Караваджо и Блейк — две выставки под одной крышей.
Безусловно, Караваджо был истинным революционером и бунтарем во многих смыслах этого слова. Так, например, он был первым, кто изменил традицию рисовать картины на библейскую тематику в возвышенно пафосных тонах. Герои его картин, заказанных церковью, порой настолько сливаются с окружающим бытом, что далеко не всегда узнаешь в этих простых людях христианских святых. Более того, в качестве натурщиков для своих работ Караваджо предпочитал выбирать представителей самых низов общества, а «Успение Девы Марии», говорят, вообще рисовал с трупа утонувшей проститутки. А еще он был гомосексуалистом и убийцей, приговоренным к смертной казни во многих провинциях Италии, не раз сидел в тюрьме, но всегда с удивительной легкостью выпутывался из самых неприятных злоключений, пока в возрасте 38 лет не умер где-то на берегу моря в богом забытой деревушке, умер в полном одиночестве и при невыясненных до сих пор обстоятельствах. В самом деле, чем не рок-звезда XVI века?
Впрочем, не в этом суть. Ибо Караваджо для мировой культуры ценен вовсе не бунтарской натурой, а своей живописью, на которой, по сути, и закончилась эпоха Возрождения. В своих картинах он зачастую противопоставлял буквально ослепляющий зрителя свет и густую почти абсолютную тьму так, как не делал до него ни один художник. Свет нередко олицетворял божественное присутствие, которое предшественники Караваджо изображали исключительно фигурами ангелов в верхних частях картины. Тьма — возможно, являла собой нечто противоположное.
На выставке в Пушкинском музее представлено лишь 11 его работ, но почти все – наиболее известные. Сам выставочный зал погружен в полумрак, в котором направленными лампами подсвечены лишь сами картины. Таким образом, игра света и теней как будто продолжается за пределами караваджевских полотен. Примечателен и тот факт, что данные картины никогда раньше вместе не выставлялись, даже на родине художника. Так что выставка во многих смыслах получилась уникальной.
В соседнем зале в данный момент выставлена живопись Уильяма Блейка и его последователей. Блейк — тот самый английский поэт и художник, что сочинил свою собственную мифологию, написал не один поэтический сборник, включая «Песни невинности и опыта», иллюстрировал «Божественную комедию» Данте (не путать с иллюстрациями Гюстава Доре) и чье имя в кинематографе увековечил Джонни Депп, сыгравший в «Мертвеце» Джармуша его метафизического однофамильца.
Так вот Блейк и Караваджо заимствовали зачастую сюжеты своих картин из одних и тех же библейских сюжетов, причем ни тот, ни другой, как известно, не отличались особо трепетным отношением к христианской церкви. Оба были слишком самодостаточны, чтобы зависеть как от тенденций в живописи, так и от религиозных догматов. Каждый писал абсолютно по-своему, не оглядываясь ни на окружающий его век, ни на порой возмущенную критику. Быть может, именно поэтому так забавно сейчас сравнивать их картины, разделенные двумя долгими веками и десятками направлений в живописи, — столь разные по стилю, содержанию и исполнению, но все же порой с абсолютно одинаковыми названиями.