Они появились на Богом забытом шарике неожиданно. Для самих себя, но не для Других. Другие Их попросту не заметили, не уловили отличий. Способность смотреть – еще не умение видеть. Старая банальность.

МЫ, родившиеся в конце восьмидесятых, – не Дети Индиго с синей аурой. Мы Аномальные Хамелеоны. Аномальные потому, что среднестатистический Хамелеон с нормальной психикой стремится слиться с окружающей средой. Мы же из нее выделяемся. Не одеждой или поведением, не музыкой и книгами, даже не образом мыслей. Только аурой. Радужно-кислотная аура, изо всех своих сил диссонирующая со Средой. А Среда пугливо кукожится, сжимается, сереет. Хотя, казалось, она и так серее некуда – ан нет, пыжится, пытается посереть до белизны.

МЫ состоим не из плоти и крови. Вместо плоти - сотни пачек сигарет и провода модемов, плееров, мобильных. Вместо крови - смесь водки, кофе и минеральной воды из «природных источников» и «чистых ключей». Ах да, еще с примесью бифидобактерий и других страшных зверей. Вместо мыслей и души – в беспорядке раскиданные мегабайты бесполезной информации, погрызенной зловредными вирусами. Поэтому мы подвисаем на мелочах и часто совершаем ошибки, которые, впрочем, легко устраняются простой перезагрузкой: веревка, многоэтажка, ванна, таблетки – способов много.

МЫ говорим на диковинном диалекте. Он где-то на границе русского и английского. Русские суффиксы и приставки органично спариваются с американизмами, против правил биологии давая плодовитое потомство. Исконно русским остался лишь сладострастно-экспрессивный мат. Примитивные «фак» и «шит» не обладают тканевой совместимостью с великим и могучим… диалектом. Слава… Богу? Аллаху? Будде? Ах, ну да, мы же называем себя длинными и красивыми словами «аг-нос-ти-ки», «скеп-ти-ки», «а-те-исты» так что разницы нет: нет вопроса веры и религии, остались лишь «фигуры речи».

МЫ хлопаем дверьми, заранее зная, что вернемся, но каждый раз искренне веря, что вот это - навсегда. Мы гуляем по крышам, ломаем шпильки и неромантично, но красиво и со вкусом ругаемся под луной, забывая о первой, и все чаще не замечая звезд. Мы любим безответно, беззаветно, бестолково, бессмысленно, бесполезно, безответственно, безрассудно, беззастенчиво, безоглядно, бесшабашно и бог знает как еще "без" и "бес". Правда, никак не можем понять, кого именно мы любим. Мы строим, возводим карьерные лестницы и лесенки, но с треском проваливаем экзамен под названием «личная жизнь». Мы смеемся сквозь слезы и рыдаем сквозь хохот. Мы носим маски, которые приходится время от времени отдирать с кожей. А после изуродованное лицо уже не может без маски. Хотя бы самой примитивной масочки. Мы играем во взрослых, но выйдя на секунду из образа, корчим рожи прохожим. Которым глубоко наплевать и на скорченные рожи, и на весь мир, включая самих себя. Мы любим наблюдать за живыми (читай «идущими к смерти») с пытливым интересом патологоанатомов, но ленимся участвовать во всеобщей суете.

МЫ живем, панически боясь одиночества, но ненавидя себе подобных. Нас никто не учил жить, поэтому мы живем как умеем. А умеем – плохо.