивал против Германии.
— Опять двадцать пять… — возмутился Альфред, наблюдая за привычной сценой драки Англии и Франции. — А как же любовь, мир и демократия?
— Для меня подобный лозунг звучит как сказки Андерсена: красиво и волшебно, но всегда с трагическим концом, — нарисовался эталонный янгире. Улыбался.
Он совсем не ожидал, что Кёркленд вмешается и заступится за него. Но такой ненадежный союзник в любую минуту обратится врагом. Печаль.
Америка раскрепостился: Джонс всегда знал, что за ним наблюдают зеленые очи брата, а тот вдруг отвлёкся.
— На минутку… — Ал мигом поймал Ивана за запястье и смело потащил в другой конец зала.
В то время как все переключились на развернувшуюся драку великих соперников, можно и посекретничать.
— Что нужно? — недоумевал Россия, притормаживая по пути.
Ещё бы! Тоже хотелось посмотреть на мордобой.
— Ты мне нужен, — без всякой задней мысли ответил.
— По поводу?
— И без повода… — а тут Америка подшутил да заулыбался.
«Как последний пидарас…» — русский не оценил юмора.
— Прекрати! Не питай иллюзий, твои потуги понравиться мне бесполезны. Ты просто выполняешь приказ своего хозяина: найти ко мне подход. По-настоящему ты всё также презираешь меня, — вдруг оборвал Брагинский и вырвал руку.
Тот чуть опешил: «Что? Что такое?»
— Ну-у… да, было такое наставление от хозяина, но откуда тебе знать, что чувствую я? — смекнул Ал и прищурился.
Разговор перешел в откровение. Даже ладошки вспотели, а сердце заколотилось сильнее. Жаждал ответа России.
— Если бы ты взаправду хотел подружиться со мной, то… — Брагинский задумался, а у самого дух перехватило.
Он всегда искал друзей по всему миру, но желающих не было. А тут бери — не хочу.
— То что? — торопил его Джонс.
— …То я бы все равно не поверил тебе.
— Что?! Но почему? Или ты всего-навсего не хочешь?
— Да, ты прав: ты последняя страна в мире, с которой я бы хотел дружить, — хладнокровно заверил Брагинский, чем сильно полоснул по сердцу самовлюбленного Альфреда.
Джонса аж затрясло от жестокости слов.
Как так? Ведь он, Америка, такой клёвый и хороший. Лучший! А тут — последний с кем…
Ярость заклокотала — готов был схватить Ивана за грудки и бросить: «Ты пожалеешь! Много теряешь!» Но леденящий душу холод России штыками вонзался и сковывал.
— Почему? — напрягся Ал, а взгляд потух.
— Не забивай голову, не знаю, как объяснить, чтобы до тебя дошло.
— Попытайся, а я послушаю, — Ал упрямо не отставал. — Правда-правда!
— Даже не хочу, — русский отмахнулся.
— Пожалуйста, даже если не пойму сейчас, вдруг потом дойдет! — Джонс чуть ли не умолял и улыбнулся. Тепло-тепло!
Брагинский замолк. Внимательно смотрел на назойливого парня.
А тот искренне хотел знать помыслы русского.
— Я же тебе рассказал свой секрет вчера вечером, так теперь поговори со мной, — надулся Америка и давил на жалость. — Расскажи. Объясни, а я попытаюсь осмыслить твои слова…
— Если я свяжусь с тобой в дружеском союзе, то я либо испорчусь, либо… — тут он снова прищурился, — либо в конце концов поссорюсь и будет только тяжелее.
— Что? Неужели нет третьего: друзья навеки, например? — Джонс изумился тому, что Россия даже не рассматривает такого варианта событий.
— Есть, конечно, но… — Брагинский отвернулся и пошел к остальным, — …тогда должно произойти чудо из чудес.
— Почему?! Но ведь возможность есть! — Джонс привык рассматривать все версии, хоть сто, хоть триста. Надо — значит надо. А тут — забудь, это невозможно.
Россия остановился. Заколебался в решении. Побоялся открываться даже на чуть-чуть.
— Посмотри на нашу историю, — начал осторожно.
— А что не так? Всё круто же!
— М-да, я надеялся, что у тебя с ней несколько лучше, чем с географией… — Иванушка даже разочаровался и вздохнул.
— У меня она не такая большая, как у тебя!
— Да, но твоя большая география ничуть не повлияла на твое знание о ней, так? — подтрунивал Брагинский.
Замечательно! Беседа свернула в другое русло.
— На что намекаешь? — Джонс завелся и забыл о допросе.
— Намекаю? Прямым текстом говорю.
— Считаешь себя умнее всех?
— Нет, только некоторых штатских, — усмехнулся Иванушка.
Дразнил.
— Слушай! Ты меня недооцениваешь! Я тоже могу обхитрить, если что! — Америка готов поспорить с ним.
— На-при-мер? — протянул Ваня.
— Например, тебя! Это я поцеловал тебя вчера, чтобы подставить Арти, и ты повелся! Ха-ха! — во всеуслышание возвестил Америка, указывая на него пальцем и гордясь тем, что провел наивного русского.
Сам Россия лишь удивился, а не рассердился — кусочки вчерашних событий слились в единую картину.
— Я слышу истину! — восторжествовал Кёркленд.
Он только минуту назад прекратил драться с французом и приводил себя в порядок. И тут вдруг — правда! Даже передумал гадить Америке за тот должок — списал. Но только ему.
— Брагинский, я требую извинений за несправедливый мордобой! — нашелся брит. — Или же исключу тебя из многих моих клубов.
А вот вчерашний удар в челюсть от Брагинского не прощался.
— Тебе нужно только моё унижение, так что закрой варежку и не пищи, — очень резко ответил Иван. — Я извиняюсь только перед теми, кого люблю.
— Ха! Интересно же, и кого ты любишь кроме себя?
— Сестрёнок, — промяукал Россиюшка да зарумянился, вспоминая своих милых девчат.
— Ясно, но ты извинялся перед Францией, значит, врал ему? — Англия хотел уловить того и нарочно передергивал словами из контекста.
— Нет, Франция — исключение, его я просто так люблю, поэтому извинился, — легкое откровение от Ивана восхитило рядом стоящего Франциска.
— Ах, и я люблю тебя, Россия! Готов простить и сам просить прощенья! — Бонфуа растаял и повис у того на шее.
Приступ тошноты заставил Англию отступить в этом неравном бою с пылким и красноречивым парнем. Сегодня Франция особенно остро не переваривался.
Альфред наблюдал за ними и вдруг заулыбался да не так, как обычно, скорее, загадочно. По крайней мере, русскому так показалось. Подозрительно!
— Чему радуешься? — все же поинтересовался Ваня, когда смог отвлечь Бонфуа на кого-то другого.
Ал аж вздрогнул, как правило, так Англия вопрошает.
— Да так, секре-е-ет, — не признавался блондинчик.
— Вот как?
Россия задумал его допытать, но тот сам заговорил:
— Ты врешь мне, Брагинский.
— В чем конкретно? А то я много где слукавил тебе, уж не припомню, — признался и русский.
— Ты не так холоден ко мне, как хочешь казаться.
— О, сэр Кёркленд бы сказал, что ты пытаешься залезть в ледяную душу России и найти там что-нибудь теплое, сердце, например, — иронизировал Ваня.
— Да, и я его нашел, — Америка же победно положил свою ладонь тому на грудь и резко приблизился чуть ли не вплотную. — Ты сказал, что извиняешься только перед любимыми. А кто вчера вытаскивал меня из темноты, просил прощения?
Джонс припоминал ту ночь и теплые, даже нежные слова России.
— А потом утешал и стерег!
Его серьезные слова градом посыпались на Ивана.
Брагинский отпрянул в замешательстве, но Альфред прочувствовал, как сердце этого упрямца волнительно ответило частыми ударами на его слова. Джонс нашел в нём место и для себя.
Русский затрясся — сам не ведал, что имел в душе, а тут взяли и обнажили. И хуже того: бесцеремонно ворвались, как к себе домой!
— Франция, этот маньяк ко мне пристает! — Иванушка поспешно отступил.
— Ах, какой негодяй! — Бонфуа подыграл, спасал несчастного скромнягу. — Иди ко мне, я сам к тебе попристаю.
— Только несильно, — Россия на самом деле мог очень долго терпеть беспечность француза.
Из всего западного мира только Франция может бесстрашно обнять Ивана, а иногда даже и расцеловать. Но подобные порывы были мимолетными и редкими, а большую часть времени Бонфуа просто мило беседовал, делился впечатлениями, что-то показывал и рассказывал. Россия же слушал его и, время от времени, вставлял короткие фразы. Франция — очень старый знакомый, причем старший, поэтому Ваня весьма тепло к нему относился.
Джонс же не стал преследовать Брагинского. Был доволен тем, что узнал. Теперь захотелось глубже укорениться в сердце русского, а после, может, Иван пересмотрит свои взгляды на отношения.
Мечтал изменить Россию: сделать более предсказуемым, покладистым, сговорчивым, белым и пушистым, чтобы тот создал у себя вменяемую демократию! Только тогда — любовь до гроба.

***

— Давайте поиграем в карты? — внезапно предложил Франция, вытаскивая из кармана колоду. — Убьем время.
— Или тебя. Я не против, — Артур был на всё согласен и сел за стол в ожидании.
— Давайте! — обрадовался Венециано, ведь он умирал от заточения в четырех стенах.
И чуть не перевернул стул, когда запрыгнул на него.
— А на что? — в Америке проснулся азарт.
— На деньги! — встрял Романо.
— На раздевание! — перебил его коварный француз, словно именно для этого и предложил игру.
— Не интересно, мы же все мужики, — Керкленд пихнул развратника в плечо, после задумчиво постучал пальцем по поверхности дубовой мебели. — На твою волосатую задницу я даже под страхом смерти смотреть не буду.
— А может на что-нибудь ценное? — вот и Кику нарисовался рядышком.
Незаметно присел.
— Ценное? — Англия внимательно посмотрел на Россию, как немец на сало.
— Так деньги же! — не унимался Варгас-старший.
— Деньги — слишком банально, — протянул Кёркленд и заулыбался, потерев подбородок. — Хм… Если Russia проиграет — шарф мой.
Правильно, а вдруг это смерть его!
— Я не играю, — сразу отказался Брагинский и отошел. — А не ты ли был против раздевания?
Он так хорошо беседовал с Францией и с чего тому вдруг приспичило?
— Боишься проиграть? — Кёркленд не желал отпускать Россию, даже поймал того… за шарф!
Да-да, он осмелился на столь безумный поступок, хотя бы потому, что претендовал на него. Но не тянул, просто удерживал и надеялся, что прилюдно Брагинский не вмажет.
— Не надо брать на слабо…
Россия не рассердился. Скорее не ожидал — британец очень-очень редко к нему прикасался. Практически никогда, если не считать того случая, когда Америка с Японией разыграли его на Хэллоуин: усадили Ваньку на ресепшен принимать гостей, и Англия принялся трогать того за лицо — не поверил своим глазам. Крику-то было, когда осознал, что перед ним тот самый страшный Брагинский, а не манекен.
Пусть это и железная хватка вымогателя, но Иван вдруг обрадовался его вниманию. Захотелось узнать, насколько Англия готов сократить дистанцию.
«Тяни меня полностью! Ха-ха!» — весело подумалось русскому.
— Боишься! Боишься проиграть!
Кёркленд прочувствовал его игривость и, если честно, не рассчитывал на это. На этот раз не страх, а азарт его захватил — потянул за шарф уверенней.
— Ой, боюсь-боюсь-боюсь! — Россия рассчитывал, что Иванушка-дурачок спасет от страшной ставки.
«Он… он заигрывает со мной! — Артур никогда не делал этого с Брагинским и теперь не знал, как поступить. — Так-так, вызов принят: кто кого «переманипулирует».
— Куда это ты от нас? — потянул сильнее и заулыбался.
Ему понравилось. Да, Брагинский может мигом обратиться в демона, но сейчас он вел себя очень даже мило. Или коварно?
— Подальше, конечно, — Ваня по-прежнему шутливо сопротивлялся.
Решал для себя остаться или нет? Всё зависело от того, проявит ли настойчивость Кёркленд.
— Мать моя женщина, Россия! Давай уже! — не выдержал британец и сильно рванул русского к себе.
Тот резко развернулся к нему лицом и поймал в ловушку: уперся руками о стол и достаточно уверенно прижал Кёркленда к нему и к себе.
— Ладно, разочек можно, — как же соблазнительно Россия улыбнулся ему, словно не на игру согласился, а на что-то крайне интимное.
У Англии дух вышел из тела и, минуя время и пространство, спрятался дома под кроватью, причитая: «Страсти-мордасти! Страсти-мордасти!». А еще он там нашел потерянный шерстяной носок. И пуговицы от чего-то.
— Эй, вернись из астрала! — Брагинский уложил Артура на стол, затем потряс обмякшее тело за плечи и присмотрелся к лицу. Нависал над ним.
— Россия, зачем так жестоко? Не пугай его! — Америка помнил о страхе брата, но не это заставило вмешаться.
Его глаза пылали ревностью.
— Отойди от него, — добавил Ал, а сам подошел, чтобы забрать горе-родственничка.
Но тот вдруг проснулся и, заметив неприкрытую ревность брата, заулыбался.
Страх к России временно отступил, так как теперь с помощью Ивана можно манипулировать Америкой.
— Отстань, Альфред. Мне уже лучше… намного лучше… — для убедительности Керкленд вдруг скользнул руками по широким плечам русского и обнял того за шею. — Помоги встать.
Всего лишь просьба. Брагинский не до конца понимал, зачем Артур гневит брата, как, собственно, не смыслил и в причинах ярости Альфреда. Просто видел нарастающие страсти, но что откуда растет — неясно.
Поставил Англию на пол.
А у того коленки дрожат. Россия близок как никогда. Внезапно — такой теплый и… приятный? Да, пожалуй, его тепло отличалось мягкостью и всеобъемлемостью.
Артур осознал одно — подобная многоохватная мягкость должна окружать только в одном случае, когда проникаешь в «зону доверия» другого человека. Но обычно такое бывает с совершенно близкими людьми, от которых не ждешь подвоха, например, с малышом Альфредом. Когда Америка был мал и мог спокойно спать на коленях брата — Артур тонул в ореоле доверия. С чужими иначе: либо никак, либо слабое тепло, одностороннее. А иногда люди и вовсе становились колючими и холодными.
Россия совершенно случайно, может, по простоте своей, впустил его, врага, в свою «область доверия», обволакивая теплой защитой, которой он покрывает своих сестер. А возможно, что и Франции везло проникать под его лучи тепла, иначе бы тогда не говорил, что Россия не такой, каким его обычно описывает Англия.
Даже голова кругом — словно оказался под крыльями и не хочется вырываться, а надо.
— Россия негодяй! Англию обнимает, а меня нет, а ведь я лучше! — Америка прямо жаловался на вопиющую несправедливость.
— Неправда! Кто с тобой полночи пролежал? — Ваня отпустил Англию, и тот мигом остыл.
Воспользовался случаем, чтобы отползти.
— Да хоть всю ночь, но не делай этого с ним! — Джонс ткнул пальцем в сторону брата. — Не беси меня.
— О, тогда я нарочно это буду делать, хе-хе, — заулыбался Брагинский.
Вернулся к британцу.
— Да кто тебе даст? — Кёркленд стремительно отступал.
— А кто тебя спросит?
— Чего? Не поймаешь, — Артур не думал, что зайдет с ним так далеко.
— Земля круглая, — нашелся Иван и сел на стул, облокотился на спинку.
— Спрячусь.
— Из-под земли достану.
— Вот пристал! — Арти тоже присел и вздохнул. — Второй Франция, и куда вас столько на меня одного?
— Ха-ха! — оживился и тот, кого упомянули. — Представь себе, как я с Россией к тебе, а ты — от нас. А мы — с цветами и любовью!
— Ага, с розой в жопе и волосатыми ногами. Лучше застрелите.
— Забавно, тема для всемирного флешмоба, тогда бы и я пошел, — вдруг пошутил и Германия, устраиваясь средь них.
— Ага, и избавим мир от Англии раз и навсегда, — поддержал идею Брагинский.
— Мечтайте-мечтайте! И не такое терпел! — Кёркленду не привыкать к всеобщей ненависти.
— Может, начнем игру? — Канада напомнил о себе и об игре тоже.
— Да, кстати, продолжим делать ставки. У кого там что есть? — Арти как ни в чем не бывало вернулся к главному.
— Венециано отрезает свою завитушку и не ест пасту с пиццей на протяжении всего карантина, — предложил Джонс.
— Как жестоко, он же станет фригидным и мертвым, — подал голос Германия.
— Я постараюсь! — итальянец же принял ставку.
— А Америка забывает про гамбургеры и газировку до конца карантина, — немец мстил за своего друга.
— Я тоже постараюсь! Герои не проигрывают!
— С Англии полкоролевства и волшебная палочка! — теперь и Брагинский претендовал на британское имущество. Да еще какое!
— Эй! Я не притязал на твою территориальную целостность! — возмутился тот.
Забыл, что тот своей медвежьей лапой гребет сразу и много.
— А я притязаю, — усмехнулся Россия и хрустнул суставами пальцев.
— Так, а что с Японии возьмем? — задумался Америка, внимательно рассматривая Кику, чем сильно смутил последнего.
— Острова-а-а, — подсказывал Иван.
— Брагинский!!! — рявкнули на него всей Восьмёркой.
— Хорошо-хорошо, давайте тогда кролика и собачку, — тот сразу понизил планку запроса.
— Эх… — прослезился Кику.
— А что с немцем делать? — Франция подпер подбородок ладонью и изучал своего немецкого соседа.
— Давайте снова разделим Берлин! — вновь предложил Россия, чем вызвал хохот Артура и Романо.
«О, этот парень! Как же он порой дьявольски непосредственен!» — сам себе не признавая, восхищался им британец.
— Брагинский!!! Хватит все делить и отбирать, что это у тебя за увлечение такое? — возмутился Германия, но невольно в памяти всплыл вечно четвертуемый Россией Польша.
— А давайте он отдастся победителю, — как бы между прочим предложил Франция. — Или мне.
— Ещё чего! Размечтался! — немец чуть по роже ему не заехал, да тот увернулся.
— Ладно-ладно, тогда откровенный фотосет для моей коллекции, хе-хе, — предложил Бонфуа и щелкнул Людвига с телефона. — Только это всё на зеркалку будет, естественно.
— С приведения — медвежонок, — Кику же присмотрел себе альтернативу в случае проигрыша.
— Это же мой друг! — Канада не хотел расставаться со своим единственным другом.
— А что с Франции возьмём? — Англия вдруг вспомнил про своего «любимейшего».
— Ой, да что с меня взять? — замялся тот, так как испугался их посягательств.
— Давайте, мы его кастрируем на время карантина, — сразу же отозвался Германия, чем развеселил Кёркленда подобным предложением.
— Нет! Не согласен! — испугался Бонфуа.
— Почему? Все отдают что-то ценное, — усмехнулся Артур. — Сам же предложил игру.
— Яйца жизненно необходимы! Нельзя!
— Жизненно? Почему? Котов же кастрируют и те не умирают, напротив, спокойными становятся, покладистыми и голосочек такой то-о-оненький, — издевался британец.
— Изверги! Меня окружают изверги!
— Да ладно, это мы на время карантина, потом пришьем обратно.
— А-а-а!
После уговоров и побоев, Франции пришлось согласиться на игру.
Романо на кон поставил Испанию. Правда, тот об этом не знал. Но Варгас-старший обещался, что всё путём.
После первых нескольких минут напряженной игры первым проиграл Германия. Теперь молился, чтобы и Франция продул.
Но нет, следующим вылетел Венециано. На его счастье завитушка умеет заново отрастать, однако тот всё равно без сознания. А палачом-отрезающим-завитушки был назначен не кто иной, как… нет, не Англия, а Брагинский. Веня успел грохнуться в обморок уже на первом этапе, когда Иван только-только подошел к нему с ножницами. Как Россия совершал грязное дело, итальянец уже не помнил, но после чувствовал себя «глубоко изнасилованным».
— Только попробуй меня потерять! В Японии слишком жарко! — злился медвежонок, но Канада продул.
— Я должен выиграть, я просто не могу, простите, так глупо просрать яйца, — Франции было хуже всех, по крайней мере, ему так казалось, но держался.
— Мои животинки… — расстроился побежденный Япония.
— Не-е-ет! — бился головой об стол Англия. — Я не хочу Брагинского в оккупантах! А-а-а!
Америка уже недовольно пил чай с крекером и наблюдал за игрой оставшихся Франции и России.
— Нет… нет… я не могу проиграть… я в полуфинале… — трепетал француз, лихорадочно глядя то на карты, то на противника.
— Ха-ха! У меня теперь полкоролевства, — Ваня предвкушал победу.
— А-а, мои яйца, мои золотые яйца… — Франция ни жив ни мертв после его торжествующих слов.
Россия оторвался от своих карт и осмотрелся. Покрасневший Германия показывал ему табличку с надписью: «Победи! Отомсти за честь немца! И за всех остальных блядей тоже!». Брагинский расхохотался в голос от такой откровенной группы поддержки. Затем посмотрел на своего европейского друга — Францию. Тот готов был залезть в петлю.
— Хм-м… — Ваня задумался над следующим ходом.
— Брагинский, давай уже, убивай его! — над душой стоял Англия, прислонившись к стулу русского, и зорко следил за картами.
Победа за Иваном! Зачем тянет?
Россия улыбнулся.
— Ой, — да уронил козырного туза из рук.
— Ага! Что упало — то пропало! — удачу подхватил Франция: забрал туза и победил следующим ходом. — Ура! Сосите все! Хотели смерти моей? Не дождетесь! Тра-ля-ля! Ля-ля-ля!!! Меня любят небеса! Ля-ля-ля! Расцелую москаля!
Казалось, что победитель просто лопнет от счастья. Потянулся к Иванушке.
— Неуклюжий Рашка, будь ты проклят! — пришел в ярость британец и как бы между прочим оттолкнул помеху в виде француза. — Руки из жопы растут! Тогда отдавай свой шарф!
Странно, что Артур просто протянул свою руку, а не стянул предмет гардероба прямо с шеи. Россия взялся за шарф под горлом, потянул, но остановился. Крепко сжал его, словно и впрямь отдает дорогое.
И тут Франция обо всём догадался.
«Бог мой! — даже устыдился за то, что предложил эту дурацкую игру. — Прости, Россия…»
— Чего тянешь? Отдавай! — настаивал Англия и пошатал стул, на котором сидел Брагинский.
«Артур, засранец!» — разгневался Бонфуа и поджал губы.
Руки чесались набить морду.
— Ты забыл — я вернусь к тебе… — пригрозил Россия, отдавая шарф, и прищурился. — За ним…
— Уговор дороже денег, ты не должен его нарушать, — напомнил британец, уже аккуратно складывая свой трофей.
— Зато у меня полкоролевства! — вдруг обрадовался Россия, всплеснул руками, но тотчас же вернул угрожающую серьезность. — Волшебную палочку гони.
— Какой-то не равноценный обмен получился, надо было потребовать, чтобы ты перестал пить водку.
— Что ты! Раз теперь мы соседи, то вместе бухать будем, — порадовал его Иванушка.
Англия представил себе сиё.
— Только ты и я… наедине… — Россия знал, где нажать.
Мстил беспощадно!
Британский дух снова вышел, трусливо бросив тело, и трепетал где-то в Поднебесье, пока другие силы его не выгнали оттуда.

Глава 4.
К середине дня ребята устали не только от карантина, но и друг от друга.
Япония уединился, прижимая к себе нового пушистого друга. Сценарий пока забросил — оставил «зреть», мало ли что ещё в голову придет интересное.
Канада же, напротив, сох от одиночества, лишившись медвежонка.
Венециано пребывал в голодном обмороке, не успев толком оправиться после трагедии с завитушкой. Германия раскладывал пасьянс и негодовал, когда поглядывал на Венециано да громко цыкал время от времени. Романо с печалью смотрел на баланс денег в телефоне и писал СМС-ки Испании. Объяснял, что проиграл и его.
Америка (на всеобщее удивление и радость) тоже забился в один из дальних углов и резался в тетрис на полу, мечтая о гамбургерах с кока-колой. Ломало.
Англия только-только пришел в себя после путешествия из астрала и страдал в полюбившемся месте под столом на своем спальнике, люто мечтая о смерти России и всех-всех-всех. Перебирал в руках отвоёванный шарфик и думал… думал…
Сам же Брагинский был бодрячком и откровенно наслаждался терзаниями пленников. Да и не хватило ему углов в зале, поэтому искал пятый, цепляясь то к одному несчастному, то к другому.
Бонфуа рассматривал глянцевые журналы с… нет, не с женщинами, а с едой. Замышлял после карантина устроить праздник живота. Очень грустно есть то, что им готовят по специальной диете для инфекционных больных. И что самое ужасное: готовят американцы!
Промелькнул Россия. Ага, сел за стол, его-то Франциск и выжидал. Журнал полетел в сторону.
— Эй, — Франция подсел к Ивану, осмотрелся как вор, затем поманил русского указательным пальцем к себе.
Тот заинтриговался и придвинулся к нему почти вплотную вместе со стулом.
Для Артура, сидящего под столом, это не осталось незамеченным — тут же отвлекся от глубоких дум и сосредоточился на врагах.
Брагинский навострил ушки — внимал Франции. Кёркленд тоже.
— Россия, это… хочу тебя поблагодарить, — вдруг замялся Бонфуа.
Британец заинтересовался и, позабыв о душевных муках, подполз ближе, невзирая на противно липкий от дезинфицирующего раствора пол.
— Спасибо, ты настоящий друг, — франк поймал Ивана за пухлые щеки, чтобы повернуть лицо парня к себе и заглянуть в глаза. — Проси чего хочешь, я твой должник.
Брагинский попытался улыбнуться в ответ, но чужие ладони сильно сжимали. Жмяк-жмяк. Бонфуа пользовался хорошим расположением духа русского.
— Просто помоги, когда и я попаду в беду, больше мне ничего и не надо, — всё же ответил Иванушка.
Англия усмехнулся. Чему? Россия всегда готов к худшему, раз говорит «когда», а не «если» или «вдруг».
От его слов Франция таял как свечка. А ещё эти румяные щёчки! Жмяк-жмяк.
— Ах, а у меня только одна беда — хочу поцеловать тебя, — со вздохом признался любвеобильный француз, умиляясь собеседнику. Не терял надежды на согласие.
Шпиона затошнило. Уже не хотел подслушивать, но привычка — вторая натура.
— Тогда с тебя массаж и чай, — смекнул предприимчивый Ваня.
А чем ещё заниматься? Не только же в одни карты играть.
— Правда?! — Бонфуа чуть не лопнул от счастья. — Поцелуй французский?
— С ума сошел!
— Ну, я же Франция! — рассмеялся тот и отпустил Ивана. — Я готов всех целовать по-французски.
Россия потер одну из своих многострадальных щёк и задумчиво уставился на него. Заулыбался.
— Тогда давай я тебя поцелую? — естественно, русский имел в виду приличный поцелуй.
Англия не мог спокойно отнестись ко всему этому. Сразу понял, кто кого и на что разводит, поэтому решил масла в огонь подлить — положил руку на чувствительное колено Франциска.
Бонфуа мигом потерял голову, и даже в жар бросило.
«В этом деле главное — не рассмеяться!» — Кёркленд улыбнулся от уха до уха.
— Давай! — Франция поймал руку России в свои ладони, и его вовсе не смущало, что вторая рука русского на столе рядом с первой, а третья должно быть на колене.
Иван опешил — заподозрил неладное.
— Хочешь, я буду неустанно целовать и ласкать тебя всю ночь напролет, - заливался француз, - я такой массаж сделаю! Тебе и не снился.
Англия веселился по-своему — скользнул рукой вверх по бедру. И кусал, кусал свои губы, чтобы не расхохотаться в голос.
Россия растерялся: что же так оживило этого несчастного извращенца? Можно настучать ему по голове в любую минуту, но хотелось разобраться в причинах столь страстного порыва. Кто возбудитель? Или что? Он и не подозревал кого-то третьего.
Тем временем назойливый француз напирал. Ивану пришлось чуть наклониться в бок. И шея обнажила свою белизну — шарфа-то нет! Ах, как она соблазнительно выглядела в глазах разгоряченного ловеласа, просто бери — не хочу.
— О, я вижу кое-что редкое и нежное, — Бонфуа перешел красную черту — приложился губами к шее России.
У Брагинского аж мурашки по коже пробежали от прикосновения. Может и приятно, но больно неприлично. Нужно восстановить общественный прядок!
Кёркленд предвидел час «смерти» Франциска и вовремя протянул русскому трубу из-под стола (Иван ее как раз там и прятал).
Россия даже поблагодарил британца, совершенно не заподозрив того в причастности ко всему этому безобразию, и настучал приставале.
Англия с достоинством вылез с другой стороны стола и любовался плодами своей выходки. Вот так работают профессионалы!
Франция стыдился (как-никак приходил благодарить Ивана), и уже просил прощения за свою слабость перед искушениями.
Брагинский сжалился и в утешение подарил обещанный поцелуй — сдержанный, но потрясающе нежный.
Бонфуа прослезился — на душе потеплело, а похоть растворилась. Казалось бы, страсть разгорится сильнее, но нет. Утешительная ласка Ивана после сокрушительного удара подействовала лечебно. И более того — Франции стало так неловко, словно домогался родной матери. Сердце сокрушалось, а помыслы о каком-либо посягательстве в сторону России теперь вызывали благоговейный трепет, мол, как я мог.
Артур нахмурился. Не то что бы он расстроился рухнувшим планам, просто изумился. Проделка удалась, несомненно, но Франция не лежит в крови. Что помешало? Очередная непредсказуемая двойственность Ивана: «казнить, нельзя помиловать». Фраза ясна, как день, но запятая вдруг перепрыгнула через слово, и тот самый день сменился ночью. А самое обидное: Артур всегда помнит про эту русскую противоречивость, опасается, но вот постоянно не учитывает. Проклятье!
С другой стороны, Кёркленд неожиданно для себя обрадовался настоящему Франциску. Брагинский безжалостно сорвал с него маску пафоса и затушил пожар ненасытной «любви» - те два порока, которые Артур особо люто не переносил в сопернике. Ах, если бы Бонфуа исцелился от этих двух бед, то британец бы сошел с ума на радостях — его бы перестал беспокоить выпрыгивающий из-за угла волосатый эксгибиционист с розами и сияющими звёздами в глазах. Не хватает только торжественного воя волынок, хоть это и не по-французски, но именно их Англия порой и слышал, когда появляется этот позер.
А вот с Иваном француз поскромнее. Прямо-таки целомудреннее. Артуру и раньше везло заставать их наедине и подслушивать, как сейчас. Теперь и не знал, кому больше завидовать: Бонфуа, способного так бесстрашно обходиться с Россией, а порой и манипулировать им, или Брагинскому, которому удается на раз-два-три обуздывать французские страсти.
— С тебя массаж, — напомнил французу Иванушка и развернулся спиной. — Плечики! Помни плечики!
— Ах ты лис! — Франции некуда было деваться.
Смиренно положил руки на крепкие плечи Брагинского.
— Лиса-плутовка… — приговаривал Бонфуа, - …со скалочкой, — и поглядывал на воспитательный кран, покоящийся после работы на соседнем кресле рядом с русским.
Через рубашку разминать мышцы было неудобно и несерьёзно. Если работать с телом, так основательно — святое же!
— Раздевайся! — вдруг приказал Бонфуа и всплеснул руками. — Я так не могу!
— Хорошо-хорошо, — повиновался русский профессионалу.
О, так лучше, теперь Бонфуа будет наслаждаться красотой тела. Эстет, как ни крути.
Остальные пленники карантина невольно оторвались от своих занятий и посмотрели на парочку. Раздетый по пояс Брагинский при дневном свете выглядел крайне внушительно. Венециано и вовсе рот разинул. Не Арнольд Шварценеггер, конечно, но под стать девичьих грёз: широкие расправленные плечи, приятный рельеф мышц на груди и животе без каких-либо длинных черных волос, как часто это бывает у мужчин.
— Подожди, у меня есть крем для рук, а то кожу сотру, - главный эстет попытался оторвать от спины не только руки, но и глаза.
Япония, глядя на них, вдохновился и живо взялся за брошенный сценарий. И зарисовки делал прямо с натуры.
Артур же тихо завидовал — остро захотелось массажа. Даже от Франции.
Америка, напротив, и головы не поднял — увлекся тетрисом. Если Джонс погружался в игру, то даже разворачивающаяся оргия и массовые убийства с перестрелкой его не отвлекут.
— Братик! Братик! И мне потом! — оживился Италия-младший, с жадностью изучая столь приятное занятие, которое организовала парочка.
— Хо-хо, а ты мне что? Работаю за поцелуи и не только, в зависимости от объемов работы, — француз тут же проявил свою практичность и похотливость.
— Ну-у… — Веня задумался, уставившись в потолок.
Готов торговаться.
— Никаких ну! — вмешался немец и оттащил итальянца за шиворот. — Не связывайся, обманут, и глазом моргнуть не успеешь. Если так нужно, то я сам сделаю.
— Правда?! — обрадовался Варгас-младший и с восторгом посмотрел на друга номер один в мире. — Просто так или за поцелуй?
— Ещё чего! — отрезал Людвиг и отпустил его. — Сегодня массаж, завтра — сто отжиманий!
— Зачем? Войны же нет, для чего физподготовка? — искренне изумился Северный Италия, хлопая длинными ресницами.
— Нужно всегда быть в форме — враг не дремлет. Кто знает, что разбудит тебя завтра? Будильник или воздушная бомбардировка?
— Это как Россию в четыре утра? — случайно напомнил о досадном.
— Молчать! — раскраснелся Германия и указал на стул. — Раздевайся! По пояс, дурак, куда ты штаны спускаешь? Я разве задницу мять буду?
Венециано был полностью в его власти и успел пожалеть, что попросил массажа.
— А давай потом я тебе сделаю и никаких отжиманий, а? — Варгас-младший решил договориться иначе.
Но красивыми глазками немца не всегда проймешь.
— Не отлынивать!
Пришлось подчиниться и, если не думать о завтрашней тренировке, то очень даже хорошо. Можно и помурлыкать.
Людвиг искал на нем мышцы да поражался: как можно столько есть, пить вина, много спать, бить баклуши, и при этом не толстеть? Загадка!

***

Англия заскучал. Страдал-страдал, да замышлял неладное: столкнуть лбами некоторых личностей и позлорадствовать. А что? Не только же России мутить воду.
Осмотрелся. В поле зрения попал Америка. Сидел себе с тетрисом, никого не трогал. И задумал британец потревожить этот действующий вулкан.
— Эй, Альфред, — подсел к нему, чуть коснулся руки, а иначе на него даже не посмотрят, и указал взглядом на Ивана. — Ты только посмотри! Изменяет тебе с Францией.
— У нас свободные отношения, — отшутился Америка, но не улыбнулся.
Совершенно забылся! Игру остановил и глянул.
Вот те на! Разделся Иванушка и массаж ему француз делает! Совсем расслабился, что ли? И воркуют о чем-то. Фу-фу-фу, нужно срочно разлучать.
— И как он только терпит этого извращенца? — Джонс вдруг открыто приревновал.
— Тут всё серьёзней, у них какие-то осо-о-обые отношения, — британец медленно, но верно активировал братика.
— Думаешь, что они любовники? С Россией это возможно?
— Нет, хуже: они друзья.
Камень упал с души англичанина. Окончательно уверился, что у Ивана с Альфредом ничего не было, раз американец так удивленно вопрошает о реальности секса с Брагинским в принципе. Вопрос глупый по своей сути, но и Кёркленд не мог представить Россию в паре с мужчиной. Нет, есть люди, которые способны многое вообразить, взять того же Францию, но русский уж больно часто мелькает с сестрами. Женское окружение несомненно красит его.
— Неужели! Так Брагинский нарочно проиграл? — осенило Америку.
Другой причины, почему Франция ублажает русского, он не придумал.
— Думаешь? — Англия не задумывался, почему француз благодарил русского изначально. Ну, мало ли? Услужил и ладно.
— Он пожертвовал любимым шарфом ради него. Cool! — Джонс прямо-таки расцвел, но через секунду и приуныл. — Для меня бы он так не сделал…
Заочно обиделся.
Тут Альфред испугался: вдруг Брагинский сболтнет чего лишнего Франции? По секрету, например! Ужас-ужас! Вселенная взорвалась в голове.
— Russia! Russia! — Ал подбежал к голубкам, размахивая руками, как одинокий островитянин проплывающим кораблям. — Пройди этот уровень, а то у меня не получается! Please! Please! Please!
Он изо всех сил старался обратить внимание русского на себя любимого. Не отставал.
— Господи, откуда нарисовался? — Ваня аж опешил.
— Please! Please! Please! — Америка прыгал вокруг него, словно исполнял шаманский танец индейцев, только вместо бубна электронный тетрис неизвестных времен. — Пройди! Пройди!
— Россия, он же сейчас самого Сатану призовет, пройди ты ему, — Бонфуа шепнул на ухо, чтобы не напугать американца упоминанием нечистого.
— Где ты там скачешь? Давай сюда! — сдался Иван, протягивая руку, чем сильно осчастливил Джонса.
Америка и Франция окружили Россию, следили за игрой и подсказывали. Англия присел на пол к стене и не спускал с них глаз. Всё завидовал Брагинскому. Нет-нет, не тому, что его обступили эти назойливые товарищи, а самому обстоятельству. Как бы это не звучало тривиально, но Кёркленду казалось, словно весь мир стал крутиться вокруг России. А ведь раньше был обычной серой мышью.
Англия злился сильнее. Не понимал, когда и почему Иван сместил его с невидимого трона «центра мира». Разделил его с Америкой на пару, и теперь они самые обсуждаемые страны в мире. Кёркленд до сих пор не мог смириться, что его эпоха Великой Империи пала так же, как и другие: Римская, Византийская, Османская, Вавилонская…
И на его смену пришли другие. Такие молодые и воинственные!
Артур опустил веки и перед внутренним взором возник облик России. На удивление светлый, но достаточно строгий, смотрел прямо в глаза, словно ему известны его мысли. Осуждал.
«Когда этот кошмар закончится?» — очнулся британец, со страхом прогоняя странные видения.
Чуть осмотрелся: Иван сосредоточенно играл, Америка нависал над ним и периодически тыкал в экран, а Франция сидел рядом, положив свою руку на плечо Брагинскому.
— Палка нужна… — сетовал Россия.
Дернул игрушкой, так как Джонс закрывал обзор своими пальцами.
— Подожди, квадрат не сюда! — наставлял француз.
— Отставить! Труба появилась!
— Видимо, это твоя любимая фигура, — усмехнулся Альфред.
— Да-а, — протянул Иван. — Палкой можно убрать сразу четыре строчки.
Прозвучало, как в поговорке про вилку: один удар — четыре дырки.
- Согласен, когда вставляешь палку особенно глубоко, наступает игровой оргазм, - кому что, а Франция всё об этом.
- Дурак, ты даже в тетрисе нашел что-то сексуальное! — расхохотался Альфред, постукивая пошляка по голове.
Ваня же притих между ними, зарумянился. Пытался не размышлять над словами Франции, но поздно — теперь родной тетрис осквернён.
«Им весело…» — тяжело вздохнул Артур и сдался: подошел к ним.
Сел рядом с Россией на пустое кресло.
Америка его не занял, так как врожденное шило в заднице не позволяло усидеть на одном месте. Хотелось стоять, нависать, переминаться с ноги на ногу и размахивать руками, когда эмоции плещутся. А их у него — океан. И он в них, должно быть, плавает, раз машет так. Как Италия, ей-богу!
— Всё! Мы на новом уровне. О, как сильно увеличилась скорость! — Джонс взялся за роль комментатора.
— А-а, куда так быстро? — растерялся игрок.
Англия следил не столько за игрой, сколько за выражением лица России. За его глазами, уж больно они ему покоя не дают. Как же Брагинский сосредоточился, вот-вот прожжет игрушку насквозь!
Затем — губы. То растягивались в улыбке, то замирали в предвкушении чего-то. А один раз и кончик языка выглянул, но по делу, а не шаловливо, как у кокетницы,— губы пересыхали в волнении. Сразу видно, азарт завладел Иваном полностью!
— О, я проиграл! — неожиданно веселый голос раздался из этих уст и снова — улыбка.
Нет, она не в тридцать два зуба, как у Америки, а скромная и искренняя. Из-за чего выглядела такой естественной, а не тошнотворной рекламной моделью для компаний зубных щеток, паст и жвачек.
Это так запало в душу Артура, что не успел отвернуться — Россия поймал его внимательный взгляд. А раз уличили, не стал скрываться и прятать глаза. Огонь потек по сосудам.
Иван же смутился и сделал вид, что ничего не случилось, но зоркий глаз Америки всё углядел, а длинный язык так просто этого не оставит.
— А Арти влюблённо смотрит на Россию! — издевался американец и победно улыбнулся.
После улыбки Брагинского, мегапафосное растяжение рта Альфреда от уха до уха показалось не просто противным, но и чем-то кощунственным, даже пошлым. Если бы Америка просто сказал, то Артур бы лишь разгневался, но неожиданный приступ отвращения не позволил этому случиться.
— Чего так уставился? — Джонсу стало не по себе от столь презренного взгляда.
— Глянув на тебя, мое чувство прекрасного скукожилось в агонии, — Кёркленд как можно точнее и честнее описал то, что почувствовал.
Гнев промелькнул в глазах Америки, парень уже хотел подорваться с места, но Россия поймал его: крепко прижал к себе, обвив рукой за талию.
— Твое «чувство прекрасного» глазами ласкало полуголого Ивана, — Франция нарочно разряжал обстановку, по своему, конечно. — Не это же чувство подвигло тебя на приобретение шарфа Брагинского?
— Извращенец! Только тебе это могло прийти в голову! — что-что, но рядом с Франциском Артур терял всю свою сдержанность без остатка. Да и не блуждал он глазами по телу России, только лицо рассматривал — несправедливое преувеличенное обвинение! — Это только ты всех раздеваешь взглядом, кто бы ни подошел, мерзавец!
Присутствующие оторвались от своих дел и заинтересовались ссорой. Тем более такой пикантной.
— А для чего тогда тебе шарф, у тебя своих мало, что ли? Так нет, тебе понадобился именно его предмет гардероба, — продолжал француз. — Ни водку, ни землю, ни флот…
— Отстань! Когда мы только начали игру, я и не думал потребовать чего-то более глобального, — оправдывался Англия, вскочив на ноги. — Вы сказали, что играем на что-то ценное для каждого. Вот я и запал на шарф, ведь он важен для России, как-никак подарок сестры, если верить моей разведке. Теперь я хочу позлорадствовать, так что идите лесом!
Невольно процитировал Ивана.
— О, Англия заговорил, как Россия! Шарф заразный! — заметил Италия-младший.
— Молчал бы лучше, если уши развесил, — Германия болезненно нажал на его плечи, и Веня ойкнул.
— А вдруг он проклятый? — Япония взял да продолжил тему.
Чем занимался? Нашел журнал Бонфуа и с интересом просматривал разные блюда. Приглядел некоторые и хотел попросить Франциска перевести рецепт с французского на… нет, не японский конечно, а тот самый международный на котором они, страны, разговаривают.
— Ага, удушит ночью вора, — посмеялся Германия и пробормотал в сторону, — …хотя всякое может случиться.
— Или не вора, а предполагаемого фетишиста, — поддержал его Франция.
Да заискивающе посмотрел на соперника, выглядывая из-за России.
— Отстань, надоел уже! — британец чуть по роже ему не заехал, но Бонфуа задорно рассмеялся и спрятался за плечо Ивана. Кожа русского пахла кремом и блестела, отчего Франциск невольно похвалил самого себя за работу. И откровенно принюхался к Ивану, чуть ли не уткнувшись тому в шею, и даже ахнул.
Русский претерпевал неловкость.
— Что, надоел? Небось, как придешь домой, так наденешь шарф и вдохнешь его аромат, — спорил француз с англичанином, опять высовываясь из укрытия.
Сам Россия почувствовал себя гигантским дубом, вокруг которого можно бегать или же прятаться за ним. А Арти с Франциском ему представились назойливыми белками — только и грызутся друг с другом, прыгая с ветки на ветку. Был бы африканской страной, вообразил бы себя баобабом с макаками.
Кёркленд вновь поразился терпимостью Брагинского. Если бы к нему, Англии, кто-то так приставал, то он немедля бы врезал или отпихнул силой. Россия видел себя деревом, а вот британцу он показался котом в руках ребенка — и исцарапать жалко, но и тисканья мучительны.
— Это всё твоя убогая фантазия… — Артур взял пример с Ивана и проявил некоторую снисходительность.
— Тогда отдай мне шарф, и я буду этим заниматься, — вдруг бесстыже потребовал Франция и протянул руку ладонью вверх.
— Ни за что! — чуть отпрянул Артур.
— Почему? — недоумевал француз.
— Это мой трофей.
— Трофей? Ах, вот как ты теперь называешь свой фетиш…
— Послушай, лягушатник, я прекрасно знаю, что ты вернешь шарф Брагинскому, возможно использованным и изнасилованным, но вернешь, — Артур заговорил откровенно и был близок к истине.
— Неправда! Свои фетиши я никогда не возвращаю! — как же гордо заявил тот.
— Так вот почему ты не отдаешь мои трусы! — вдруг дошло до Италии.
Наивный, до сих пор надеялся, что ему вернут.
— Нахрена ты их вообще давал?!! — тут же отругал итальянца Германия. — Всё! Завтра с тебя сто отжиманий!
Немец хлопнул того по плечу и отошел. Надоело разминать его косточки, кофе захотелось. А Венециано с ужасом представлял себе следующий день.
— О Боже, а вы ещё спрашиваете, почему я так часто ругаюсь с этим извращенцем, — Англия устал от всего этого и прикрыл лицо ладонью.
— Кстати, что за «чувство прекрасного» тебя посещало, когда ты смотрел на Россию? — и Америка решил достать брата, не отставая от Франциска по бредовости идей.
Англия молча бросил угрюмый взгляд на Альфреда, затем на Ивана. Не сразу понял о чем это младшенький, но глядя на высокопарную физиономию первого и тихую улыбку второго, вспомнил что к чему. Но…
— О! Я знаю! — воскликнул Америка. — Фетиш для Англии — Россия в целом!
— Чего?! — британец чуть не захлебнулся от возмущения.
Не скажет ведь, что Иван тронул его своей улыбкой. И себе-то не признаётся, не то, что некоторым штатским.
— Точно! Как я об этом не подумал? — Франциск после небольшой передышки продолжил наступать. — А я-то гадал, чего Артур полночи ворочался? Так трудно заснуть, когда фетиш совсем рядом, не так ли?
— Придурки! Вы вечно придумываете какую-то, прости за выражение, херню, — бесновался Кёркленд, но задиры лишь рассмеялись. — Хватит нас «пейринговать»!
— Прости, нам скучно, а ты сам напросился, — Альфред не затихал, но отступил, не хотелось перегибать палку в подобных шуточках. Хорошего понемножку.
— Достал меня, — посылал его Англия.
— Я знаю, — улыбался тот в ответ.
Россия немного устал от шума и близости некоторых, а то чего с ним только ни делали за время карантина: трогали, целовали и даже нюхали. Встал и подошел к окну. Хотелось прогуляться, но увы…
— Иван, ты куда? — закапризничал Альфред, протягивая руки в его сторону.
— От тебя подальше, — усмехнулся тот.
— Не-не, будь здесь! — потребовал Америка.
— Не хочу…
Джонс соскочил с места и бодро побежал к Брагинскому, но тот спрятался за тяжелыми шторами и исчез, как за волшебным покрывалом фокусника.
- А? Где? Россия! Только что был! — Америка не поймал его.
Удивленно рассматривал длинные волны из ткани, отливающие атласным блеском.

***

— Германия! Германия! — прозвучал жалобный голос Северного Италии.
— Чего тебе? — довольно раздраженно ответил немец.
Сидел, спокойно наслаждался кофе.
— Я это… — Варгас-младший подлетел к нему и тут же замялся, опустил глазки. — Хочу какать… а в туалет нельзя…
Людвиг аж поперхнулся. Но проблему надо решать!
— Э-э-м-м… Хорошо, сейчас спрошу у медперсонала, — у немца сработал инстинкт материнства и принес судно.
— Он это будет делать здесь?! — возмутился Англия, но Италия уже снял штаны и сел в предоставленный горшок.
— Ну… это же Италия… — развёл руками Германия.
— Да, комплексами он не страдает, — британец отошел подальше от итальянца, произносящего всевозможные звуки из разных мест.
— Хм… может ширму поставить? — догадался Людвиг, хотя Венециано было как-то всё равно, он делом занят.
— Забыл про туалетную бумагу! — юноша пополз вместе с судном к своим вещам.
— Скройся с ширмой в углу! — ругал его Романо. — Ты что жрал такое? Ужас как воняет!
— О! Я вдруг вспомнил как маленькие Америка и Канада играли в догонялки, сидя на горшках, — весело вспоминал Франциск, смущая последних.
— Мы тогда были крохами! — Альфред даже отвлекся от преследования России.
— Ага, и Америка частенько переворачивал горшок брата, чтобы на него сердились, — добавил Артур. — Маленький был, но пипец говнистый и поныне.
— Артур! Франция! Прекратите рассказывать столь интимные подробности о моём детстве! — закипал Америка, сжимая кулаки. — А то я разозлюсь!
— А-а! У меня шнурок развязался… — ныл Северный Италия, запутавшись в штанах, трусах и шнурках. — Германия! Помоги-и-и!
— О, Боже, за что мне это наказание? — немец схватился за голову, но поспешил на помощь, так как был милым и добрым в душе.
Но противогаз захватил.
Веня испугался — не признал.
— Да я это! Я! Чего орешь? — злился немец, не зная, как к тому подступиться.
— Ты Супермен?
— Да! Сам же звал на помощь, — пришлось притвориться супер-героем.
— А теперь нам нужен освежитель воздуха! — британец не знал, как выживать и даже дышать в этом дурдоме.
— Освежитель Воздуха, приди! Тебя сэр Кёркленд зовёт! — смеялся над ним Бонфуа. — Ты ну-у-ужен ему-у-у!
— Да ну тебя, — отмахнулся от него брит.
— Я тут! Ха-ха-ха! — нарисовался Джонс с мужской туалетной водой и принялся распрыскивать ее.
Запах ее, может, был и неплохой, но Англии не понравился. Поэтому, бубня что-то нечленораздельное, поспешил к окну, схватился за ручку, но оно закрыто намертво из-за карантина.
Рядом что-то зашевелилось: Россия отодвинул шторы и показался во всей своей красе.
— Что у вас там за Армагеддон?
— Твою мать, Рашка! — отпрянул Англия и чуть заикой не стал. — Нигде мне нет покоя…
Иван лишь виновато улыбнулся ему, затем хитро прищурился и вновь скрылся за шторами, наблюдая за начавшимся дождем.
Сердце же Артура застучало сильнее, не давал покоя ему этот загадочный Россия. О чем он думает? Что замышляет? Парень себе на уме! Или же…
«Черт возьми! Он наложил на меня проклятие? Так и есть, другого и быть не может! Нужно потребовать, чтобы он снял с меня эту порчу!» — Артур самого себя уверил в этом и решился на подвиг: поговорить с Иваном один на один, чего бы этого не стоило.
Вдруг заколотило, но за шторы он зашел. Нужно действовать быстро, пока смелость не растворилась.
— Так, Russia, мне надоели твои шуточки, давай, снимай с меня порчу! — потребовал Кёркленд, гордо задрав свой нос.
— Которую из них? — русский не мог серьезно отвечать на его требования.
Иван всегда знал, что если у Англии что-то не ладилось, то это означало, что виноват кто-то, например, Россия, в наведении высших, низших и прочих сил…
— Сам знаешь какую!
— Не-а, не знаю, — честно-пречестно ответил тот и развел руками.
— Последняя которая, — британец настойчиво напомнил и ткнул пальцем в его грудь.
Как бы храбро и нагло Арти себя не вел, но дух захватило, и задрожали коленки. Не побоев боялся, а чего-то другого. Может слов, а может взгляда…
— Хорошо-хорошо, уже снял, теперь иди отсюда, дай побыть одному.
Милое дело — издеваться над тем, кто воображает о тебе невесть что.
— Нет, она ещё действует! — не унимался Артур, уже потрясся Брагинского за плечо.
— Ах, ну да… — Ваня не знал, что и придумать. — Подожди до завтра, порча-то сильная.
— Зачем ты вообще ее наложил?
Россия смеялся и плакал, но только сердцем. Внешне сохранял невозмутимость.
— Да так, чтобы ты больше не выпендривался в своем гордом возбешении, который похлеще блудливого французского будет, — откровенно и достаточно резко ответил Иван. — Катись отседова! Пристал со всякой ерундой.
— Ах, ты… — глубоко оскорбился Артур, гордыню зацепило и нехило так.
Неконтролируемая ярость Англии заставила дать пощечину Ивану.
Но пелена гнева сошла, когда тень легла на глаза Брагинского, а его рука потянула край шторы так, что британец оказался в ловушке. Чем больше русский сверлил его взглядом, тем сильнее Арти сотрясался от страха.
— Стой! — засуетился Англия, прятал глаза, но Россия прижал его к себе за талию одной рукой и грубо схватил за подбородок другой.
— Поговорим начистоту без масок общественной морали? — Ивану есть что сказать.
И вновь испуганные и растерянные глаза Артура встретились с суровым и твердым взглядом Брагинского.
Душа просто в пятки ушла. Кёркленд слышал, что Иван частенько прячет свое истинное лицо за масками и открывается только любящим сестрам, либо откровенным врагам. Вот и сейчас он перестал увиливать и отшучиваться, рубил словом, призывал к откровению:
— Прекращай обвинять других в своих ошибках. Понятия не имею, о какой ты там порче говоришь, я просто подыграл тебе. Не было желания тебя в чем-либо разуверять. Ты сам себе злобный Буратино.
Англии было невыносимо. С волком-людоедом не так страшно столкнуться и смотреть в его кровожадные зеницы, как с Брагинским. Нет, не столько лютость врага пугала британца, сколько его ревность в свою правоту. В такие мгновения не диким зверем он казался, а внушающим уважение воином. Если Россия не беснуется, а наступает в праведном гневе — страшнее был.
Кёркленд судорожно перевел взгляд, и он упал на губы. Они так близко, но вели себя не менее угрожающе, бросаясь столь серьезными словами, доводя британца до полуобморока. Даже если зажмуриться, то уши помогут памяти воссоздать весь образ России в подробных деталях. Невозможно скрыться!
Но вдруг губы Ивана замерли и словесный бич остановился. И мысль застыла.
Как сильно бьется сердце пленника. Дышит с трудом, прерывисто.
О, как он трепещет в руках!
— Не бойся, всё хорошо, — Россия вдруг помиловал трусишку.
Он, конечно, любил запугивать по поводу и без, особенно таких гадов, как этот самый британец, но иногда бывали такие обстоятельства, когда страх собеседника не к месту.
Последние слова Ивана прозвучали со странной силой, настолько внушительной и трогательной, что проникли в сердце сквозь твердый панцирь льда Артура. И топили его так, что случилось невероятное — слезы покатились по щекам неисправимого гордеца. Словно что-то мягкое, теплое, но невероятно строгое коснулось струн его души и заиграло.
— Почему плачешь? Я же сказал: не бойся, я не намерен обижать тебя, — Иванушка забыл, что сердился, и хотелось лишь утешить этого несчастного. — Не бойся!
Милость русского больнее, чем предыдущий бич. Впрямь как в прошлую ночь, после несказанного спасибо. Хотелось скрыться с глаз, так как поток слез не прекращался, а от этого стыдно вдвойне.
Отбивался и вырывался, как маленькая бабочка в руках.
— Куда? Подожди! — Россия удерживал его.
Но, в минутной растерянности и по простоте своей, взял да обнял его в надежде утешить.
Как бы ни так! Стало хуже. Кёркленд сам не понимал, что же его так мучило со страшной силой. И, кроме того, брит снова попал в «ореол доверия» Ивана. Тепло и уютно, но невыносимо! Он не мог довериться ему так просто, но…
- Всё-всё, не воюй, я больше не буду. Прости, - Россия словно понял, что к чему. — Потерпи меня.
Руки вдруг сами обняли Ивана, хоть сердце и выпрыгивало из груди. В любом случае, так Россия не видел слез, чему Арти и радовался.
— Как ты это делаешь? — всё же заговорил Англия.
— Что делаю?
Кёркленд прижался к нему, смирив свою гордыню и отдавшись чужому теплу. Задумался над тем вопросом, который сам же и задал ему:
— Располагаешь к себе…
Артур поразился сильнее, чем тогда, когда понял, что рядом с ним живут эльфы, гномы и прочие волшебные существа, тому, что может так просто стоять с Россией и… не просто обниматься, а откровенно разговаривать! И даже чего-то там ворковать.
Кёркленд успокаивался, но уверился, что совершенно потерял здравый смысл, раз поддался русской нежности, которая, как оказалось, не просто есть, а существовала всегда.
«Невероятно сильный, но всё же ласковый…» — Артур не думал, что придет к подобному умозаключению из собственного опыта.
Не хотелось возвращаться туда, где он отчаянно искал покой — в помещение карантина, где его, так или иначе, доставали назойливый француз с американцем, недовольный немец и вечно жрущий и срущий итальянец. Тишь да гладь тут — под покровом России.
Но Ваня ослаблял объятия.
— Подожди, ещё чуточку… — вдруг попросил сэр Кёркленд, подтягиваясь.
А что? Гордость получила серьезное увечье и до сих пор не пришла в себя, поэтому сейчас этот лев смирен, как котенок. Да и не хотелось возвращаться в суровую реальность.
Ваня же только обрадовался и прижал того крепче. Правильно, когда он ещё наобнимает этого ежа колючего?
— Ха-ха! Russia, нашелся! — раздался вездесущий голос Америки, который вернул всех к реальности бытия.
Американца беспокоило исчезновение России, да и хитроумного братца тоже потерял из поля зрения. Он даже не подозревал, что они там вдвоем. Весело обнял Брагинского через ткань штор:
— Попался! — воскликнул Америка, но кроме России ещё кто-то попал к нему в руки. — Ой, а кто с тобой?
Прощупывал через штору.
— Альфред? — Артур невольно выдал себя.
В волнении откинул голову назад.
— Умей сокрушаться, - тихо-тихо сказал Россия и поцеловал того в ресницы.
Зачем? Может хотел иссушись их от слез или очередное испытание? Кёркленд не знал, но — неожиданно приятно. Даже невероятно! Всё равно, что подойти к тому же волку, с которым британец сравнивал русского ранее, но тот уже не бросается на тебя в смертельном поединке, а лижет. Настроение хищника непредсказуемо, но пока он благосклонен, хочется послушно приластиться. Правда, мысленно молясь о скором и благополучном бегстве. Зато потом можно хвастаться, что зверь был мил и ласков, а не кусался.
Артур невольно запустил пальцы в русые волосы на затылке Брагинского — замечтался.
— Чем вы там занимаетесь?!! — Джонс узнал голос брата и мигом раздвинул шторы.
Естественно Альфред боялся того, что Кёркленд выпытает у России кое-какую важную информацию. Всё произошло настолько стремительно, что Артур с Иваном даже не успели отстраниться друг от друга (да и не могли, так как их Америка зажимал секунду назад) и все увидели то, что увидели — и каждый подумал в меру своей распущенности.
— Обнимаетесь?! — искренне изумлялся Америка.
Нет, он не подумал о неприличном. Просто искал разумное объяснение данному феномену.
Кёркленду же показалось, что его взяли и раздели. Наголо! Перед всем миром! Ему не хотелось объясняться перед кем бы то ни было: и почему у него слезы на глазах, и почему его обнимает Иван. Отстранился от России и захотел исчезнуть вовсе.
— Да они же целовались!!! — о да, нарисовался Франция.
И что самое странное — не шутил. Его зоркий глаз отметил, как губы Брагинского только что отлепились от лица британца. Бонфуа искренне поверил в их похотливые намерения, чем ввел в заблуждение и всех остальных, кроме Джонса.
— Что ты с ним делал? — Америка смотрел шире и наехал на Россию.
Тот лишь недовольно нахмурился — молчал.
Англия же абстрагировался и делал вид, что его это не касалось. Нету его! А если что-то видите, то это призрак, фантом, галлюцинация.
— Артур, что с тобой?
Но упрямый Джонс поймал того за руку. Кёркленд сотрясался всем телом.
Артур невольно вспомнил всё, что с ним произошло, и почему плакал, вернее, он не знал отчего, но почему-то лил слёзы и сейчас.
— Россия тебя напугал?! — требовал ответа Альфред.
Испугался за него. Последний раз помнил плачущего Артура только в день своего освобождения… (Ну и по пьяни тот тоже рыдал).
Затем безумие нарастало: британец от безысходности то смеялся, то плакал, отталкивая взволнованного брата.
— Ублюдок! Это твоих рук дело! — теперь и Альфред потерял самообладание да схватил Ивана за грудки.
Россия лишь заглянул тому в глаза.
— Ответь же! — настаивал тот и отпустил соперника.
— Не твое дело, — холодно заверил Брагинский. — Он в порядке, просто оставьте его.
В противовес его слов, Англия вдруг сел на пол, закрыл лицо руками и тихо сходил с ума. Почему он должен о чем-то отчитываться перед всеми? Если кто-то что-то не так подумал — это его проблема. Он не обязан говорить, и Россия тоже. Да, они противники, и всё же…
— Артур, у тебя опять обострение шизофрении? — Франция попытался пошутить, чуть язвительно, но с нотками заботы. — Или русский поцелуй свел тебя с ума?
— Пошли вы все на хрен! — вдруг сорвался британец, как пес с цепи и набросился на Бонфуа. — Я вас ненавижу! Будьте все прокляты!!!
— А-а-а! Санитаров сюда! — испугался француз, отчаянно отбиваясь от беспокойного северного соседа. — Психиатрическую бригаду сюда! Помогите! Помогите! У него бешенство! Бе-шен-ство! А-а-а!
Хотя смирительные рубашки уже отменены во многих странах, но для Артура нашлась таковая. После нескольких минут борьбы, ему всё-таки поставили успокоительный укол, натянули смирительную рубашку и уложили на кресло в углу, предварительно выгнав оттуда Японию с медвежонком.
Наступила тишина. Покосились на Россию, но тот молчал, как партизан.
— Ты испытал на нем какое-то оружие? — первым предположил Япония, размещаясь в кресле за столом.
— Не-а… я всего лишь поговорил с ним… — покачал головой Иван.
— Использовал новые методы запугивания и гипноза? — теперь строил догадки и Германия.
— Нет! Мы просто откровенно поговорили, — признался-таки виновник.
Присутствующие переглянулись. Слово «откровенно» насторожило их.
— Ага, а потом? — Франциск продолжал гнуть свою линию. — Признались друг другу в любви и поцеловались!
Россия готов был пришибить его чем-нибудь тяжелым-претяжелым, но лишь покраснел: второй раз за эти дни его обвиняют в гомосексуализме. Сначала с Америкой, потом с Англией. Как и в первый раз, он не знал, как доказать свою непричастность к подобному роду извращению.
И это несмотря на то, что на карте Европы по толерантности к геям и лесбиянкам Россия самый красный по шкале. То есть самый нетерпимый. А на вопрос «зеленых» толерантных по этой же шкале, мол, почему ты такой злой, Россия лишь отшутился: «Красный — мой традиционный и любимый цвет!»
— Не ваше дело… — ответил он.
— О-о-о! — заинтересовались остальные.
Ну не мог Россия говорить с ними об этом. Осмеют, растопчут. Пусть думают, что хотят. Одно радовало — Америка верил, что есть другая правда.
— Для Артура быть с тобой — тотальная безжалостная смерть, — произнес Джонс.
Россия расслышал нотки ревности, но только не понимал: к кому из?
— Почему это? Только не надо петь песню о том, какой я страшный и ужасный серый волк, — он успел обидеться.
— Нам не страшен серый волк! Серый волк! — весело запел Бонфуа и рассмеялся.
Он-то понимал, как порой страны преувеличивают российскую угрозу. Например, дурачок Арти.
— Дело не только в этом, Russia, — пояснял Альфред, удивляя Ивана своей серьезностью. — У Артура запущенная форма русофобии. Это также как, если человека с клаустрофобией закрыть в гробу и грозиться похоронить заживо.
— Да ну на фиг, ты гонишь! И я бы испугался, если бы меня закрыли в гробу и закапывали, — не поверил Брагинский. — Да, Кёркленд от меня не в восторге, не любит быть тет-а-тет, но…
— У него русофобия, Брагинский, — твердил Америка и даже поставил руки в боки.
— Тогда нужно что-то делать! Как-то бороться! — вдруг весело заверил Россия и стукнул кулаком по ладони. — Точно! Раз у меня полкоролевства, приду к Артуру с водкой, напою, поговорим по душам…
— А теперь огромный паук подползает к человеку с арахнофобией и дружелюбно машет мохнатыми лапками, зовет, тащит к себе в логово… — Альфред все проводил параллели, а сам заискивающе посмотрел на русского.
— Да ну тебя, — обиделся Ванька.
— Но результат налицо, — Америка указал на спящего Англию в смирительной рубашке.
— Если бы ты нас не потревожил, этого бы не произошло!
— Значит, я виноват?! — Альфред чуть не задохнулся от неслыханной наглости.
— Ты напугал Артура тем, что застал нас, думаю, он хотел это оставить инкогнито. А человек с фобиями в одиночестве не обнимает страшных паучков, прячась в гробу, — Россия понимал, что его слова прозвучат очень двусмысленно, но надеялся, что именно Джонс его поймет.
— Готишно вышло, — Джонс рассмеялся, представляя своего брата в черном платье с рюшечками в гробу с пауками.
И да. Он понял, хоть и не знал всех подробностей.
— Может у него фобия на прилюдную близость? — вмешался Франция и всё о своём. — Я его вообще не помню, с кем бы то ни было. По-моему Арти вообще несколько сот лет не трахался…
Германия аж воздухом подавился. Вместе с Россией. Альфред же покраснел, прикрыл рот ладонью и покосился на несчастного британца.
— Да-да, и я его тоже не могу представить с кем-либо, — закивал Италия. — И как России только удалось его развести? Англия должен радоваться тому, что хоть кто-то его целует…
Наивный Варгас поверил каждому слову Франции.
— А? — Ивану тоже захотелось закатить истерику и лечь рядом с англичанином. Теперь он знал, что такое раздуть из мухи слона!
— Это всё из-за дружбы России с Францией, Бонфуа плохо на него влияет, — Людвиг всегда терпеть не мог, когда это белокурое чудо крутилось вокруг Брагинского именно тогда, когда он хотел заключить какой-нибудь контракт. Или хуже того, когда тот перехватывает деловые предложения.
— Ничего, — Франциск положил свою руку ему на плечо. — После карантина я буду на тебя дурно влиять, в самых разных позициях во время фотосета.
— О, боже, убей его сибирской язвой…
— Ха-ха! Сифилис не убил меня! Чума не убила, так что и эта зараза не убьет! — Франция не отчаивался. — Да здравствует любовь и фотосет!
— Кстати о сифилисе, судя по генетике заболевания, есть одна из версий, что он был присущ только козам, — Россия вдруг вспомнил одну статью, которую он совсем недавно прочитал в журнале.
— Правда? — первым удивился Япония и пристроился к ноутбуку. — И кто же грешил с козами?
Франция поймал на себе подозрительные взгляды.
— А вот это уже не ко мне, — развел руками тот. — Сифилисом меня как-то заразил Греция…
— Что значит «как-то»? Вот именно так-то… — уточнил немец и тяжело вздохнул.
Несмотря на огромное количество порнопродукции у себя дома, Людвиг был очень приличен в отношениях и сильно осуждал откровенную развратность.
— Если сифилис — кара за скотоложство, то другие блудники превратили заболевание в мировую катастрофу, — продолжил Иван и тоже вздохнул.
— О боже, Греция — зоофил? — Япония покраснел и закрыл лицо мишкой.
— Но не обязательно сам Геркулес! Его мог заразить кто-то из его же народа, ведь в древнем языческом мире это было нормой и даже культом, — успокаивал его Франция, похлопывая того по плечу. — Хотя Греция сам похож на большого и милого кота. Мы же не разлюбим его, если вдруг он и делал это, не так ли? Тем более, тогда он был язычником, а сейчас христианин.
Все вспомнили спящего Геркулеса на древних развалинах в окружении котов.
— Лентяй… но, блин, няшка же! — умилился Франция, вытирая кровь из носа.
Пока они обсуждали возможные и невозможные наклонности Греции, Россия перевел свой взгляд на спящего Артура.
Его заплаканное лицо до сих пор являлось перед внутренним взором Брагинского, и тот пожалел несчастного. Иван мог только догадываться о причине его слез, но был уверен, что не страх всему виной. Что-то более глубокое…
Затем согнул руки в локтях и посмотрел на свои ладони. В этих руках Англия бился, но в них же и успокаивался. И просил… просил быть рядом, пусть и недолго.
Теперь хотелось позаботиться о нем.
— О чем думаешь? — Америка прервал ход его мыслей и поймал того за открытые ладони, отчего Россия вздрогнул.
— Да так, ни о чем… — руки Ивана выскользнули из рук Альфреда.
Не доверял его близости. Насторожился.
— Мне весело, когда ты злишься, но когда вижу, как ты грустишь в одиночестве, то я сам готов заплакать, — Альфред, неожиданно для самого Ивана, обхватил его щеки руками. — Не веришь?
У того аж волосы на макушке зашевелились.
— Убеди…
— Заплакать, что ли?
— Не знаю.
— Хоть намекни, что мне сделать, чтобы ты мне верил.
Россия сначала нахмурился, но затем его уголки рта немного растянулись, а взгляд смягчился.
— Просто будь честен.
— Я честен! — Ал отпустил его, оскорбился. — Мне что, с детектором лжи ходить?
— Хорошая идея, но боюсь, что ты и его обманешь.
Русский потер свои румяные щеки, которые никому покоя не дают — дергают кому не лень. Когда видят Украину, все вожделенно смотрят на ее грудь, хотят прикоснуться, даже девушки. Уж больно мягкой она кажется и приятной на ощупь. У Вани такого нет, зато щеки вызывают у собеседника желание их полапать или потыкать пальчиком для начала. А если Украина норовит обнять своего брата, да прижмет того к своей груди лицом — как столкновение двух самых мягких галактик. Пых!
— Почему? — Америка еле очнулся от наваждения.
— Потому что ты сам веришь в собственную ложь.
— Ты обижаешь меня!
— Да, обижаю… — Брагинский отвернулся, словно сам надулся на него, и отошел.
Посторонним наблюдателям показалось, что Иван за что-то не может простить Альфреда, а тот отчаянно пытается его расположить к себе.
— Россия, ты дурак!!! — Америка заплакал, сел на кресло и демонстративно застучал кулаками по столу.
Ага, пусть все видят, что его обидели!
Но Брагинский не собирался извиняться или успокаивать эту выскочку. Как завелся, так и заглохнет.
Некоторые страны подходили к Джонсу жалели и утешали, но капризный парень нарочно не успокаивался и шумел… шумел…
Другие ему не нужны. Ивана подавайте!
Тогда Германия решился подойти к русскому.
— Сжалься над самым младшим, скажи ему что-нибудь приятное, — ходатайствовал за него.
— Трахните его чем-нибудь тяжелым, тогда, может, и успокоится, — Ваня сердился.
Терпеть не мог идти на поводу капризов.
— Смилуйся над ним, - Людвиг же не отставал, преследовал Брагинского, куда бы тот ни пошел.
— Тогда он вообще не слезет с меня, — воспротивился Иван и резко развернулся, отчего Германия чуть не врезался в него.
— Иногда нужны жертвы ради покоя, посмотри на Канаду, — и указал пальцем на того.
Канада сидел, уткнувшись лицом в стол и закрывая голову руками, словно черепашка, прячущаяся в панцирь.
— Пожалей хоть его, если сердце есть, — откровенно заговорил Людвиг.
— Германия, твою мать, зачем бьешь по самому больному? — Ваня не хотел, чтобы им сегодня манипулировали, тем более немцы; ему хватало Франциска, подстрекающего на то, чего не хочется; Англии с его «выкидонами»; Америки, в конце-то концов, с его капризами.
Тут Людвиг растерялся — заметил, что русского затрясло от злости.
— Да будет тебе, Россия! Не денег же просит, а внимания твоего, — нашелся немец, указывая подбородком в сторону американской катастрофы. — Значит, не ровно к тебе дышит, что тебе стоит подойти?
— Гордыни стоит, гор-р-рдыни, — признался тот, аж мелодично зарычал.
— Тебе ее жалко, что ль?
— Нет, это она меня не жалеет, — Иван смирился и, вздохнув, пошел к Альфреду.
— Немедленно прекрати! Замучил уже всех своим нытьем, честное слово, как дитя малое, — у Брагинского были свои методы воспитания. — Сейчас как двину, мало не покажется!
— Прям глас народа, — обрадовался Франция, у него самого уже голова разболелась от этого ора.
Джонс вдруг стал серьезным:
— Да пошел ты! — ответил он.
Перед Россией встал вопрос: двинуть или не двинуть по этой наглой роже?
Хотелось. Очень-очень. Россия перед внутренним взором держал собственное сердце в руках: мог раздавить его или же вернуть на место.
Все с живым интересом предвкушали — а что же дальше? Даже Америка, рискуя носом или глазом, ждал решения Брагинского. Каких только предположений не родилось в их головах: избиение Америки или даже развернутый мордобой с ничьей. Ну, или словесная перепалка с ором и визгом.
Ваня же согнул правую руку в локте, посмотрел на раскрытую ладонь и прижал ее к своей груди. Затем, с мукой на лице, склонился к сидящему Альфреду и поцеловал в ресницы.
— Хорошо, я уйду, — сказал и отошел.
Франция только ахнул, но после — тишина. Никто не угадал с развязкой.
Америка же устыдился. Настолько, что теперь потекли настоящие слезы, а не те, которые он использовал для спектакля.
— Стой! Не уходи, я пошутил! — Джонс сорвался с места.
— Да куда я пойду? Мы же все тут, — уверял его Брагинский, когда увидел надвигающегося на него американского лося в лице Альфреда.
— Россия, прости! — Джонс не останавливался, и Ваня почувствовал себя в ловушке. — Я люблю-ю-ю тебя!
— О, Боже, нет…
Брагинский был пойман и обнят.
— А я что говорил? — Россия покосился на Людвига.
— Иногда нужно кем-то жертвовать, — отозвался тот.
— Ха-ха! Сам пришёл! — смеялся Альфред, тиская Ивана за щечки. — Никто не заставлял!
Он не знал всей правды или делал вид.
— А-а-а! Отстань, репей!

Глава 5.
Англия очнулся только ночью, когда все заснули.
Хотелось пить. Таковы были побочные действия транквилизатора: сердцебиение, слабость, головокружение и невероятная жажда, словно с похмелья. А попытка снять смирительную рубашку не увенчалась успехом.
— Воды… — еле слышно простонал Артур не своим голосом.
Даже губы пересохли.
У окна что-то двинулось. Британец не на шутку перепугался, когда большая тень заиграла на полу.
Все преспокойно спали, так как посчитали, что такая доза транквилизатора свалит Англию до самого утра. Но всё же кто-то бодрствовал.
Кроме воды страшно хотелось в туалет.
— Боже… мой мочевой сейчас лопнет… — прохрипел пленник, всё ещё не узнавая, кто рядом с ним, но было не до этого. Главное, люди есть — и ладно.
— Только не бойся, — прозвучал осторожный голос России. — А то обделаешься прямо в кресле.
Ваня не решался подойти, чтобы невзначай не перепугать этого русофоба.
Артур узнал его голос и удивился даже больше, чем испугался.
— Развяжи меня… — все же попросил он, нужда оказалась сильнее страха.
Россия тяжело вздохнул и подошел к нему. Кёркленд вздрогнул, когда Иван прикоснулся к узлу на смирительной рубашке.
— Сильно затянут, — Брагинский достал перочинный нож и сверкнул лезвием в темноте, даже глаза на мгновение отразили этот свет.
Британец вжался в кресло. Как же тревожно билось сердце! А низ живота болел от переполненности мочевого пузыря. Но опозориться не хотелось, тем более перед русским. Терпел так, что аж испариной покрылся.
— Я аккуратно, не робей, — как можно дружелюбнее ответил Ванечка, перерезая ткань.
Арти же вдруг подумал о том, что его впервые назвали робким. А если и называли так, то он не запомнил. Всегда считал в точности наоборот. Хотя…
Так как британец всячески трепещет перед Брагинским, поэтому в глазах русского он вполне может показаться робким. В своё оправдание Артур может заявить лишь одно: а кто не боится России?
Почувствовав свободу, Англия резко поднялся, но слабость и головокружение подкосили его. Упал на колени перед недругом. Руки сами обняли Россию, а тот прижал пострадавшего к себе.
— Ты в туалет хотел? Давай помогу дойти, — предложил Иван, хотя проще было бы принести саму утку, чем тащить Керкленда к ней за ширму, но… Брагинский сделал вид, что не сообразил.
Артур готов был возразить, но почувствовал себя хуже. Против воли, но доверился русскому. В который раз…
— Тебе подержать или сам справишься? — этот гад еще и подколол британца. Не сдержался.
— Отомщу же… — пригрозил тот. — Лучше меня держи.
— Интригуешь, — Россия обнял несчастного со спины и расстегнул штаны.
— Я сам! — Артур сильно смущался его самодеятельности.
— Хорошо, — Иван перестал заигрывать с английскими нервишками.
Кёркленд вновь почувствовал себя безопасно в руках русского. Делая свои дела, потихоньку вспоминал, из-за чего собственно оказался связан. После того, как их застал Альфред, он помнил все последующие события очень смутно. Его трясли, прижимали к полу, затем жгучий укол в задницу. Но одного он не забыл точно — невероятный стыд. Сейчас, как и тогда за минуту до разоблачения, Артур был объят заботой. Правда, сам он страшно волновался. По телу прокатилась дрожь, но приятная. Россия держал его. Его руки крепки. Кёркленд и не знал, кто и когда его последний раз так обнимал. Кроме этого русского типа, конечно же.
Страшно. И неловко. Но если отбросить все предрассудки и страхи, то на мгновение показалось, что он желал бы остаться под его защитой навсегда.
Облегчившись, Артур даже простонал. Теперь это мимолетное желание так и осталось лишь безумным желанием, не имеющим ничего общего с реальностью. Доверить себя России? Глупости! Кёркленд искренне полагал, что России нужно лишь одно — завоевать и поглотить, сделать частью себя.
— Тут есть влажные салфетки, — Иван вывел его из задумчивости, и британец молча воспользовался предложением, а затем безуспешно попытался застегнуть пуговицу.
— Все равно спать будешь, так что снимай, — Россия нагло распоряжался, снимал с него штаны, раздевал, да так лихо.
— Я сам… — хрипло возмутился Англия и сопротивлялся в меру своих возможностей, но Иван все равно снял с него всё кроме трусов и дотащил до стола, под которым находился английский спальный мешок.
Кёркленд не мог плыть против этого течения, не привык он к столь властным распоряжениям. Ваня вертел им, как хотел. Упаковал в спальник и исчез в темноте.
«Что это сейчас было?» — этот вопрос отражался в глазах Артура.
Теперь он набирался сил, желая встать. Но не получалось. Лежал и злился, размышляя над тем, чем его так накачали.
— Держи, — Иван снова появился, словно из пустоты и, присев рядом, протянул графин с водой.
Англия привстал и дрожащими от нетерпения руками вцепился в него. Жадно осушил половину сосуда, проливая воду на себя и на пол. Переводил дыхание. Мигом оживился.
— Теперь лучше? — улыбнулся Россия. Он тоже был доволен.
Руки у британца всё ещё дрожали. Поставил графин на пол.
Если бы не Россия, то пролежал бы он связанный до утра, мокрый и вонючий, умирающий от жажды на смех злорадствующим недругам. Осознание этого злило и пугало Англию.
— Зачем помог? В чем умысел? Хотел унизить? — вдруг зашипел он.
Россия даже в лице поменялся на его штыки — не ожидал. Замолк, не зная, как объяснить то, что считает несложным.
— Нет тут никакого умысла! Хотя, что тут сказать? От тебя я и не жду элементарного… — голос Ивана похолодел. — Я делаю то, что считаю нужным.
Россия встал и направился к своему мешку.
Чего «элементарного» Англия так и не понял, но задумался.
— Но ты все равно обращайся ко мне, если что, — добавил Брагинский, раздеваясь и укладываясь в мешок. — Я не покусаю. А к твоему жалу я привык.
Артура как ошпарило. Спрятался в спальник с головой и устыдился. Бросало то в жар, то в холод. Но, открыв глаза и высунувшись, увидел графин с водой, в котором плавали небольшие кусочки льда. Тот лед, который хранится в холодильнике, выделенный для пленников карантина, был крупными кубиками, а тут плавали бесформенные крошки.
Он бы растаял за несколько минут, значит, Брагинский охлаждал воду… для него. Словно знал, что Англия проснется и захочет пить. И только из-за этого стерег его?
В любом случае, было бы хорошо завтра поблагодарить Россию, но, представив себя краснеющего перед ним, Кёркленд тут же передумал. Даже не знал, как обратится к нему и тайно сказать спасибо. Это показалось невыполнимым, поэтому брит ругал и корил себя за нерешительность. За то, что не может сделать «элементарного»…
В голову лезли нелицеприятные мысли и ужасы, которые долго не позволяли ему заснуть. Хотелось покоя, но, как и сказал русский — ты сам себе злобный Буратино. От того и страдал.
Затем поставил графин рядом со столом на лунный свет, чтобы любоваться переливами тающего льда. Успокаивался. Но за то, что отверг того, кто протянул руку помощи, совесть страшно бичевала его всю ночь и во сне.

***

Англия проснулся от звонкого шума и холодной влаги в лицо, от которой невольно подскочишь.
— Какой мудак поставил графин на пол?! — разозлился Америка, сидя в образовывающейся под ним луже.
— А ты смотри под ноги, увалень! — теперь завелся и Артур.
Нельзя будить его так внезапно без матерных последствий. Тут уже он не разбирает, кто прав, кто виноват.
— О! Ты проснулся? — Джонс и не подумал на брата.
— Как видишь…
— Тогда с добрым утром!
Вот и счастье привалило. Подползало к нему под стол по кромке лужи.
— Да-да, ты меня уже порадовал, — пробурчал Кёркленд, вытирая мокрое лицо и волосы ладонью.
— Зато сразу и умылся, и проснулся, — глумился над ним весельчак.
— Ну-ну…
Вдруг промелькнули чьи-то ноги.
— О, Russia! — Америка вынырнул из-под стола прямо перед опешившим Ваней, который ну никак не ожидал увидеть его тут, хотя вроде и слышал.
Только Англия удивлялся тому, как Америка определил, что это именно Россия, а не кто-либо другой, ведь тот был за спиной Джонса. Датчик-радар на Ивана у него, что ли?
Россия…
Артур покраснел со стыда. Пока не решился выползти.
Брагинский был с чашкой чая в руках.
— Сделай мне тоже! — клянчил Ал.
Чего он хотел от русского до того, как увидел напиток, не знал никто. Даже Америка.
— Чайник там, делай сам, — Россия показал ему язык, а потом и направление к другому краю стола, где располагалась посуда и прочие кухонные принадлежности.
— У меня не такой получается, я хочу твоего! — настаивал Альфред и дергал того за рубашку.
Иван в самом деле стоял в брюках и белой рубашке, свою одежду он отдал санитарочкам на стирку. Все-таки свежее белье радовало.
А Артур на мгновение даже ослеп от его белизны, когда выполз из укрытия и украдкой глянул на Россию.
— Хорошо-хорошо, бери мой, я себе новый сделаю, — сдался Брагинский, и Америка с радостью взял его чашку. Весело сдувал пар, отчего поверхность сильно зарябила. Если бы там существовал маленький кораблик, то непременно бы боролся с волнами.
«А у меня Альфред никогда так не просил…» — насупился британец, прямо удар по самолюбию, ведь он так хвалится своим чаем, который в природе-то у него и не растет…
— И мне сделай заодно, — проснулся Германия и заулыбался. Знал, что наглел.
— Мне три ложки сахара! — и Италия следом вынырнул из спальника.
Россия хотел возмутиться, но, почувствовав себя востребованным, сделал и этим двум.
— Спасибо, — поблагодарил его немец, хотя он в шутку попросил об этом и не особо надеялся, что тот выполнит просьбу.
— С лимоном?! Спасибо! — обрадовался итальянец и зарумянился. — Россия, что ни говорите, хороший, хоть и страшный.
Англия до сих пор плохо себя чувствовал после того укола — мутило, поэтому решил долежать и только сейчас заметил у мешка аккуратно сложенную чистую одежду.
— Твоя в стирке, — резкий голос Брагинского позади заставил британца передернуться.
Иван присел на корточки и протянул чашку с чаем несчастному социопату.
Арти решил, что русский научился мысли читать. Его мысли! Ужастики…
— Хочешь? Или мне отдать Франции? — рассмеялся русский.
— Обойдется, — Англия отобрал чашку, словно маленький жадный ребеночек.
Ему неловко быть с Иваном. Вчерашнее не забывалось. Мучило.
— Что? Он и не просил, а ты сделал? — обижался Америка, ведь ему пришлось, чуть ли не вымаливать, а брату прям бери — не хочу.
— Ревнуешь? — зарумянился Брагинский и поднялся на ноги.
Как же ему нравилось дразнить этого американца.
— Нет, завидую!
Англия попробовал чай, обычно он только себе и Китаю доверяет столь тонкое дело, поэтому отнесся критически к тому букету, который ему предоставили. Много лимона и сахара, скорее кисло-сладкий сироп. И чтобы его чувство вкуса не пострадало о том, каким должен быть идеальный чай, британец представил себе, что пьет что-то другое.
Так же как настоящие ценители кофе никогда не будут пить быстрорастворимый кофе, так же можно сказать и о тех, кто знает, что такое настоящий чай и что за мусор содержится в пакетиках. Ни Россия, ни Америка не понимают всех тонкостей, а если и знают, то им плевать. Китай постоянно жаловался Англии на Ивана, что он учит этого невежду, учит, а тот все равно пьет неправильный чай. И Артур в свою очередь часто ропщет на Альфреда, который в принципе не воспринимает данный напиток, как то, что можно пить каждый день. Вернее, Джонс не воспринимает культа чая, как такового, что бы ты ему ни говорил, ни показывал.
Но, что бы Англия себе не надумал, выпил всё, что дали. Посидел немного, созерцая только ему видимую Вселенную, а потом вздохнул и переоделся.
Вышел из укрытия. Невообразимо хотелось домой, он так устал от людей, задыхался от всеобщего смеха, тошнило от разговоров.
«Эти придурки опять играют…» — Артур наблюдал со стороны и посылал всех, кто пытался с ним заговорить.
На этот раз страны играли без ставок, общались и шутили. Британец сидел да иногда вздрагивал, когда чей-то сотовый телефон неожиданно начинал вибрировать на столе. К счастью, в беззвучном режиме. За последние полчаса он уже раз десять напугал Артура, возвращая в реальность бытия.
Теперь Кёркленд ругал назойливого незнакомца, присылающего сообщения. И гадал, кто это мог быть.
Вот опять противное «Б-ж-ж-ж!» прервало его мысли. Телефон слепо катался по гладкому столу и рисковал упасть в бездну на краю. Артур пересел бы, но лень. И место хорошее, укромное. Мог бы взять и спросить, чей телефон, но не хотел обращать на себя излишнее внимание, да и вообще разговаривать.
— Б-ж-ж-ж! — только сотовый с ним беседовал.
Теперь Англия задумался над тем, о чем же он может говорить? Даже интересно стало. Вдруг что-то важное? Государственное. Или секрет.
Арти прищурился и осмотрелся. Все заняты, никому нет дела до забытого телефона. Любопытство взяло вверх, и Англия незаметно прихватил чужой мобильник. Открыл, а там…
Беларусь: «Когда вернешься, мы напечём вкусняшек. Украина приглашает к себе. Давай, покажи им, что ты самый сильный! Я люблю тебя!»
Артур покраснел так, словно это ему было адресовано. Никак не ожидал, что в руки попадется сотовый Брагинского. Какая ценность!
Глаза мигом заблестели от волнения и пытливости.
Спрятав телефон в карман, Англия поспешно удалился за ширму. Ликовал и предвкушал!
Правда тут же появился предлог — ответить за Ивана и рассорить его со всеми и вся! Даже руки зачесались от такой возможности, но…
Внезапно пронзило странное чувство — кольнуло где-то в душе. Всплывали картины вчерашнего вечера и ночи: улыбка России, его смелые и откровенные слова, надежные руки. И не сказанное «спасибо» ему за заботу лежало мертвым грузом на сердце.
Тогда он решился пойти на компромисс с совестью: просто читать сообщения и ничего не отправлять. Для совести, конечно, это хамство, но в случае с Кёрклендом можно лишь покачать головой.
Украина: «С добрым утром! Тебе там весело? Я знаю, что ты любишь над ними издеваться!»
Польша: «Ну, ты там, типа, держись! Убей их всех и поделись со мной землями!»
«Взять на заметку: сделать пакость Польше», — запоминал Кёркленд.
Китай: «Будешь изменять с Западом, съем тебя и твоих дружков, ару!»
Англия задумался, почесал затылок, представил себя, Брагинского и Америку в китайском котле.
Латвия: «Не буду писать ничего плохого, и так знаю, что ты вернешься, как ни в чем не бывало».
Литва: «Знаю, что не к месту, но после моего ухода из Союза, мне кажется, что ты меня игнорируешь».
Эстония: «Так тебе и надо!» (Множество смайликов).
Финляндия: «Тебе там весело?»
Китай: «Мне нужны дрова! Срочно!»
Финляндия: «Кстати, когда Мистраль у Франции купишь? Я с Эстонией придумали план, как его потопить!»
Швеция: «Надеюсь, ты не против, если я построю еще одну Икею у тебя?»
Китай: «Всё! Игнор, да? Иду рубить твой лес…»
Швеция: «И ещё: мой брусничный соус для фрикаделек — это не варенье!»
Украина: «Не помнишь, я не оставляла свою тушь для ресниц у тебя? И любимые трусы, такие белые кружевные с маленьким розовым бантиком посередине. Не помнишь?» (плачет).
На этой СМС-ке Англия завис. Много думал о трусах Украины. С бантиком…
Беларусь: «Убей Литву! Он меня бесит!»
Испания: «Передай Англии, что он урод, козел, в общем, нехороший человек и скользкий тип!»
Британец чуть мобильник не выронил, он так живо представил рядом с собой разгневанного испанца.
Китай: «Ты же любишь подсолнухи? Так вот, я для тебя расчистил прекрасное поле для них, ару. Бу-га-га!!!»
Финляндия: «Если вернешься в выходные, приходи ко мне бухать! Польша с нами! Сейчас уговариваю Украину…»
Украина: «Меня хотят напоить и изнасиловать. Что делать? Соглашаться?» (В панике).
Польша: «Пригласи сестру в гости к финну! Старшую только!»
Китай: «Да когда ты вернешься, ару? Без тебя все встало!»
Англия глубокомысленно задумался над этой фразой, то ли дела не идут у Китая, то ли это что-то пошлое.
Беларусь: «Возьми меня с собой в Финляндию…»
Китай: «Не думал, что признаюсь, но, блин, ару, скучаю…»
Испания: «Куда вы там собрались?» (заинтересовался).
Китай: «Америка тебя не обижает?»
Китай: «Ненавижу Америку…»
Китай: «А еще я вчера вдруг ни с того ни с сего возненавидел Англию пуще прежнего!»
Керкленд прокашлялся.
Китай: «Надеюсь, что никого не угощаешь неправильным чаем? Знаю я тебя!»
Теперь Англия поражался проницательности Яо. И для себя решил, что не стоит ему многое рассказывать.
Абхазия: «Спасибо, что помогаешь, пока могу расплатиться только мандаринами. Спасибо за заботу! Держись там!»
Южная Осетия: «Я быстро встаю на ноги! Спасибо за доброту и понимание! И надери всем там задницы!»
Это всего лишь утренние сообщения и Артур вдруг загрустил, когда заглянул в свой сотовый: «У вас нет новых сообщений». Даже позавидовал России, да так сильно, что рассердился.
Но вдруг и его телефон заиграл.
И на душе радостно так стало — вспомнили о старике Англии!
Испания: «Умри!!!»
Теперь разъяренный Кёркленд проклинал весь свет. Особенно Россию за то, что ему все пишут с такой любовью. Нет, ему было плевать на его сестричек, братишек, ревнивого китайца, прибалтийских и скандинавских собутыльников, мандариновые республики…
Раздражало сам факт того, что у Ивана есть любимые.
Англия закрыл лицо руками, ненависть переполняла его, но прежде чем писать гадости от имени Брагинского, решил проверить вчерашние сообщения. Интуиция подсказывала копать дальше…
Беларусь: «Братик! Как ты там? Сибирская язва еще не проявилась? Я не сплю…» (Грустный смайлик).
Россия: «Не волнуйся, иди, отдохни…»
Беларусь: «Не могу…» (Много грустных смайликов).
Англия посмотрел на время переписки: ночь. Тогда, когда Россия стерег его. Так вот как Иван коротал время!
Россия: «Ты, наверное, весь свой государственный бюджет истратила на СМС».
Беларусь: «Мне не жалко» (веселый смайлик).
Россия: «Хорошо, я расскажу тебе один секрет. Ты же у меня молчаливая малышка?»
Керкленд напрягся в предвкушении, почесался, стер пот со лба.
Беларусь: «И я успокоюсь?»
«Дура! Тебе хотят секрет рассказать!» — злился британец, кусая ногти.
Он был так заинтригован, что забыл про существование остальных. Шпионаж — его страсть. Узнавать то, что от него скрыто: чужие мысли и разговоры. Это так будоражило.
Россия: «Думаю, да» (смайлики).
Беларусь: «Зуб даю, не проболтаюсь…»
Россия: «Никакой сибирской язвы нет».
Англия замер, поддергивался только левый глаз.
«Как нет?!!» — он был невероятно возмущен, но после изумления продолжил читать.
Беларусь: «О! Тогда что это за секретное сборище?»
Россия: «Америка блефовал, нет никакой инфекции. Хотел запугать мир, но я разбил пустышку. Теперь он бегает за мной и трясется от мысли, что я всё расскажу».
Тут для Англии всё встало на свои места: и странное терпение Альфреда ко всяким унижениям, и его суета вокруг русского, и все эти их шу-шу-шу. Это казалось теперь настолько очевидным, что Артур почувствовал себя последним кретином.
Беларусь: «А почему ты никому не расскажешь?»
Россия: «Мне весело! Теперь все говорят друг другу то, что думают на самом деле».
— Альфред!!! — раздался дикий рев, силой которого можно заглушить шум Ниагарского водопада. — Брагинский!!!
Ширма полетела в эту хитрую парочку авантюристов, которая как раз сидела на полу у стеночки и шушукалась. Все в изумлении уставились на разъяренного Артура.
Сама ширма была отброшена на пол синхронным движением Америки и России: парни отбили ее руками.
— Что? Опять психиатрическую бригаду вызывать? — поинтересовался француз у остальных так, словно для него это привычное дело.
— Не торопись! Хочу сделать заявление, — выдохнул британец, сверля взглядом опешивших затейников.
Россия заметил в руке Англии свой мобильник и сразу же догадался что к чему.
— Ой! Кажется, спектакль заканчивается, — Иван поднялся и грустно улыбнулся.
— Да, Russia, ты сам расскажешь или мне это сделать? — спросил Англия, угрожая ему его же сотовым телефоном.
— Вот черт… — Америка тоже обо всем догадался и вскочил на ноги, чуть не споткнувшись о несчастную ширму.
Как же он боялся разоблачения.
— Что такое? — недоумевал Германия и выхватил телефон у британца, понимая, что именно привело того к истине.
— Никакого вируса нет! Эта парочка водила нас за нос всё это время! — Англия бесстрашно обличал, указывая пальцем на негодяев.
— Чего?!! — воскликнули остальные.
Как же вытянулись их лица! Так и хотелось бы…
— Простите за свинство, но… — Россия отобрал свой мобильник и… — Это стоило того. Красивая панорама получилась. В рамочку и на стол.
— Негодяй!
— Злодей!
— Лицемер!
— Только не в черную рамочку! — просил Франция. — Знаю я тебя!
Брагинский знал, что грешил по страшному, но не удержался в своем публичном злорадстве.
— Извините! — вдруг очнулся Альфред, решил сам всё уладить. — Я всего лишь хотел немного припугнуть Артура. Если бы Россия не вмешался, то всё свершилось, и мы бы обошлись без этого недоразумения. Но эта русская сволочь разрушила мои планы, но отступать — выше моих принципов. Пришлось инсценировать карантин, а так же и инъекцию вакциной. На этом мы бы разошлись по домам. — Тут он весь покраснел. —Пожалуйста, извините меня! Брагинский вдруг стал требовать саму вакцину, которой и не было, чтобы потом разоблачить меня в обмане. А самому признаться во всем — так стыдно! Естественно, я с ним и застрял на данном этапе переговоров, пока Англия всё сам не разузнал. Готов выплатить моральную компенсацию! Еще раз извините! Мне, правда, стыдно!
«Вот, блин, мастер перевода стрел…» — глубокомысленно подумал Брагинский, глядя на акробатические выкрутасы американского оправдания.
Если бы они были друзьями — страшно бы обиделся на него. Но, так как их отношения построены на соперничестве, то отпустил ему грешок. Что сказать? Один балл в пользу Америки. Значит, нужно быть хитрее.
Все в изумлении и гневе посмотрели на Россию. Наступила тишина. От него ждали объяснений. Ему их требования показались бессмысленными, поэтому решил косить под Иванушку-дурачка.
— Короче, я не так красноречив, как это существо у ваших ног, — начал Россия, указывая на Америку. — В общем, ничего не изменилось. Мне лень оправдываться, поэтому я для вас все тот же великий и ужасный Брагинский, которого вы ненавидите. С вами было очень весело, но теперь я домой…
Развернулся и пошел.
— Стой! Как ты узнал, что вируса нет? — перегородил ему дорогу растерянный Франция, даже руки развел, готовый поймать, если что.
Хоть он и злился на русского за этот плен, но стало не по душе от всеобщего осуждения. Волновался за него.
Иван остановился. Если бы это был кто-то другой, не задумываясь, оттолкнул бы. Но не старого друга, который так тревожно смотрит прямо в глаза. Тут уже хотелось его схватить и забрать с собой ото всех.
Ответил ему:
— Никак, я просто не поверил ему.
— Что?! — услышал его Америка и несказанно удивился.
Брагинский развернулся и холодным тоном продолжил:
— Да, я усомнился, а ты повелся и своим допросом подтвердил мою догадку. Вот и все.
— Ах ты! — Америка набежал на него и схватил за грудки. — Сумасшедший! Ты разбил колбу, основываясь только на своей интуиции, а не на здравом смысле?
— Да, — Брагинский победно улыбнулся и не стал отбиваться от противника.
И Джонс понял, что проиграл. Проиграл его вере в правду, которую тот отстаивал.
Тут они почувствовали на себе недобрые взгляды.
— Такое чувство, что Большая Восьмерка лишится двух ее членов, — пригрозил британец, но на деле хотел бы расстрелять эту парочку из своего револьвера. А лучше из дробовика, например. Хотя чего мелочиться? Из пулемета! Та-та-та-та!
Внешне спокоен, но в сердце не раз казнил и того, и другого.
— Не хотел бы я состоять в группе с названием Большая Шестерка, — фыркнул Иван.
Прочувствовал его желание убивать.
— Все шутки шутишь! — ополчился на него Артур. — Расскажу я твоему Китаю, как ты изменял ему с Америкой, и тогда хохотать буду я!
Хотя Кёркленд верил, что тот случай — всего лишь недоразумение, но решил сделать вид, что это правда.
— Вот как? — Россия сложил пальцы, подражая пистолету, и понарошку выстрелил в британца. — Бах-бах-бах!
— Что это было? Угроза? — растерялся Артур столь странному ответу, если это вообще ответ.
Испугался и смутился. Ведь совсем недавно он сам хотел расстрелять его и тут… как в воду глядел!
— Тогда я обману его, скажу, что и с тобой изменял ему, — парировал рус, убирая свой невидимый пистолет. — Вот весело-то будет!
— Он не поверит, — вдруг раскраснелся Артур.
— Начну своё откровение с ночных поползновений… — Ваня вошел в роль.
Присутствующие вдруг рассмеялись, вспоминая подозрительные движения вокруг Брагинского, прилюдный секс с Америкой (как они до сих пор думали) и кровопролитие обрезком трубы.
— Ребят, ну вы «жжоте»! — схватился за живот француз. — И я там был! Зато отвоевал эротический фотосет с Германией.
— Кхм… у нас был уговор, что это будет после карантина, а так как он липовый, значит и уговора не существует, — запротестовал немец, искал дырки в договоре.
— Черт! Нет! — расстроился Франциск и всплеснул руками.
— А в ставке про полкоролевства и волшебную палочку не было «карантинного» условия, так что оно в силе, — Брагинский напомнил о себе и хитро покосился на Кёркленда.
Тот увидел в глазах русского множество коварных планов по его душу.
— Урод! — ругался Англия. — Только покажись на пороге!
— Расстреляешь?
— Грёбанный Russia, признавайся, что за магию используешь? — Кёркленд стукнул его в плечо. — Как ты узнал, что я тебя в мыслях не просто убиваю, а именно расстреливаю? Как?!
— А что тут сложного? Просто читаешь…
— Мысли?!! — Англия стал походить на наивного Америку. Но если Джонс чаще радуется откровению, то этот — боится.
— Нет, сердце, — Ваня вдруг склонился и положил ладонь тому на грудь.
— А? — Кёркленд опешил.
— А оттуда и помыслы, — Россия подмигнул и улыбнулся.
Артур и не помнил того, кто бы так часто вгонял его в краску. Франция, если только. Но к этому старому козлу он привык. А с Иваном всё иначе.
И снова это тепло.
— Эй! Брагинский, это же я так тебе делал! — вдруг вмешался ревнивый Альфред. — Россия, да ты зеркалишь!
— А кому еще отражать этот мир? — Иванушка вдруг рассмеялся и отошел от Артура, да так, словно его в чем-то уличили.
— Кривое у тебя зеркало, — пробурчал британец. И тут его осенило!
Благодаря Альфреду, он стал немного понимать этого загадочного русского дурака. Хотя нет, не его самого, а причины его столь странного поведения.
— Правда? А может это у нас лица кривые? — продолжал этот непредсказуемый весельчак и нарочно сгримасничал.
Россия попал не в бровь, а в глаз. Теперь Арти посмотрел на другого дурака — на родного Америку. Франция не раз говорил ему, Англии, что Россия играет в отражение, но только Джонс смог невольно это донести. В такие минуты британцу младший брат казался гениальным!
— Россия, и куда это ты уходил без своих вещей? — Америка случайно натолкнулся на висящий на спинке кресла плащ Брагинского.
— Как ушел, так и вернулся бы, — обличаемый засобирался.
— Показушник! А на меня-то бочку катил! А сам-то, сам красавец!
Пока они спорили, другие тоже не сидели без дела. Ведь за эти дни им навезли много чего, что теперь нужно упаковать.
— Стоп! Германия, ты гонишь, — вдруг оживился Франция, чьи коварные планы рушились. — Я сказал, если проиграешь, то идешь ко мне на фотосет, а про карантин ты уже позже добавил сам!
— Вот засада… — Германии не получилось его обмануть.
— Пицца… — Италия успел сходить за едой, пока они ругались. — Ам!
Он постоянно ест, даже тогда, когда место и время самое не подходящее. Хоть так случалось часто, но люди не переставали удивляться тому, что этот паренек всегда занят чем-то своим на фоне любого конфликта. Даже если наступит Апокалипсис, все будут спасать мир, говорить вдохновленные речи, совершать подвиги и умирать под падающими метеоритами, а он так и будет есть пиццу, гладить котят и рисовать себя с Германией на цветущей полянке.
Людвиг аж головой встряхнул, прогоняя наваждение.
— Россия, почему тогда у Франции был жар, а у меня высыпания? — поинтересовался дотошный немец, собирая свои вещи и заодно вещи итальянца, так как тот, слишком занят бездельем.
— Мнительные вы, — вздохнул Иван и развел руками. — Франциск горел от моей близости, а у тебя, видимо, аллергия на француза.
— Я весь зачешусь, если приду к нему, — негодовал Людвиг, спотыкаясь об одежду, которую снял с себя Венециано и разбросал. — Оденься, Италия!
— И не «если», а «когда»! Ничего, я тебя почешу, — издевался Франция, но затем серьезно так добавил. — Наверное, на мой парфюм высыпания…
— Тогда не пользуйся ничем таким.
— Хочешь вдыхать мой природный аромат?
— Когда мне можно застрелиться?
— Сегодня вечером.
— Я ненавижу тебя…
— Подожди, понравится, придешь ещё!
— Не дождешься! — немец покраснел.
— Ладно, я пошел готовиться к фотосету, подберу наряд, игрушки там всякие… — француз поспешил к двери.
— Желаю удачи и хорошего фотосета! — подбодрил Италия своего немецкого друга, похлопав того по плечу. — И спасибо за всё…
— Чего?! Вот сволочь неблагодарная! Вот так всегда, я тебя защищаю от всех, а ты даже слова не скажешь. Хоть бы раз гавкнул на своего непутевого братца! — Германия вдруг наехал на Веню, да как дал хорошего педеля под зад. — Ещё и издеваешься!
А тот растерялся и выпучил глаза со страху:
— Что ты! Что я могу сказать против Франции? Мне страшно, я… я такой слабый… ох… — юноша потер свою побитую пятую точку, прищурив один глаз.
— Да-да, конечно, — немец продолжал на него дуться. — Хоть бы раз выступил за правое дело. Бесполезный итальянец, я вообще удивляюсь, что от такой великой Римской Империи мог родиться такой слабак? Как ты вообще дожил до сегодняшнего дня, и не был похоронен в истории, когда вокруг тебя такие гиганты?
Тут Варгас притих. Задумался. Нет, он вовсе не обижался на Людвига за его прямоту. Человек говорит как есть и что?
— Почему я всё ещё жив? — Венециано переживал последний кусок пиццы и ответил. — Я слишком люблю жизнь, поэтому делаю всё, что мне говорят эти гиганты: помыть посуду, полы, приготовить поесть, выполнить поручения. Мне это несложно. Иногда они бьют меня, но всё же находят чем меня занять. Я не могу на них напасть, потому что они сильные; я не могу их убить, потому что я боюсь убивать в принципе… и…
Тут Италия вдруг засиял от счастья:
— У меня есть ты! Обо мне раньше никто так не заботился. С тобой не страшно. Если бы я был девушкой, то сто пудов влюбился бы в тебя!
Немец готов был провалиться сквозь землю от его простодушного откровения. Уж не знал, куда глаза девать, ведь их слушают посторонние. Вздохнул и ответил:
— Порой я мечтаю о том, чтобы ты стал вменяемым боевым товарищем, а не вечно жрущей нежной ланью, которую постоянно спасать и кормить нужно.
На что Варгас-младший лишь тихо рассмеялся, почесав себе затылок. Не мог ничего ему возразить.
Людвиг увидел свой карандаш на полу. Как он там оказался? Кто-то скинул его со стола и не поднял. Засранец Италия! Больше некому. Но, несмотря на некоторую неряшливость, если на него хорошо гаркнуть, то Венециано наведет должный порядок, как он сам же и сказал: и посуду помоет, и полы и прочее-прочее. Не зря же его Австрия с Венгрией никому не хотели отдавать. Пока Германия поднимал карандаш, Россия некстати оказался рядом, беря свой плащ. Одевался. Людвиг выпрямился, и парни невольно встретились взглядами.
«Это из-за тебя мы просидели тут!» — так и говорил осуждающий немецкий взор.
Иван аж опешил.
— Прости, — только и промолвил русский да поправил свой воротник.
Германия ничего ему не ответил. Поспешил удалиться вместе с Италией.
- Эй, куда это вы без меня?! — Романо поторопился. — Стойте, подождите меня! В одну же сторону!
Побежал да исчез за дверью.
— Ох, уж эти европейцы, — как-то по-китайски зароптал Япония и, учтиво откланявшись, ушел.
Канада тоже попрощался и пожелал хорошей дороги, но его никто не услышал и не заметил.

***

Остались только Россия, Америка и Англия. Почему именно они? Альфред стерег Ивана, чтобы увязаться за ним хвостом. Брагинский просто никак не мог собраться, постоянно отвлекался на кого-то или что-то, да и его труба куда-то ушла. А Кёркленд как чуял, что эти двое останутся, поэтому хотел вызвать их на ковер — поговорить откровенно без посторонних глаз и вечно встревающего француза.
— Что, уродцы, расстроили всех? Довольны? Что теперь люди подумают? — отчитывал их Артур, ну не мог уйти спокойно, и всё тут. — Устроили пытку два дебила…
— Империя зла удаляется в свое адское логово, — Брагинский не хотел выслушивать его и заглянул в сотовый телефон. — Тем более, у меня намечается пьянка у финна…
— Не так быстро! — Англия поймал беглеца за рукав. — Я не закончил!
Он только начал! Пилить… Всех пилить, нельзя помиловать.
— Ругай положительного героя сего мира за проступки, а у меня сюжетная неприкосновенность, — иногда Брагинскому нравилось играть в главного негодяя.
Выскользнул из рук.
— Я уже извинился, что теперь поделаешь? — насупился Америка. — Расстрелять теперь, что ли? Я же говорю — прости меня, да был не прав.
— Я хочу, чтобы ты иногда думал своими куриными мозгами, мне стыдно за тебя, Альфред!
— Но мой план…
— Дурацкий у тебя был план! — перебил его британец. — Я просто охреневаю с вас!
— А ты не охреневай! Ха-ха! Ведь без нашего дуэта миру было бы скучно, — вдруг заулыбался Джонс, подхватив Ивана под руку и притянув к себе.
А русский, победная головушка, все пытается, но никак не может дойти до выхода — опять задержали.
Америка не знал, как ещё тушить британскую ярость. Поэтому так посмотрел на возмущенного Ивана, что тот сразу сообразил, чего от него хотят. Ладно, так и быть…
Вот теперь эта парочка соперников стоит перед Кёрклендом под ручку и, не сговариваясь вслух, делает это: умилительные щенячьи глазки. Джонс ещё и поскуливал.
— Ага, точно, с вами не соскучишься, — пробурчал Англия, попадая под чары умиления. — Что ещё замыслите?
Артур невольно вспомнил черный анекдот про Брагинского:

«— Россия, почему ты избил Литву?
— Я больше не буду…
— А ему больше и не надо!»

— Вот зануда! — терпение Америки лопнуло, даже ногой топнул. — Франция прав, тебе воистину нужно найти кого-нибудь, чтобы ты её или его трахал, а не наши мозги. И чем больше — тем лучше.
Брагинский мигом отступил назад в предчувствии полного абзаца. Но не убежал — интересно же. Страсти-то накалились.
— Какая дерзость! — Артур аж покраснел от злости.
А в глазах — молнии.
— А что тут такого? — теперь Джонс не пытался потушить пожар, напротив, готов взорвать этот вулкан к той самой бабушке. — Я серьезно. Может, ты от недотраха такой злой, как пантера, или у тебя с этим какие-то проблемы?
Артур затрясся — некоторые суют нос туда, куда не следует. Тем более такой юнец, как он! Да и тема личной жизни такая болезненная…
Не стал ругать его больше, а дал затрещину, так, по-отцовски воспитательно, чтобы мало не показалось. Брагинский же стоял и поражался американской наглости не меньше, чем сам Англия.
— Ты чего такой резкий?! — Джонс не на шутку рассердился и схватил старшего брата одной рукой за грудки. — Я же просто спросил! А ты драться!
Англия думал, что задохнется от подобного хамства.
Америке было невдомёк, что его «просто спросил» совершенно неэтично, хотя бы потому, что сэр Кёркленд — человек консервативный. У него даже резинка всегда ассоциировалась с ластиком, а не с презервативами, как у Джонса. А когда последний открыл ему другое понятие о «резинке», то у несчастного Арти произошел разрыв шаблона. Теперь мир для него никогда не станет прежним.
Поэтому он и ненавидит Франциска — тот ему постоянно рассказывает всякие гадости о мире через призму разврата, травмируя его душу. Англия привык смотреть на Вселенную так, как он видит, и любое Её искривление болезненно. После «резинки» он и так много думал плохого об Америке.
Но теперь Англия считал, что умрет от унижения, а ярость с новой силой завладела им.
— Придурок, отпусти меня! — британец попытался освободиться, но безрезультатно, Альфред держал его мертвой хваткой.
— Размечтался! Раз такой случай, то вышибу всю дурь из тебя. Давно руки чесались, — хищная улыбка превратила весь образ когда-то добродушного Америки в Империю Зла номер два, а его рука сжалась в кулак. — Давай, говори, чего злишься? Что у тебя там на сердце? Показывай!
— Не прикасайся ко мне!!! — нечеловеческим голосом рявкнул британец, точно как пантера, но не только кулака Джонса он испугался. — Ненавижу тебя! Умри!!!
Открывать свое сердце? Да еще так грубо? Народ, вы сошли с ума!
У Ивана аж холодок по спине пробежал от столь рычащего вопля — дело плохо. Америка выбрал слишком крайний метод перевоспитания. Сейчас же, простите, черти полезут из Кёркленда и будут отбиваться за него.
— Что ты говоришь! — Альфред не из пугливых, но зато из настойчивых, хорошенечко встряхнул братца и прижал к стене. — Я не понимаю тебя, объясни мне, чайнику, в чем причина твоей ненависти?
Если бы они об этом говорили в спокойной обстановке, то Кёркленд бы лишь фыркнул и в ответ съязвил, но когда на него смотрят столь неистово, а рука противника уже переместилась, чуть ли не к горлу, то тут не до шуток.
В его внутренний мир врываются. А вдруг ворвется и увидит, что тут: темно и пасмурно. Нельзя допустить!
— Уйди… — еле слышно пробормотал Артур, опуская голову и закрывая глаза.
Вновь это чувство — хочется выйти из тела и позорно сбежать.
Он не мог поверить, что когда-то этот мальчуган, путающийся под ногами, стал... глупым взрослым. Альфред стал не таким, каким он его представлял, наверное, это беда всех родителей. Вообразят себе идеального ребенка, а потом горюют.
Теперь Керкленд пожалел, что вспомнил прошлое. Раньше, давным-давно он держал его маленькие ладони, теперь эти руки готовы придушить…
— Чего замолк?! Отвечай! — требовал Америка.
Почему он ополчился на Арти? Да надоело мусолить одну и ту же тему столько лет. Хотелось расставить все точки над «i».
Россия попал в центр семейных разборок. Он видел то, что не видел Джонс, но встревать неудобно. Он не понимал истинную причину их ссоры, но чутье подсказывало — это что-то очень глубокое и касается только их двоих.
— Альфред! — попытался вмешаться.
— Оставь нас! — чего и следовало ожидать в ответ от Америки.
Правильно. Оставь их. Что будет, то будет. Но Брагинский видел насилие над болезненным духом Англии. Арти и так тяжко перенёс этот карантинный плен, а тут еще это. Ваня и сам перегибает палку в методах воспитания, но если он начал сопереживать, то тут уже труба. Кстати, вот и она!
— Сам отстань! — ответил Россия, запустив краном.
Попал, как обычно, в голову. Америка не успел возмутиться — Иван его перебил:
— Посмотри на него!
— А? — Джонс вернул всё внимание к брату, продолжая одной рукой удерживать того в плену, другой чесать новую шишку на голове.
Пелена ярости, которая ослепляла его, естественно, прошла и теперь Ал увидел другую более ясную картину.
— Не трогай меня… прошу… оставьте меня… — всё это время молил Артур, стыдясь показывать свое лицо, прикрывался рукой.
— Ты… плачешь? — несказанно удивился Америка. — Это…
Не по себе стало, да отпустил брата. Тот рухнул на пол. Если бы тут был Франциск, то непременно бы вызвал психиатрическую помощь. И был бы прав!
Кёркленд не мог простить попытку ворваться в его душу с когтями, да еще и до слез довел — какое унижение! Хотелось одновременно и исчезнуть с глаз долой, и набить морду наглецу. Первое пока затруднительно. Второе — вполне правдоподобно. Да и злость набирала страшные обороты.
Джонс же не прочувствовал этих самых «оборотов», поэтому стоял в растерянности, размышляя над тем, как всё уладить. Но Артур как отпружинил от пола и дал очередную, но уж очень-преочень хорошую пощечину. Такую, что Ал пошатнулся, а из глаз искры посыпались.
— Если бы я знал, что ты, повзрослев, станешь таким уродом, уничтожил бы сразу не задумываясь! — выпалил Артур, удивляясь даже собственной злости. — Проклинаю тебя! Проклинаю!
Россия там, на заднем плане даже ухнул от неожиданности. Больно серьезно воспринимал проклятия, если не врагов, то близких друг другу людей точно.
— Что? — у Америки слезы заблестели.
Кёркленд невольно попал в точку — в страх перед мистикой. Теперь Джонс уверовал, что проклят им, тем более магом. Черным магом!
— Ах так! Лучше бы тогда меня воспитывал Франция, а не такой самовлюбленный мерзавец, как ты! — в сердцах воскликнул Джонс и проломал рукой железобетонную стену, поднимая цементную пыль.
Железные прутья в стене исцарапали кожу, но такая боль заглушала другую.
— Да-да! Будь ты проклят! — вторил Англия, стирая налипшую грязь на влажном лице.
И не побоялся толкнуть Альфреда в грудь, хоть тот и продемонстрировал свою нечеловеческую силу. Артур развеселился, наконец-то они перешли запретную черту, которую так боялись переступить. Это и была та страшная грань, которая поднимает на новый уровень… ненависти?
И больно, и сладко, как пес, который лижет пилу и пьянеет от собственной крови.
— Ха-ха! Да я наведу на тебя все силы тьмы! — грозился Англия, неудержимый в своем тёмном откровении. — Хотел узнать, что у меня на душе? На! Получи!
Теперь это была не пощечина, а хук справа.
— Дурак, что ты делаешь?! — Америка же испугался, но не за себя, а за брата.
Поэтому поймал того за горло. Попытался усмирить, но завязалась драка.
— Вы на фиг тут все разнесёте! — про Россию они и забыть-то забыли.
Тот уже и матом на них, а им хоть бы хны: ломали мебель, били окна, несущие стены. Стены, держитесь! А то потолок придет на помощь…
Брагинский наблюдал за ними, но недолго, когда надоело, то взял обрезок трубы — тоже решил поучаствовать. А что? Гулять, так гулять!
— Тюк и тюк! — по головешкам, как в той самой игре, где молотком стучать надо по высовывающемуся троллю.
Первый в отключке. Америке сильнее досталось, правда, он что-то матерное промямлил на своём английском, но затем притих.
Второй просто оцепенел перед суровым Россией, который так неожиданно предстал в серых клубах цементной пыли. Испугался русского.
Но Брагинский вдруг опустил свое грозное оружие, когда поймал взволнованный взгляд зеленых глаз. Наступила звенящая тишина. Если говорить о мистике, то как раз в Иване Артур и чувствовал что-то невообразимо волшебное и опасное. Но всё же притягательное. Аж голова кругом.
— Ну и где твоё заключительное «Тюк»? — вдруг безукоризненно спокойно поинтересовался сэр Кёркленд, слегка пошатываясь на месте от побоев.
Иван грозно и твердо приставил кран к его подбородку, от чего Артур немного оживился. Металл холодил кожу. Приятно холодил.
— Совсем с ума посходили? Ты что вытворяешь? — русский указал на павшего Америку.
— Это ты его тюкнул…
— Да я не об этом! — Брагинский невольно развел руками в стороны.
Кран был некоторой опорой, а когда его убрали, Кёркленд упал плашмя от накатившей усталости.
— Потолок рушится… — равнодушно отметил британец.
Да, и вправду: песок сыплется на голову.
— Лучше уйти от греха подальше, — Иванушка склонился к британцу, чтобы поднять того.
А тому в полуобмороке Россия казался то ли сном, то ли видением. И странное благоговение одолевало, когда этот человек оказывался слишком близко…
Брагинский же закинул того на правое плечо, а Америку на левое да понес. Был бы Керкленд в себе — отбивался, да и первым бы покинул помещение с неустойчивым потолком. А так, что воля, что неволя.
— Дикар-р-р-рь… Вар-р-р-вар-р-р… — ещё и рычал на русского.
Да похлопал того по мягкому месту, как Италия Германию, когда тот таскал его на себе.
— Так, у кого-то слишком длинные руки, — Россия был несколько смущен и даже как-то передумал приходить к Кёркленду с бутылкой водки, раз тот бывает так неадекватен.
— Это для того, чтобы некоторых шкодников бить по заднице, ну, или по шее, — уже вразумительней ответил брит. — Пам-пам. Куда несешь меня, дикар-р-р-р-ь? Пам-пам-пам.
У того пластинку заело.
— Домой.
— К себе?! — тут Англия заволновался и заерзал.
— Ага! И Америку туда же, чтобы вы еще и мой дом разнесли, не так ли?
— А ты меня что? До Лондона пешком?
— Нет, экспрессом.
— Э?
Естественно Россия говорил про тот-самый-таинственный-экспресс, которым частенько пользуются те-самые-люди-страны для быстрого перемещения по Земле. Что это за чудо чудное такое, никто из обычных людей не знает, даже мангака. И вам не положено. Правда Германия проболтался в том, что заподозрил Англию в непросвещенности про тот-самый-экспресс, раз Арти постоянно покупает билеты на всевозможные виды транспорта. Ну, просто удивительный британский шпион! Хранящий традиции. И не только чайные.
— Каким ещё? — Керкленд прогнулся в спине и задрыгал ногами, явно давая понять, что готов не то, что идти, а бежать.
Иванушка спустил его подле себя и удерживал. Кёркленд мигом почувствовал тяжесть в голове и ногах, но вцепился в плащ русского. Брагинский снова лучился таким теплом и уютом, что хотелось прижаться к нему, как к дивану. Еле сдержался.
— Как-как? Да вот так! — Россия щёлкнул пальцами и… они в Лондоне.
— Ни хрена себе! — у Англии аж горло пересохло, а глаза на лоб полезли. — Магия-то настоящая…
Он бы упал, но Ваня крепко прижал к себе, когда почувствовал, что тот обмякает.
Англия никогда бы не подумал, что чужое плечо — это то, что ему сейчас нужно. Даже лучше дивана.
— Зачем ты ломаешь мой мир? — пробурчал британец, затем вздохнул и продолжил. — Просто так «щёлк» и всё. Хотя, может мне это только снится после твоего тюка…
— А? Я не понимаю: о чем ты? — заулыбался Россия и сделал то, что порой ему хотелось сделать ранее — взъерошить и без того растрепанные волосы Англии. Иногда так делал британцу Франция, за что получал по мозгам, но иногда был просто обруган. Брагинский им так завидовал на самом деле: ему тоже хотелось такого закадычного друга-врага с которым можно и подраться, и вот так вот мило приласкаться.
Пока Арти ослаблен, Ваня позволил себе такую наглость. Кёркленд вздрогнул, почувствовав пальцы Ивана в волосах. Тепло пронзило его сердце, да так остро, что колени задрожали сильнее, подкашиваясь. А к горлу ком подкатил. Он и без прикосновений трепетал перед Россией, а тут… его ласка, как битое стекло. Британец слова не мог сказать — окаменел.
Если бы Альфред был бы в сознании и увидел их, то снова бы напомнил про злополучный «недотрах». Но Кёркленд вдруг уверился в том, что если он себя окружит целой армией любовниц или любовников, то всё равно будет одинок. Россия же совершал с ним нечто такое, что коренным образом отличалось от того, как действует любовная страсть. И «это» что-то такое приятное и жгучее одновременно. Заставляет благоговеть так сильно, что дух перехватывает.
Артур держался руками за русского так сильно, словно под ногами пропасть. И дрожал так, что забывал дышать.
Америка вдруг томно простонал на плече Брагинского. Парни замерли, но тот не очнулся.
— И что мне с вами делать, кавайные уроды? — вздохнул Россия, решил, что Артур просто устал после боя, потому и трясется.
Молча взвалил того на себя и понес дальше.
Кёркленд на сегодняшний день смирился с тем, как Иван распоряжался им.
Да и спорить с человеком, который одной рукой поднимает тебя как пушинку, себе дороже. Успокаивало то, что несут домой, где и оставят в покое.
— Ничего с нами делать не надо — сами разберёмся, — ответил тот и ловил на себе удивленные взгляды прохожих.
Может их посчитали за пьяную шпану?
— Да я и сам не рад, что вмешался, — зароптал тот. — Шёл домой, вот бы и шёл.
— Так почему же не ушёл? — Артур спросил без всякой задней мысли.
Россия призадумался, обогнул широкую лужу, в которой отразилась весьма редкая картина, и только потом ответил:
— За тебя волновался.
— Что? — не поверил ему Англия и громогласно рассмеялся. — С чего бы это? А птичку тебе не жалко?
— Жалко у пчелки, сейчас как укушу тебя за задницу, будешь знать! — рассердился Иванушка, но не тяпнул, а ощутимо шлепнул.
— Вар-р-р-вар-р-р!
Их увидел и услышал полицейский на улице.
— Сэр, у вас всё хорошо? — естественно он спросил по-английски.
Когда подошел ближе, узнал Кёркленда.
— Да, офицер, я домой иду, — вдруг совсем невозмутимо ответил ему Арти.
— А другой господин, что справа от вас? Он в порядке? — мужчина указал на бессознательного Альфреда.
— Да, он тоже скоро к себе домой пойдет.
— Тогда счастливого пути.
— Спасибо.
Ваня прикусил нижнюю губу, дабы не захохотать. Его уровень знания английского был приличным, чтобы всё понять. Россию всегда поражала британская манера сдержанности — не задавать лишних вопросов, если: «All right!»
В Москве их бы задержали до выяснения всех обстоятельств. Это в лучшем случае.
Дальше они шли в тишине, у Кёркленда разболелась голова сильнее обычного, и были минуты, когда он погружался в бессознательный сон.

***

Когда они дошли до дома, Ваня задумчиво встал у двери. Нужны ключи. Сбросил обе ноши. Фух, стало дышать легче. Ещё бы!
Обыскивал Англию.
— Ах… что ты делаешь? — просыпался тот и постанывал от боли.
— Мы почти дома. Где ключи?
— В сумке с вещами…
— Э?
Ну, конечно же! Вот только сумки ему ещё на голову водрузить надо было. Да и не вспомнил он про них…
— Ясненько, — Россия встал и вышиб дверь ногой.
К счастью, с петель не слетела — постарался. Бил в замок.
— Не ломай мой дом, вандал, — брит приходил в себя.
— Вот когда твой дом станет архитектурным памятником, тогда я и буду вандалом.
— С тебя дверь, — Англия не спрашивал, а «учтиво» требовал.
— Вот приду к тебе в гости в другой раз и сделаю, — пригрозил русский и хитренько заулыбался.
Схватил парней и уже волоком потащил в дом.
— А у тебя тут миленько…
— Зачем ко мне приходить, если банки существуют? Я закажу, мне поставят, а чек тебе, — Кёркленд продолжал торговаться с ним, успев толкнуть свои покалеченные врата дома, чтобы те хотя бы прикрылись. — Как раз думал поменять их, а тут такой повод.
— Что ты! У меня будет повод прийти к тебе через эту самую дверь, — парировал Брагинский, заворачивая в комнату. — Обмывать ее будем.
— Чем?
— Водкой.
— У меня есть виски, — вдруг признался Арти.
— Вот и договорились!
Россия подхватил его и бросил на кровать. Да сам присел рядом дух перевести.
— Фух, утомили вы меня…
И посмотрел на неподвижного Англию.
— Эй, у тебя рожа пухнет. Лед принести?
Тот повернул голову в его сторону, всем своим видом показывая, мол, ты ещё здесь?
— Дай посидеть минуточку!
— На улице есть лавка, — прогонял его Арти.
— Тогда Альфреда я у тебя оставлю, — Брагинский подкинул несчастного американца тому под бок.
— Только его тут и не хватало! Ты двери выбил, а он мне ещё и крышу снесет!
— Тебе или дому? — отшутился гость и присмотрелся к Джонсу. Вроде дышит и не синий.
— Всем. Забирай себе!
В глазах русского гнев отразился. Брагинский вдруг навис над строптивым англичанином, упираясь руками в кровать.
— Возьму и заберу, — сказал так, словно он его обворовать собрался. — Раз тебе больше не нужен.
Кёркленд опешил — испугался самого вора, а вовсе не того, что его хотят обокрасть. Америка зашевелился во сне и прижался к теплому боку брата. Пригрелся, вздохнул и засопел, как кутёнок.
— Забирай, такое счастье мне и даром не нужно, — Артур не изменил своего решения. Отрекался.
Россия поразился его бессердечию. Хорошо, что Джонс ничего не слышит, а то расстроился бы. А так Ваня огорчался за него. Он вдруг представил себе, что было бы, если бы Украина и Беларусь так ответили ему в одной из ссор. Что если бы и они отреклись, да ещё и так яростно?
По сердцу как ножом. Что может быть хуже предательства?
— Что с твоим лицом? — Артур прервал его горькие мысли.
Стало не по себе: вселенская скорбь отразилась в глазах Ивана.
— Ты бы хотел его смерти? — вдруг поинтересовался Брагинский, переведя взгляд на спящего Джонса под рукой.
Британец насторожился, прищурился.
— Что бы ты делал, если бы в один прекрасный день узнал, что Альфред мертв? — Ваня нежно погладил побитого Америку по голове.
— То же, что и все: заказал бы панихиду и плясал на похоронах вместе с остальными странами, — на самом деле он просто неудачно пошутил, чтобы не отвечать.
— Правда? — Россия чуть вздрогнул, но только от язвительности, а не веры в его слова. — А что, если ты сейчас видишь его в последний раз? Не хотел бы попрощаться?
Артура как током ударило — русский говорил так убедительно, что можно было подумать страшное, например, что Россия убьет Америку.
— Что ты задумал? — сорвалось с губ само собою.
Брагинский загадочно посмотрел на него и даже заулыбался. Слез с кровати и подхватил Альфреда на руки.
— Тебе он не нужен, и теперь некому его защитить, не так ли? Сейчас он так беспомощен, кто знает, может, я его в речку кину, чтобы всем вместе — я с тобой и другими странами — танцевать на его костях. Хочешь, я устрою такой праздник?
Керкленд аж привстал. Брагинский вновь показался ему безумцем. Что у него на уме? А вдруг и вправду утопит или ещё чего?
— И мы будем танцевать! Танцева-а-а-ть… — Иванушка запел и закружился с возможной жертвой на руках.
У Артура мурашки по коже побежали от представления, что ему Россия устроил. Но гость вдруг резко остановился и развернулся к нему. Премило улыбнулся и помахал лапкой Альфреда.
— Bye-bye! — и вышел, оставив британца недоумевать.
Тот колебался, но не решился окликнуть его и остановить. Он вроде бы и не верил ему, но и верил одновременно.
— Вот урод… — теперь Англия снова не сможет заснуть.
Тревожился.

***

Собрание Большой Восьмерки проходило в Канаде, и возвращаться на другой континент неохота было, поэтому Россия решил оставить Джонса у себя на ночь, пока тот не оклемается. Торопился домой, напевая себе что-то под нос. Знал, что зацепил Англию за живое, оттого и радовался.
Почему не использовал тот-самый-экспресс? Нам, людям, не понять, может на нем есть некий ограничительный режим, например, временной или по количеству использования в сутки.
Только вот вопрос: почему Россия не занес сначала Джонса домой, а потом Англию? Нет-нет, это не значит, что он не подумал об этом, но вот взял и поступил именно так, как поступил.
Тут рука Америки смяла его одежду на груди.
— Не надо, не бросай меня в реку… — умолял его Ал, не открывая глаз. — Там темно и сыро…
— Опаньки! — Ваня притормозил и заглянул своей ноше в лицо. — Ты всё слышал?
Тот, не открывая глаз, почувствовал, что его разглядывают, и уткнулся носом в его грудь.
— Так, ясно. Только не плачь, — Россия прижал парня к себе покрепче.
— Ы-ы-ы-ы…
— А у меня есть мороженое! — бодро заявил Иван.
— Правда?! — обжорка показал свою побитую мордашку, широко открыв глаза.
— Только оно дома…
— Ы-ы-ы-ы… — Америка вернулся в исходное положение.
— Ладно-ладно, видишь магазин? Сейчас куплю.
Джонс шмыгнул носом и вновь показал свои сияющие глазки. Потянулся и обнял Россию за шею. Вот такая гигантская лялечка на руках у Брагинского, которая в магазине стала требовать всё, что видела: леденец на палочке, Киндер Сюрприз, жевательные резинки и прочие-прочие сладости-гадости.
— Смотри! Пазлы на десять тысяч элементов! О-о-о! — Америка аж выпрыгнул из рук Ивана, но тут же упал на пол.
Пополз к стеллажу.
— Особенно вон тот… с корабликом… — он намеревался добраться до самой верхней полки.
— Стой! — Россия побоялся, что тот всё снесет.
Поспешил к нему, но Джонс уже ухватился за самую большую коробку. Неловкое движение и соседние упаковки попадали. На него.
— Да что ты за Чебурашка такой?! — Ваня успел пожалеть, что согласился с ним куда-то идти.
Достал несчастного из-под завала и расставил коробки по местам. Но пазл с понравившимся парусным корабликом отобрать не получилось.
— Я хочу его! — капризничал, сидя на полу да в обнимку с коробкой.
— Как я потащу тебя и еще этот чемодан?
Упаковка была с ручкой, так как весила нехило.
— Мама, смотри, дяденька тоже хочет игрушки! — маленький мальчик показывал пальцем на Америку.
— Он пьян, не обращай внимания, — решила женщина и поспешила с ребенком к кассе.
— Альфред, даже дети над тобой смеются… — пристыдил его русский.
— Я буду ее держать, а ты — меня, — настаивал тот.
Брагинский хотел возмутиться, но вдруг рассмеялся:
— Взаправду Чебурашка! Хорошо, только до кассы давай дойдем по-человечески.
Он склонился, чтобы Америка ухватился за него. Тот с радостью обнял его одной рукой за шею и поднялся. Пробивая сладости и пазлы, кассирша с укоризненным любопытством посмотрела на эту подозрительную парочку покупателей.
— Пакет?
Глядя на гору ненужных предметов, которую они набрали, Россия кивнул и повесил накупленное на руку Альфреду. Пошли к выходу, но там препятствие: автоматические вращающиеся стеклянные двери. Россия их терпеть не мог, хотя поначалу считал это крутым, но на деле трудно толкаться с людьми в поисках свободного места.
— Так, раз, два-а-а… Три! — по команде Ивана они проникли в пространство этой двери-вертушки, но тут Альфред роняет себя с Брагинского и рассыпает содержимое пакета на пол.
— Собирай! — приказал опешивший Иван, останавливая руками двери, чем привлек внимание людей в магазине и в той самой «вертушке», но в другом её «отсеке».
— Собираю-собираю, — вторил Джонс, лихорадочно поднимая всё, что рассыпал. — Готово!
— Выползай на фиг! — следующий приказ Брагинского.
И тот на полусогнутых вылетел прочь. Голова страшно трещала, даже подташнивало чуть-чуть. Рухнул на пыльный тротуар вместе со своими пазлами.
Ваня последовал за ним и поднял на руки пострадавшего. Хотел скорее уйти от места стыда и позора.
— Россия… — заскулил Ал, прижимая к себе коробку.
— Что еще? — Брагинский уже боялся того, что тот скажет.
Джонс виновато посмотрел на него:
— А мороженого мы так и не купили…
— Ну, ёкарный бабай! Я с тобой уже никуда заходить не буду! Вцепился в свои пазлы, вот и неси их!
— Несу… — ответил тот, уютно расположившись на руках Ивана.
— Да жуй свой Киндер или что там у тебя еще…
Если честно, то Россия даже был рад тому, что они так и не дошли до мороженого. Он только сейчас представил себе, как этот неряшливый парень изваляет его всего в липком. Б-р-р-р!
Но Альфред был благодарен ему за внимание, которое тот ему уделил. Да и не мог нарадоваться игрушке. Рассматривал упаковку и тут натолкнулся на ценник: 208,50 долларов. Россия расплатился по карточке и в суете не посмотрел на итоговую сумму, а слова кассирши числительных на английском, видимо, не воспринял. Не подумал, что несчастные пазлы могут обойтись так дорого.
Тогда Джонс содрал ногтем ценник и сделал вид, что не видел его. Конечно, когда-нибудь Россия поймет, на что ушли деньги, но это всё потом.

Конец первой арки. Продолжение следует...