Когда я был маленький и рассматривал Ветхий Завет, изданный для детей с
гравюрами Гюстава Доре, я видел там Господа Бога на облаке. Это был старый
человек с глазами, носом, с длинной бородой, и я говорил себе: если у него
имеется рот, то он должен есть. А если он ест, то у него должны быть кишки.
Но эта мысль тотчас пугала меня, ибо я, хоть и был ребенком из семьи скорее
неверующей, все же чувствовал, что представление Божьих кишок -
святотатство.
Непроизвольно, без всякой теологической подготовки, я, стало быть, уже
ребенком понимал несовместимость испражнений и Бога, а отсюда и
сомнительность основного тезиса христианской антропологии, согласно которой
человек был сотворен по образу и подобию Божьему. Либо одно, либо другое:
либо человек сотворен по образу Божьему, и тогда у Бога есть кишки, либо у
Бога нет кишок, и человек не подобен ему.
Древние гностики чувствовали это так же хорошо, как и я в свои пять
лет. Уже во втором веке великий мастер гностики Валентин, пытаясь разрешить
этот проклятый вопрос, утверждал, что Иисус "ел, пил, но не испражнялся".
Говно - более сложная теологическая проблема, чем зло. Бог дал человеку
свободу, и мы можем в конце концов допустить, что он не ответственен за
человеческие преступления. Однако ответственность за говно в полной мере
несет лишь тот, кто человека создал.
Святой Иероним в четвертом столетии напрочь отметал мысль, что Адам с
Евой в Раю совокуплялись. Напротив, Иоанн Скот Эриугена, величайший теолог
девятого столетия, такую мысль допускал. Однако представлял себе, что
половой член у Адама мог подниматься примерно так, как поднимается рука или
нога, то есть когда он хотел и как хотел. Не станем искать за этим
воображаемым образом извечный сон мужчины, одержимого страхом импотенции.
Мысль Скота Эриугены наполнена иным содержанием. Если можно поднять фаллос
по простому приказу мозга, то возбуждение, выходит, вещь на свете ненужная.
Фаллос поднимается не потому, что мы возбуждены, а потому, что мы
приказываем ему это. Великому теологу несовместимым с Раем представлялось не
совокупление и связанное с ним наслаждение. Несовместимым с Раем было
возбуждение. Запомним это четко: в Раю существовало наслаждение, но не
возбуждение.
В рассуждении Скота Эриугены мы можем найти ключ к некоему
теологическому оправданию (иначе сказать - теодицее) говна. Пока человеку
дозволено было оставаться в Раю, он либо (подобно Иисусу в понятиях
Валентина) не испражнялся, либо (что представляется более правдоподобным)
испражнения не воспринимались как нечто отвратительное. Тогда, когда Бог
изгнал человека из Рая, он дал ему познать отвращение. Человек начал
скрывать то, чего стыдится, но, сняв покров, был тотчас ослеплен великим
сиянием. Так, вслед за познанием отвращения, он познал и возбуждение. Без
говна (в прямом и переносном смысле слова) не было бы сексуальной любви
такой, какой мы ее знаем: сопровождаемой сердцебиением и ослеплением
рассудка.
В третьей части романа я рассказывал о том, как полуобнаженная Сабина в
котелке на голове стояла возле одетого Томаша. Кое о чем я тогда умолчал.
Когда она смотрела на себя в зеркало, возбужденная видом собственной
комичности, ей вдруг представилось, что вот так, с котелком на голове, Томаш
посадит ее на унитаз, и она перед ним опорожнится. В эту минуту у нее
забилось сердце, замутилось сознание, она увлекла Томаша на ковер и сразу же
зашлась криком наслаждения.
Спор между теми, кто утверждает, что мир был сотворен Богом, и теми,
кто убежден, что он возник сам по себе, упирается в нечто, превышающее
границы нашего разумения и опыта. Гораздо реальнее различие между теми, кто
сомневается в бытии, какое было дано человеку (пусть уж как угодно и кем
угодно), и теми, кто безоговорочно принимает его.
За всеми европейскими вероисповеданиями, религиозными и политическими,
стоит первая глава книги Бытия, из которой явствует, что мир был сотворен
справедливо, что бытие прекрасно, а посему нам должно размножаться. Назовем
эту основную веру категорическим согласием с бытием.
Если еще до недавнего времени слово "говно" обозначалось в книгах
отточием, происходило это не из нравственных соображений. Мы же не станем
утверждать, что говно безнравственно! Несогласие с говном чисто
метафизического свойства. Минуты выделения фекалий - каждодневное
доказательство неприемлемости Создания. Одно из двух: или говно приемлемо (и
тогда мы не запираемся в уборной!), или мы созданы неприемлемым способом.
Из этого следует, что эстетическим идеалом категорического согласия с
бытием есть мир, в котором говно отвергнуто и все ведут себя так, словно его
не существует вовсе. Этот эстетический идеал называется кич.
Милан Кундера