Признаюсь, фильмы Андрея Тарковского всегда были для меня неким эталоном сложности человека. После таких видеосессий не так-то просто было переключаться на суетную повседневную действительность. И вот однажды я нашел интереснейшее объяснение притягательности этих кинолент. Приведу здесь некоторые выдержки из статьи И.И. Евлампиева, опубликованной в одном из сборников "Фигуры Танатоса":
 
"Если бы мировое бытие, важнейшим измерением» которого является человек, было бы по-настоящему цельным, абсолютным, то в мире и человеке не было бы раздробленности, зла и смерти. Но бытие предстает пораженным какой-то метафизической ущербностью», оно является ветхим, распадающимся бытием. Тема ветхого бытия особенно наглядно выступает в «Сталкере» и «Ностальгии» (мир загадочной Зоны в «Сталкере» и мир странного дома полусумасшедшего героя «Ностальгии» - Доменико). Единство человека с этим ветхим бытием приводит к тому, что человек оказывается нецельным, слабым и смертным. Но в том и состоит его значение перед лицом ветхого бытия, что он способен сделать свою слабость и свою смертность основой преодоления метафизической ущербности бытия. Недаром герои, обладающие даром провидения, способные указать в чем спасение от грядущей катастрофы - это люди внешне слабые, юродивые», безумные в глазах «мира сего» (Сталкер, Доменико из «Ностальгии», гн Александр из «Жертвоприношения»).

Смерть как мера бытия, страх смерти как чувство, измеряющее окружающий мир и позволяющее ориентироваться в нем, метафизика повседневности как высшее эстетическое чувство - не правда ли, во всем этом видна некая высшая точка отсчета, наделяющая жизнь человека смыслом? И далее:

"В этом контексте смерть приобретает двойной значение. С одной стороны, это есть проявление нашего единства с ветхим бытием - единство в ущербности и ограниченности. Но, с другой стороны, смерть оказывается чем-то бесконечно большим, чем просто ограниченность нашего бытия. Смерть выступает как преодоление ограниченности, как преодоление смерти. Для обретения этого второго значения необходимо, чтобы она стала сознательным и добровольным актом самопожертвования, актом, вносящим дополнительный смысл в мир. Смерть из разрыва» бытия превращается при этом в связь элементов бытия. Именно такова смерть Доменико и Андрея Горчакова в «Ностальгии». От огня, в котором нелепо и бессмысленно (на первый взгляд) сгорает Доменико, зажигается свеча Андрея. Пройдя с этой свечой через странный бассейн, словно олицетворяющий ветхое бытие, совершив свой «нелепый» поступок, Андрей умирает. Но этим поступком и этой смертью он вносит в бытие непререкаемый элемент связности и цельности; последние символические кадры фильма показывают обновленный мир, в котором сходятся, наконец, те полюса личного бытия (родной дом Андрея и культура чужой для него страны), которые не могли сойтись в эмпирической жизни героя. Такое же значение имеет добровольный уход в безумие (в духовную смерть) гна Александра из «Жертвоприношения». Вопреки всякой логике и рациональности эта жертва оказывается достаточной для восстановления разрушенной целостности бытия, для удержания мира на самом краю гибели".

Конечно, обсуждаемый очерк не написан простым языком, понятным каждому. Безусловно, цитаты неимоверно затянуты. И тем не менее тот повседневный экзистенциализм, который определяет порядок  и направленность этих размышлений, дает нам возможность вернуться обратно в глубь нашей культурной истории и увидеть ее по-новому.

Сергей Выгонский, психиатр

При републикации необходимо размещать ссылку на блог
http://www.liveinternet.ru/users/sv-online/

Источник: И.И.Евлампиев. Смерть как преодоление и как испытание: событие смерти в фильмах А. Тарковского и А. Сокурова. В сб. Фигуры Танатоса. Философский альманах. Пятый специальный выпуск. СПб., 1995.