Возвращение.

Каким сладким мне казалось это слово в пути, как много было с ним связано. И как все неудачно обернулось... Впрочем, нет, "неудачно" - не самое подходящее слово. Все обернулось кошмаром для меня и дорогих мне... людей и не совсем людей.

Безусловно, я скучал. Да, я люблю путешествовать, мне безмерно нравилась такая кочевая жизнь, тем более в обществе моего дорогого Малефика. Увы, Инститорис не разделял моих восторгов, и вскоре нам пришлось его отпустить. Его можно понять - он молод, а на его долю выпало испытание, которое он с трудом пережил. Его спасла только огромная сила воли. Мне стыдно об этом вспоминать, но и в моих руках он перенес немало неприятных минут. Хотя я искренне хотел помочь ему. И в конце концов ведь помог.
Но сейчас ему следовало отдохнуть. Отдохнуть и от нашего общества, и от нашего диковатого образа жизни. У него это все еще впереди.
А мы - мы отправились на восток, мы прошли весь континент - туда и обратно, сначала через север, потом через юг. Мы видели моря и снежные пустыни, леса и степи, бескрайние равнины и глубочайшие ущелья. У нас не было цели - мы просто двигались к самому краю земли, туда, куда хотелось, так быстро, как нам хотелось. Каждый день мы спали в новом месте. Мы побывали в больших городах, маленьких деревушках и там, куда люди не заходят вообще, хотя без людей мне быстро становится скучно. Мне нравится наблюдать за ними, нравится смутне ощущение, что я имею над ними некую власть, могу лишить их жизни, когда мне вздумается, ради собственного каприза. Где те дни, когда я кричал на Ромео, что он убивает ради удовольствия? Пожалуй, в следующий раз стоит прислушаться к его опыту.
Моя безупречная память быстро наполнялась новыми впечатлениями. Пожалуй, самым ярким воспоминанием осталась самая дальняя точка нашего пути. Мы сидели на пирсе, болтая ногами в воде. Наши ботинки стояли на берегу рядом, побитые и запыленные, но мы никак не хотели расставаться с ними. Перед нами был открытый океан, глянцево-черный, который никогда не бывает гладким, беспокойные маленькие волны плескались, перекидывая друг другу лунную дорожку, она дрожала и искрилась. Мы сидели там до самого рассвета, до последнего момента, а когда солнечные лучи едва не появились над морем, сорвались и побежали, смеясь, будто нашалившие дети. Удивительно чистый морской воздух ласкал легкие, и я старался дышать как можно глубже, чтобы не упустить ни секунды того, что еще могла мне дать эта волшебная ночь, вплотную подошедшая к концу.

От этих воспоминаний наворачиваются слезы. Впрочем, они высыхают, стоит вспомнить о том, что было дальше. Когда мы вернулись в ту точку из которой ушли. Когда круг замкнулся, и его место заняла загадочная кривая, известная тем, что никогда нельзя угадать, куда она приведет и приведет ли когда-нибудь вообще.

Передо мной был старый дом моего друга и наставника, совсем необитаемый внешне, но для меня он был таким родным. Слишком много я здесь пережил, слишком много оставил. Я думал о возвращении каждую ночь с той самой минуты, как вышел оттуда. Это было долгих пять лет назад. Я представлял себе, какими я застану своих любимых, что скажут они мне и что скажу я им. Я стоял на пороге, борясь с чувствами и никак не решаясь зайти. Малефик не торопил меня. Он знал их всех не хуже меня и любил, наверное, не меньше.
Я глубоко вздохнул и ступил на порог. Дверь поддалась бесшумно, но свет внутри не горел. Это меня насторожило. Я вошел внутрь. Темно и никого нет. В темноте я вижу неплохо, но все же хуже, чем при свете. На полу лежал слой мягкой серой пыли - ничего, в общем-то, удивительного - Ромео всегда любил пыль, но что бы ей делать у самого порога? Тут что, никто никуда не выходил? Я прошел по всем комнатам, щелкая по дороге выключателями. Никого. Все выглядит точно так, как было, когда я ушел - старое фортепиано стоит на том же месте, ноты так же разбросаны - здесь никто не утруждал себя убокой, так было всегда, но такого ощущения запустения здесь не бывало.
Меня охватило беспокойство. Я остановился, у меня участилось дыхание, но не от ярости, как обычно, а от страха неизвестности. Это было новое для меня чувство, и я испугался еще больше. В считанные мгновение страх перерос в панику, я наконец дал волю крику и бросился бежать по дому, судорожно шаря по стенам руками, включая свет в одной комнате за другой – везде меня встречала та же самая мертвая пустота. Я звал моего наставника, потом звал попеременно всех, кто мог быть в доме, я даже охрип, но никак не желал останавливаться, хотя и понимал, что это бесполезно. Малефик бегал за мной из угла в угол, он молчал, но его лицо, как всегда, было выразительнее, чем все мои крики, вместе взятые. Боже, какая совершенная мимика, я читал по одним его искаженным губам, о чем он думает, какие варианты перебирает, какие чувства испытывает… В конце концов, когда он остановился и схватился за сердце, я понял, что больше не могу бегать по комнатам, хотя оббежал еще не все – я заглядывал во все уголки, где могло быть хоть что-то, что могло объяснить мне, что произошло. Я упал на колени и расплакался. Последний раз я плакал… давно… Я помню, как это было, но время для меня – понятие очень расплывчатое. Малефик, тактично не говоря ни слова, сел рядом и обнял меня, словно сам не был испуган. Я немного успокоился, размазал слезы по лицу и отправился дальше, теперь уже медленно, пожалуй, даже чересчур медленно, касаясь стены кончиками пальцев, потому что пола под ногами мне было мало, чтобы почувствовать себя в сознании. Я поднялся на второй этаж и замер: здесь было настолько темно, что даже я почти ничего не видел, но я почувствовал. Почувствовал тонкий запах, который мог принадлежать только одному существу на земле: Ромео. Он где-то здесь! Я замер, а потом преодолел оставшее расстояние в три прыжка и через мгновение уже прижимал голову учителя к груди. Он был без сознания. Я не чувствовал его. Это было странно и пугающе, слезы снова навернулись на глаза, но я попытался собраться и начал трясти Ромео, надеясь, что он очнется. Я не мог видеть, цел он или нет, даже не знал, открыты ли его серые глаза. Мне казалось, что я просидел так очень, очень долго, но на самом деле это были те две-три секунды, которые понадобились Малефику, чтобы бегом подняться вслед за мной по лестнице и включить свет.
Я бегло осмотрел учителя и облегченно вздохнул: он абсолютно цел, не считая рваной раны на шее, и, конечно, жив. Все просто: он обескровлен, вот и не приходит в сознание. Прежде, чем я успел додумать это до конца, моя кровь уже лилась в его приокрытый рот. Малефик, в отличие от меня, хоть и предельно эмоционален, но обладает потрясающей способностью мыслить рационально. Поэтому он, не тратя времени, обошел оставшиеся комнаты, и, когда я пришел в себя, перед лестницей рядом лежали Мишель и незнакомая мне девочка-подросток с золотисто-русыми волосами. Без сомнений, тоже вампир. Я бы, пожалуй, удивился этому факту, равно как и отсуствию в доме Инститориса и тому, что до сих пор сюда не явился Рауль, но отдал слишком много крови, и теперь голова у меня кружилась, и я чувствовал себя обессиленным. В последнее время я спал по три-четыре часа в сутки, меня это беспокоило, я все время ворочался, прежде чем заснуть, но сейчас я заснул бы раньше, чем успел лечь, если бы была такая возможность. Но как раз сейчас я себе такого позволить не мог. Пошатываясь, я встал, бережно опустив Ромео на пол – его лицо чуть потеплело, и рана на шее уже начала затягиваться – и чуть было не упал, но Малефик вовремя подхватил меня. Ругаясь сквозь зубы, он взял меня на руки и, невзирая на протесты, отнес в спальню, впрочем, уже не помню, что было после того, как он переступил порог, потому что измученный организм не мог больше бороться.